А мне вдруг стало так все безразлично. Что мне эта магия, если в жизни все идет наперекосяк? Толку от неё? А так я хоть маме помогу.
— Давайте уже приступим, Давар.
Надрез был действительно болезненным, но я не позволила себе проронить и звука. По руке стекала струйка крови, а рядом стоял кристалл, который наполнялся бледно-розовой дымкой. Был бы здесь Алиан, он бы ужаснулся моему поступку. А если подумать — разве не ради мамы я все это затеяла? Магия так или иначе должна была помочь маме, вот пускай и помогает.
Когда кристалл был заполнен я ощутила небывалую легкость. Вот теперь все ясно и понятно. Я — просто студентка, не наделенная никакими особенностями, потому что моя чувствительность пропала после взрыва магии Эжен. Думаю, когда Давар сообщит отцу о произошедшем, папа простит меня. Он ведь получил именно то, что хотел — я избавилась от ненавистной ему магии. Теперь можно вернуться в Торон и жить, как будто ничего странного в моей жизни не произошло.
Давар предложил мне дождаться появления Сафрана Наимэ, который должен был вот-вот появиться, чтобы вместе с целителем Лонье произвести воздействие на маму природной магией. Время клонилось к полудню и я чувствовала что проголодалась, тем более что вместе с магией потеряла и немного крови. На руке на месте татуировки находилась повязка, а рукав платья пришлось так и оставить закатанным.
Двери, ведущие в отделение, распахнулись и появился Корвейн. Я очень обрадовалась его появлению — так радуются люди оказавшиеся в чужой и неприветливой обстановке и встретившие вдруг родного человека. Я окрикнула его и маг уселся рядом.
— Как ты узнал, что я здесь?
— Твоя блондинистая соседка подсказала. А что с рукой? — он провел пальцами чуть пониже повязки и, заметив выступившие мурашки, нахмурился:
— Так больно?
— Нет, просто щекотно. Я отдала свою магию для лечения мамы. Пришлось сделать надрез, чтобы татуировка не сдерживала магию.
Мой голос звучал как-то отстраненно и апатично. Я чувствовала сильную усталость, да и есть хотелось. Но надо дождаться Главного Целителя Империи.
Корвейн осторожно привлек меня к себе и коснулся губами макушки:
— Переживаешь по этому поводу?
— Еще не знаю. Наверное, пока не осознала, — голос все-таки сорвался чуть ли не до всхлипа.
— Эй, малышка, не вздумай реветь. Я уже говорил, что не нужна тебе эта чужеродная магия.
— Ты так говоришь, потому что ты маг от рождения. Ты не знаешь, какого это — лишиться магии.
— Рони, перестань. Ты не настолько успела с ней сродниться, чтобы убиваться по ней. Главное, чтобы она принесла пользу.
Когда появился Сафран меня пригласили в палату к маме. Как и в прошлый раз, мама была полностью поглощена рисованием. И тут и там лежали разрисованные листы бумаги. Сама она сидела за столом и с вдохновением рисовала. Её рисунки были похожи на хаотичное нагромождение разноцветных пятен. Какого-то смысла в её рисунках я не заметила, но мама имела сосредоточенный вид, будто прекрасно осознавала что делает.
С рисунков я перевела взгляд на саму "художницу". Мама изменилась после того как её перевели в больницу. Появился осмысленный взгляд, движения приобрели плавность и неторопливость. Дома за мамой ухаживала нанятая сиделка, которая жаловалась, что мама не всегда позволяет себя умыть и причесать. Сейчас же мама выглядела опрятно и ухоженно. Хочется думать, что она уже сама следит за собой. Её каштановые волосы были заплетены в две косы, что молодило маму. Да и домашнее платье с оборочками придавало ей кокетливый вид.
Пока Давар устанавливал кристалл и ловил нужный ракурс, Сафран просто сел напротив мамы за стол и тоже рассматривал её. Потом перевел взгляд на меня:
— Вы очень похожи с Энни. Наверное, именно поэтому и унаследовали чувствительность.
— Чувствительность пропала. Должно быть, магия Эжен уничтожила её.
— Возможно… Фамилия Ирги не очень подходит вам. Она имеет северное происхождение, но не вы, не ваша мама не похожи на северянок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это папина фамилия. Он северянин. А мама родилась в Дижоне. Её девичья фамилия распространена именно в центральной части Империи. Энни Бришале. Мне она нравится гораздо больше, чем Ирги.
— Энни Бришале… Да, красиво звучит. Вам, наверное, после провинциального Дижона в Польене кажется слишком шумно?
— Да. Но теперь это уже не актуально. Я хочу вернуться в Торон, если возьмут.
— Не беспокойтесь об этом, Шарони. Я поговорю с ректором и он не откажет.
Я посмотрела на Сафрана, который продолжал смотреть на маму. Почему он помогает мне? Все из-за чувства вины, из-за того, что дважды проморгал эксперимент над людьми?
В первую нашу встречу в Институте в Тороне, когда я еще не знала о своей чувствительности, я отчетливо уловила его усталость и раздражение. Он доволен своей должностью? Это, наверное, непросто — быть Главным Целителем Империи? Сколько он уже занимает эту должность? Сколько вообще ему лет? Я знала, что маги живут немного больше обычных людей. Большинство легко дотягивает до ста лет. Сафран не выглядит старым и дряхлым. Ему, должно быть, не больше семидесяти.
Мои размышления прервал голос Давара:
— Все готово.
Меня попросили не вмешиваться и сидеть тихо, как мышка. Давар встал за спиной мамы, а Сафран напротив неё. Магия из кристалла после щелчка Давара стала тянуться тонкой струйкой в мамину сторону. Сами целителя производили пассы руками, словно не давая магии распылиться по палате, а заставляя тянуться именно к маме.
Розовая дымка окутала худенькую мамину фигурку и я заметила, что кисть выпала из её рук. Мама сначала замерла, будто прислушиваясь к чему-то, потом стала нервничать: зажимать уши руками, прогонять от себя розовую дымку. Мне стало страшно — а если магия навредит? Но я сидела рядышком и не шевелилась.
Давар покинул свое место и спрятал кристалл, который опустел на треть, в бархатный футляр.
— Еще раза на два хватит. На сегодня достаточно.
Мама снова взялась за кисть, но через минуту отложила её и подняла глаза. А потом обвела всех присутствующих в палате удивленным взглядом.
Корвейн настоял чтобы я поехала к нему. Вид у меня был настолько измученный, что все мои возражения он пресек на корню. Не стала тратить остатки сил на споры и просто позволила магу делать все, что захочется.
Сафран заверил меня, что сам сообщит отцу об изменениях в состоянии мамы. Я было поинтересовалась, с чего вдруг такая забота, но Корвейн просто подхватил меня на руки, и унес из больницы, ворча по поводу бессердечных целителей, которые замучили девочку.
Глава 27. Торон
Проснулась я в доме Корвейна ближе к вечеру. Разбудили меня громкие голоса в особняке. Прислушавшись, я различила голос Корвейна, а вот второй — женский, высокий был мне незнаком. Быстро привела себя в порядок и осторожно выглянула из комнаты. Я ориентировалась на звук голосов, и, подойдя к дверям, за которыми и шел разговор, я остановилась. То, что эти двое ссорились, я уже и так поняла, разговор шел на повышенных тонах, и женский голос звенел на весь этаж:
— Вейн, где твое благоразумие? Отец никогда не даст своего согласия!
— Мама, я уже все решил.
Мама?! От неожиданности я оперлась об одну из створок двери и она, поддавшись, отворилась. Теперь уже поздно убегать и я вошла внутрь, чувствуя, как сгущается воздух от царившего здесь напряжения.
Корвейн сразу подошел ко мне и взял за руку:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Как ты?
— Все в порядке, Корвейн.
— Рони, познакомься, это моя мама — Дариэна Аранжайн.
Я вежливо улыбнулась:
— Очень приятно. Меня зовут Шарони.
Если не вглядываться, то с первого взгляда Дариэна больше была похоже на старшую сестру Корвейна, а не на маму. Но сходство было поразительным — маг был копией своей матушки, только с более мужественными чертами лица. Высокая, стройная, без намека на хрупкость и изнеженность, Дариэна смерила меня любопытным взглядом.