в трубочку листок бумаги. Видимо, на нём дядюшка в письменном виде изложил то, что больше не хочет быть опекуном Михаила и Марии Волковых.
— Сударыня, не устраивайте истерику, — попросил попятившийся Георгий Александрович, сверху вниз глядя на мою тётку.
— Дорогая, поднимись, — приказал ей дядюшка, подхватил её под руку и поставил на ноги, что-то шепча ей на ухо и прожигая меня злобным взглядом.
— Ученик, сходи за своими вещами, — приказал мне князь. — А я тут постою.
Я с большим облегчением покинул холл, преодолел лестницу и зашёл в свою комнату. Там уже стояли два пожёванных жизнью чемодана, когда-то принадлежащих моему отцу. Мария сидела на одном из них, взволнованно грызя ногти. Но увидев меня, она тотчас отдёрнула пальцы ото рта и с отвращением поглядела на ногти, будто только сейчас поняла, что делала.
— Свершилось, — приподнято проговорил я, пытаясь приободрить изнервничавшуюся сестру. — Мы свободны. Поднимайся и пошли отсюда.
— Миша… я вот тут подумала, — начала она, опустив взгляд.
— … Даже не начинай! — рявкнул я. — Мы все решили! А у тебя синдром узницы, проникшейся симпатией к тюремщикам. Мы ведь просто покинем этот дом, и дядя перестанет быть нашим опекуном. Тебя никто не заставляет рвать связь с этой семьёй.
— Но они же после такого…
— … Это их проблемы, — снова перебил я Марию. — Если у них есть хоть капелька родственной любви к тебе, то они будут с тобой общаться, а ежели не станут этого делать, то это будет означать то, что мы все правильно сделали. Всё, пошли.
Сестра нехотя поднялась с чемодана, а цапнул оба и вместе с ней покинул комнату, даже не став мелодраматично осматривать её, скользя затуманенным воспоминаниями взглядом по царапинкам на столе, паутине в углу и прочим мелким деталям, уже ставшим привычными.
В коридоре же мы наткнулись на Фроську, Ивана и старушку Авдотью.
— Значит, уезжаете, — то ли искренне, то ли нет грустно вздохнул Иван, глядя в пол.
— Вы уж не забывайте нас, — печально улыбнулась Фроська и с надеждой посмотрела на меня.
И вот по её-то глазам я прочёл, что у неё в голове носятся лишь чисто меркантильные мысли. Всё-таки я не хрен собачий, а уже обрётший вес студент Императорского университета. И дальше, по идее, меня ждет блестящая карьера. Если же, конечно, я на всей скорости не влечу в какой-нибудь шлагбаум, преграждающий мне путь наверх. Фроська всё это понимала, поэтому и не хотела терять связь с таким родственником. Мария же её мало волновала. Она даже не посмотрела на неё.
А вот бабка Авдотья посмотрела и сказала
— Ну, Мария, всего тебе хорошо. И удачи вам обоим. Меж нами много всякого случалось, но вражды точно не было, посему я с чистым сердцем желаю вам обрести достойную жизнь. И уж уважьте бабку, придите на мою могилку. Чую, недолго мне осталось.
Сестра после таких слов совсем расклеилась. Хлюпнула носом, бросилась на шею бабки и зарыдала. Ну а я мрачно вздохнул и приказал Ивашке:
— Возьми чемоданы, Марии. Они у неё в комнате. Поможешь до машины донести.
— Конечно-конечно, — протараторил двоюродный брат и заскочил в комнату моей сестры. А вышел оттуда он уже с двумя чемоданами. И вместе со мной стал спускаться по лестнице, а позади нас плелась зарёванная Мария.
Благо в холле её слегка отрезвил пропитанный злобой взгляд тётушки, чуть ли не скрежещущий зубами. Она что-то хотела ядовито сказать, но дядя сжал её запястье и указал взглядом на князя, беззаботно посвистывающего около входной двери. Тётушке пришлось проглотить гадость, вертящуюся у неё на языке. И она даже ничего не сказала Ивану, который, в её глазах помогал Иудам.
— За мной, — махнул нам рукой Георгий Александрович и напоследок философски бросил моему дядюшке: — Бог дал, бог взял. А если вы действительно так любите их, то сможете восстановить добрые отношения. Доброй ночи.
Он вышел вон, а мы молча последовали за ним. Мария сразу уселась на заднее сиденье автомобиля, а мы с Иваном ещё немного помучались с чемоданами. Три влезли в багажник, а один пришлось засунуть в салон автомобиля.
— Благодарю, — сказал я Ивану и забрался в машину.
— Мы всегда будем родственниками! — громко сказал двоюродный брат, на фоне зарычавшего мотора.
— Он прав, — поддакнул князь, погнавший автомобиль по ночным улицам города. — Не думаю, что тебе и Марии стоит разрывать отношения с Иваном и Ефросиньей. Они могут измениться. У вас у всех такой возраст, что ещё непонятно какие люди из вас вырастут.
— Поживём — увидим, — философски проронил я.
Георгий Александрович хмыкнул и больше ничего говорить не стал. Так мы и поехали к его особняку, порой слушая тяжёлые вздохи да редкие всхлипы моей сестры. Благо, она заметно успокоилась к тому времени, как мы подъехали к особняку князя. Он её впечатлил, как впечатлило и его убранство, когда Георгий Александрович устроил нам короткую экскурсию и показал выделенные нам покои. Роскошные покои. Я мигом ощутил себя минимум графом. Да и моя сестра, судя по её робкой улыбке, тоже почувствовала нечто подобное.
— Мария, располагайтесь, — проговорил князь, обведя рукой просторную комнату, больше похожую на зал. — А нам с вашим братом нужно посетить одного моего знакомого, дабы составить ему компанию для игры в карты. Он просто заядлый полуночник. Только утром засыпает. Поэтому мы и отправляемся к нему в столь странное время, оставляя вас лишь со слугами. Но что поделать, я обещал ему, а обещания нужно держать.
— Я всё понимаю, — улыбнулась сестра и следом начала горячо тараторить слова благодарности.
Князь с доброй улыбкой выслушал их и пожелал Марии доброй ночи, после чего мы вместе с ним вышли в коридор, где я тихонько проговорил:
— Вы восхищались моей способностью лгать, не моргнув глазом, но мне очень далеко до вас. Мне до сих пор кажется, что мы сейчас поедем играть в карты, а не в больницу к дочери Воронова.
— Обрати внимание на нашу разницу в возрасте, — поднял указательный палец князь, спускаясь по чугунной витой лестнице, ведущей в гараж. — Ты чуть ли не вдвое младше меня, а лжёшь так же уверенно, как я. Ты явно талантливее меня.
— Ваша светлость, вы меня засмущали, — усмехнулся я, открыв дверь.
Гараж встретил нас