— И в чем меня, Сергия Макарова, обвиняют?
— Незаконное занятие темными науками, подрыв государственных устоев и злоумышление против государя.
Полный букет. За такое виселица сразу маячит. Причем за каждый из трех пунктов.
— Как забавно. Я как раз завтра собирался встретиться с бывшими добровольцами, сходить на прием к князю. Рассказать, как мы долг перед Родиной выполняли в Африке. Вот смеху будет, если вместо злоумышления мне медаль какую дадут.
— Тебе — дадут. Тебе так дадут, что…
Сидевшая в комнате гиена аккуратно просунула голову у ноги хозяина и принюхалась. Любопытно ей было — кто это такой шумный ввалился на ее территорию? И чего спать не дают?
Первым зверя заметил стоявший сбоку от Шипилина полицейский, ткнул начальство локтем в бок.
— Что?.. А-а-а! Тварь! Нежить восставшая!
— Ты сдурел, что ли? Она домашняя, как собака! — закричал в ответ Сергий, но асессор уже выдрал из кобуры револьвер и начал стрелять. Пули защелкали по стене, одна звонко влепилась в дверной косяк. Следом открыли огонь остальные.
Подхватив взвизгнувшую защитницу, некромант повалился на спину и боком отполз в сторону. Доски, где он только что лежал, загудели под градом свинца.
— Паскуды безмозглые, ее-то за что?!
С трудом удерживая рассердившуюся Кусаку от атаки, Сергий оперся о кровать и прижал ее к себе. Самое худшее, о чем подозревал, случилось. Не будет никакого разбирательства. Никто и не посмотрит на бумаги, медали и прочий “мусор” от соседей. Для придурка в погонах — опасный арестант держит дома чудовище. И его нужно уничтожить. Можно — обоих разом. За нападение на господ из Особого отдела.
В груди заворочалась злоба, на кухне мигнула керосиновая лампа. Стоявший у окна монах не раздумывая долбанул локтем по стеклам и вывалился наружу. Он, в отличие от придурков внутри, прекрасно знал, чем заканчиваются подобного рода “развлечения”. Избу по бревнышку разметает, никто даже пикнуть не успеет. А ведь предупреждал, чтобы ему первому дали возможность поговорить с опасным преступником. Но — нет, в атаку побежали, грудью на пулеметы. Вот и добегались…
***
За стеной матерились и спешно перезаряжали револьверы. Лампа еще пару раз мигнула и погасла. Во всем доме наступила темнота, только в щель печной заслонки тонкой оранжевой полоской помигивали угли. Хозяин ждал, чтобы окончательно прогорели, потом бы вьюшку закрыл.
— Сдавайся, Макаров! — заверещал Шипилин, еще раз выстрелив в дверной проем. — Или мы тебя прямо там закопаем! А будешь сопротивляться, вообще спалим, вместе с хибарой!
— Слышь, ты, падаль тыловая, — неожиданно ответил Сергий и его тихий спокойный голос показался куда страшнее, чем любые крики и нецензурщина. — Если я выйду, ты даже помолиться не успеешь. Честное слово, кости из живого повыдергиваю и остатки на кол посажу. Подыхать будешь месяц, я это обещаю.
— Вашбродь, — зашептали в темноте, — уходить надо! Он же ведающий, вон что творит! Колдун проклятый, убьет всех, не успеем и глазом моргнуть!
— Чтобы я от колдунов бегал?
— Зачем бегать? Выйдем, дверь подопрем и охотников вызовем. Или этого заставим, которого попы дали. Пусть он с лиходеем силами меряется…
Не дожидаясь ответа, самый сообразительный затопал сапогами, воткнулся сначала в стену рядом с выходом в сени, потом уже скрипнул дверью и загремел пустым ведром снаружи.
Через минуту в доме чужаков не было.
Прижав к себе гиену, парень гладил ее по боку, ощущая горячую кровь под руками. Кусаке было больно, она чуть поскуливала и жаловалась хозяину на нехороших гостей. Ведь даже никого не тяпнула — а они…
— Тихо, моя девочка, тихо… Сейчас я тебе помогу… Прости, моя хорошая, но нельзя тебя оставлять. Добьют, еще живую сапогами запинают. Дикари они, маленькая, что с них взять… Закрой глазки, пожалуйста. Я рядом, я твою боль на себя приму. Спи, расслабься… Все будет хорошо. Я с тобой. Рядом. Всегда буду рядом…
Вздохнув, гиена расслабилась, закрыла глаза и мерно задышала. Секунда, другая — и в комнате наступила тишина. Сергий ощутил, как по лицу текут слезы. Верная помощница, преданная и любившая его просто за то, что он есть — ушла за грань. Навсегда. Отдав за хозяина жизнь. Поверив, что он защитит, как это было раньше. Подарит вечный сон, избавив от боли и страданий.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы в ответе за тех, кого приручили. До самой смерти.
Во дворе суетился коллежский асессор, раздавая приказы. Трое жандармов выстроились полукругом перед входом и держали на прицеле крыльцо и разбитое окно. Ждали, когда оттуда полезет жуть колдовская. За заборчиком переминались с ногу на ногу еще пятеро полицейских, приказом поднятых вечером с кровати для оцепления квартала и оказания необходимой помощи.
— Назар! Иди сюда! — неожиданно долетело изнутри. — Один иди, болваны пусть на улице остаются… Иди, или я сам выйду.
Монах мрачно посмотрел на Шипилина, тот окрысился в ответ:
— Что стоишь? Давай! Делай свое дело! Зачем тебя только с нами прислали, под ногами путаешься, толку от тебя…
— Фонарь дайте.
Получив жестяную коробку, охотник на нечисть оглянулся. За забором уже пятнали дорогу желтыми пятнами зажженные керосиновые лампы. Храпели лошади, запряженные в черную карету с решетками на окнах. Животные лучше других ощущали, как рядом копится лютая злоба, готовая ударить по всему живому. Убрать бы всех подальше, да подождать, когда ребятишки с опытом из епархии подъедут. Одному голову в пасть тигру совать — сожрет.
— Долго еще тебя ждать? — Шипилин не удержался и еще раз выстрелил в провал окна. На удивление, в этот раз попал.
— Ты, благородие, лучше не зли его. У меня сил удержать не хватит. Еще пукалкой своей погремишь и весь район на кладбище отправится…
Не обращая внимание на шепот за спиной, Назар медленно пошел вперед, освещая себе дорогу под ногами. Лампочка была слабая, но хотя бы что-то можно разглядеть.
В доме остро пахло горелым порохом и кисло — кровью. Второй запах монаху совершенно не понравился. Он помнил, как лет двадцать тому назад одного колдуна в глуши подстрелили с большой дистанции. Посчитали, что так будет проще. Деревня, где на околице обосновался “черный”, вымерла буквально за минуту. Слишком много дряни копят в себе такие любители с чертовщиной поразвлекаться. Поэтому хоронить их надо правильно, соблюдая огромное количество разнообразных обрядов и правил. Простые “пиф-паф” в таких случаях не работают.
— Я иду один, без оружия, — предупредил мужчина, замерев у входа в комнату.
— Знаю. Заходи. Не трону…
Некромант сидел привалившись к стене и медленно гладил огромного зверя, уткнувшего морду ему в живот. На шкуре масляными кляксами чернели ручейки крови.
— Слушай меня, Назар. Внимательно слушай. Я домой вернулся, никого не обидел, слова плохого не сказал. Хотел дело наставника продолжить, как положено. Духовник у меня даже есть, всю подноготную знает и грехи отпустил. А вы, вместо того, чтобы шансом воспользоваться и город от дряни разной прикрыть, в расход решили пустить.
— Это Особый отдел.
— Конечно. Только ты весь в белом… Герасим где? Молчишь?.. Так вот. Один раз скажу, ты же запомнишь. Накрепко… Она точно ни в чем не виновата. Грудью нас от нежити прикрывала, куски посытнее отдавала, только бы солдатики не голодали. Вы же ее, как шавку подзаборную. Боевого товарища. Награжденного за доблесть… Поэтому ты, Назар, как меня увезут, отвечаешь головой. Место на кладбище выберешь хорошее, чтобы душе покойно было. Могилку справишь и надгробие поставишь…
— Кто же позволит зверя и с людьми хоронить рядом?
— Кто это непотребство допустил, тот и позволит. Потому что если не сделаешь, я с того света вернусь. Я из сырой земли выберусь, найду тебя и на форшмак пущу. Рвать буду, пока не сдохнешь. И, поверь, ты точно после такого никогда не упокоишься. Я об этом позабочусь… Все понял?