правого плеча. На перевале пост милиции, – пастух задумался и продолжил: – Если повезёт его пройти, то через время выйдите к аулу Кёнг-Суу. Там есть автобус, – старик замолчал, и молодые люди решили – он закончил, но тот одними губами произнёс: – Я его видел!
– Кого? – Матвей, теряясь в догадках, пожал плечами.
– Наверно, автобус, – предположила девушка.
– Тощий, а глаза горят, как у голодного шакала, – пастух покачал головой. – Худой человек.
Молодые люди сидели в напряжении, ожидая, может быть, пастух сообщит ещё что-нибудь, но тот умолк и больше не проронил ни слова.
– Узнаю. Генерал Чукарин, – Матвей зло сжал губы и сильно хлопнул по колену.
– Это кто такой? – всполошилась девушка.
– Ладно, – успокаиваясь сказал Матвей. – Давай есть. Потом разберёмся.
– Так ты расскажешь кто это такой, генерал Чукарин, и что он от тебя хочет?
– Он генерал кагэбэ и не от меня хочет. Он хочет у таранчей отобрать «Жёлтого императора», – Матвей изучающе посмотрел на Риту.
– Хорошенькое дело! – озадачилась девушка. – Нас преследуют сотрудники генерала кагэбэ? Почему ты молчал?
– Если бы сказал, что это изменило? Лечебник у нас, и мы возвращаемся домой.
– Значит, ему нужны уже не таранчи, а мы! – занервничала девушка. – Он от нас не отстанет. Что будем делать, Матвей?
– Идти домой, – сухо ответил Матвей.
– Так! – после некоторого молчания засуетилась Рита. – Война войной, а обед по расписанию, как говаривал Уинстон Черчиль. Сначала надо подкрепиться, и чтобы ты набрался сил! Для кого я это всё готовила?
Рита, которая умела добиваться своего, преуспела и на этот раз. За ужином они ели барашка, тушёного в горшке вместе с душистыми травами, собранными возле хижины, и улыбчиво переглядывались. Пастух ел молча, но еда ему нравилась, и он не старался этого скрывать, причмокивая губами и облизывая пальцы. Такое его поведение немного отвлекло молодых людей.
– Ты так быстро ешь? – удивилась Рита, взглянув на пустую тарелку товарища.
– Многолетняя привычка, – сконфузился Матвей.
– Все врачи так быстро едят? – потешалась Рита.
– При чём тут врачи? – не понял Матвей. – Это интернатовское. У нас если будешь мешкать, то товарищи всегда помогут доесть. А для интернатовца еда и сон – самое главное.
– Это как – «помогут»? – не поняла она.
– Например, воспитатель объявляет, что ужин, обед или завтрак закончен. Это значит – все должны встать из-за стола, отнести свою посуду в моечную и отправляться на учёбу. Так вот, если у кого-то остаётся в тарелке еда, а за этим всегда следят друг за другом, то несколько пар рук с ложками устремляется в твою тарелку. Миг – и тарелка пуста.
– А как же тот, чью еду съели? – вспышка страдального удивления исказило лицо девушки.
– Голодает до следующей еды, – Матвей отвернулся, пожалев о том, что всё это рассказал впечатлительной спутнице.
– Матвей! Какое у вас было самое вкусное блюдо? – произнесла расстроенная Рита.
– Честно? – Матвей посмотрел на девушку таким взглядом, от которого та забеспокоилась.
– Не пугай меня, – прекрасно улыбнувшись, воскликнула она. – Только не поджаренный на костре нерадивый повар.
– Почему же, – юноше шутка понравилась. – Повара у нас были прекрасные, добрые, всегда подкармливали добавкой или хлебом; правды ради, надо признаться, частенько каши были с зерновыми червячками.
– Как это? – у Риты округлились глаза. – Вы это ели? И даже никто не возмущался?
– В основном возмущались новенькие, – нехотя заговорил Матвей. – Привезут их из дома, после бабушкиных пирогов, вот и начинают выискивать в тарелке – что там плавает. Увидит червяка и орёт как дурак: «В каше черви, не буду есть!»
– И что воспитатели? – Маргарита была поражена откровением.
– А что воспитатели? Мы сами хорошо умели усмирять таких, – Матвей рассматривал лицо девушки. – Хороший подзатыльник крикуну – и жри, не рассматривая что там в тарелке!
– А если он отказывался?
– Тогда правило номер раз! – отрезал Матвей и умолк.
– Ну, да, – сама догадалась Рита. – Несколько ложек со всех сторон в миг очищали тарелку с кашей.
– Лучше я доскажу о своём любимом блюде, – заговорил весело Матвей, решив отвлечь девушку от грустных мыслей: – Самое коронное блюдо было в конце мая: на выпускной, мы с пацанами запекали на костре, у нас в саду, молодого щенка!
– Фу! Матвей! Что ты такое говоришь! – вспыхнула Рита.
– Ладно, ладно! Пошутил! – Матвея развеселило, смешно скорченное лицо девушки.
– А если честно? – не унималась она.
– А если честно? – Матвей задумчивым взглядом смотрел на собеседницу, ведь из них двоих только он знал, что сказал правду. – Интернатовец всегда голодный. Мы ели всё, что попадалось на глаза. Карманы всегда были наполнены хлебом. Сбегали на консервный завод, воровали там всё что попадалось под руку и набивали пазуху, чтобы утащить с собой. Так вот, за подкладкой пиджака накапливались хлебные крошки. Периодически воспитатели заставляли выворачивать подкладки. Ну знаешь, проверяли, что мы там прячем, и заставляли вытряхивать всё из них. Вытряхнешь полную жменю крошек, очистишь их от ниточек и другого сора, и отправишь в рот. Прижмёшь языком к нёбу и от сладости аж дух захватывало! – Матвей умолк и закрыл глаза. – Вот это было самое вкусное блюдо!
Маргарита была поражена. У неё не осталось эмоциональных сил о чём-либо спрашивать. Настолько потряс своим откровением рассказ об интернатовской жизни. Наступило долгое молчание.
Неожиданно из кошары раздалось писклявое мяуканье, и следом показался маленький котик с закисшими глазами и стоящим кверху хвостиком. Он бестолково оглядывался вокруг и не переставал мяукать. Одновременно с его появлением поднялась собака, до этого дремавшая под навесом.
– Так противно мяукает, – сморщилась Рита, ещё не оправившись от откровенного рассказа Матвея.
– Последний остался, – ответил хозяин, снова продолжив есть.
Весь рассказ гостя он слушал, устремив задумчивый взгляд куда-то вдаль; на эпизодах, которые его особо трогали, он начинал раскачиваться взад-вперёд и хрипловато похихикивать. Когда Матвей закончил, старик обтёр лицо ладонью, смачно сёрбнув воздух губами.
– Он его сейчас сожрёт, – обратил внимание пастуха Матвей.
– Фу! Забой, – глухо приказал пастух, увидев, как огромная собачья пасть, медленно склонялась над котиком.
Опережая морду, приближались к котику две тягучие, голодные слюны. Собака подчинилась, недовольно лязгнув клыками и обдав котика пеной. Ничего не подозревающий котик медленно переступал лапками и, оказавшись между собачьих лап, заигрался с ними. Забой словно не замечал беспечности котика, он зорко следил за хозяином. Стоило тому отвернуться, чтобы продолжить ужинать, пёс склонил голову над наигравшимся котиком, и снова начавшим жутко пискляво мявкать. И снова пасть, медленно открываясь, нависла над раздражителем слуха собаки.
– Забой, фу! – прикрикнул пастух, успев это сделать в тот момент, когда пасть стала накрывать голову котика.
Пёс уже недовольно, огрызнулся в ответ и грудным рыком выпустил голодную