— Тот же, кто шантажирует мисс Бичем.
— Ради чего?
— Не скажу.
Мисс Чаллонер плотно закрыла рот.
— Вы сами выберете, в какой палец мне прицелиться, или это будет большой? — Маркейл встала.
— Я не могу назвать этого человека, иначе он…
У мисс Чаллонер округлились глаза, когда Маркейл сделала шаг вперед.
— Итак? — тихо произнесла Маркейл, направив пистолет вниз к ступне мисс Чаллонер. — Он стоит вашего пальца? Или, быть может, двух?
— Пожалуй, молчать уже не имеет смысла, теперь вы все равно раньше или позже сами все узнаете. Его имя Энистон, — торопливо произнесла мисс Чаллонер. — Джордж Энистон. Он кузен герцога Олбани и…
— Что?
У Маркейл перехватило дыхание.
— Ты его знаешь? — спросил Уильям.
— Он и Колчестер… Они друзья. Энистон обирал Колчестера, и я сделала все, что могла, чтобы они расстались. Полагаю, это привело его в негодование, и он начал шантажировать меня. За что шантажируют вас? — обратилась Маркейл к мисс Чаллонер.
— Не скажу, — покачала головой женщина.
— Скажете не только это, но и еще многое другое, — мрачно пообещал Уильям и взял у Маркейл пистолет. — Позволь мне.
— Конечно. — Сев в кресло напротив их пленницы, Маркейл задумчиво рассматривала ее. — Подвергаться шантажу неприятно. Как вы угодили в лапы Энистона?
— Я пригласила его к себе домой, думая, что он может знать что-нибудь из того, что я пыталась выяснить. А он просто воспользовался возможностью порыться в моих вещах и взял то, что не должен был брать, то, что я должна вернуть себе любой ценой.
На застывшем лице женщины Маркейл прочитала откровенный страх.
— Что же он взял, что так ценно для вас? — заинтересовалась Маркейл.
На мгновение лицо мисс Чаллонер смягчилось, и Маркейл подумала, что, возможно, услышит правду, но женщина сделала неопределенное движение плечами и сказала:
— Энистон ждет меня в Эдинбурге. Получив ониксовую шкатулку, он вернет мне то, что взял у меня.
— Вы действительно думаете, что он выполнит ваше соглашение, если вы вернетесь со шкатулкой из оникса? — осторожно спросила Маркейл.
— Должен. Он все время говорит, что поступит со мной честно. — Мисс Чаллонер на секунду закрыла глаза, а потом заговорила тихим голосом. — Хорошо. Ваша проклятая шкатулка у меня. Энистон пообещал вернуть мне мою… вещь в обмен на нее. Конечно, каждый раз, когда я выполняю его задание, он говорит, что нужно сделать еще только одно дело.
— Быть может, вам обратиться на Боу-стрит или…
— Нет.
Маркейл вздохнула; она с каждой минутой все больше и больше сочувствовала этой женщине, так как видела, что мисс Чаллонер по-настоящему боится Энистона. Что же он за чудовище?
— А что случится, если вы приедете в Эдинбург без шкатулки? — спросил стоявший у двери Уильям.
— Не знаю, но стараюсь пока не думать об этом. — Мисс Чаллонер расправила плечи, ее глаза загорелись, и Маркейл чуть не задрожала от их мрачного света, а мисс Чаллонер остановила взгляд на Уильяме. — Я только знаю, что в ту секунду, когда он вернет мне мою вещь, я осуществлю свою месть — и она будет не из приятных.
Раздался резкий стук в дверь, и Уильям отпер ее — на пороге стоял Постон с небольшим бархатным мешочком в руке.
— Я нашел, кэп! Он был зашит в седельной сумке лошади с разрезанным копытом. Думаю, возможно, поэтому след был таким отчетливым.
Он с любопытством смотрел на мисс Чаллонер, очевидно, удивленный тем, что у француза вьющиеся рыжие волосы и он вовсе не мужчина.
— Мы пометили копыта лошади на случай, если ее украдут или она убежит от нас. Так мы смогли бы найти ее. — Мисс Чаллонер вздохнула. — Вы воспользовались этим, чтобы выследить нас?
Постон кивнул.
— Именно поэтому мы обыскивали всех в гостинице.
— Можете посторожить немного нашу пленницу? — Взяв мешочек, Уильям передал Постону заряженный пистолет. — Мисс Бичем и я должны собраться для возвращения в Лондон.
— А как же я? — спросила мисс Чаллонер.
— Мы возьмем вас с собой и, когда прибудем в Лондон, сдадим констеблю. Он решит, что с вами делать.
Повернув голову, мисс Чаллонер смотрела в окно.
Пройдя через холл, Уильям и Маркейл вошли в общий зал и обрадовались, что в нем никого нет.
Положив на длинный стол бархатный мешочек, Уильям достал из него ониксовую шкатулку, и она засветилась в лучах предвечернего солнца, словно радуясь, что освободилась из своей мрачной темницы.
— Наконец-то.
— Она прекрасна. — Маркейл покачала головой. — Трудно поверить, что такая простая вещь может доставить столько неприятностей.
— Согласен. Что ты собираешься делать с Энистоном?
Уильям посмотрел на нее.
— Я все расскажу Колчестеру, и Энистон будет так опозорен, что никто не поверит ничему, что он скажет обо мне. Думаю, дело совсем не в деньгах, а во влиянии. Энистон хотел убрать меня, и это такой же хороший способ, как любой другой.
— Он бы постоянно требовал у тебя деньги…
— И я бы нервничала, осталась бы одинокой, беспокоилась бы, что слуги и другие окружающие меня люди… — Она неуверенно помолчала и добавила: — В последнее время я начала понимать, что между мной и Колчестером нет настоящей дружбы. Он… он использует меня, а я использую его.
В этот момент она выглядела такой одинокой, что у Уильяма сжалось сердце.
— Маркейл, я…
У входа прозвучал голос, низкий и благородный, с примесью легкого недовольства.
— Это голос мне знаком. — Уильям подошел к двери и заглянул за угол. — О, черт, что ты здесь делаешь?
Роберт снимал плащ, задрав нос вверх к крючкам вешалки, и, казалось, нисколько не удивился, увидев Уильяма.
— Наверное, существует более подходящее место для плаща, — просто холодно сказал он. — На этой вешалке у него вытянется воротник.
— Неси сюда свой чертов плащ. Если хочешь, можешь расстелить его на диване.
— Пожалуй, это подойдет, — вздохнул Роберт и последовал за Уильямом в комнату, а увидев Маркейл, остановился и элегантно поклонился. — Мисс Бичем! Приятно видеть вас.
— Мой брат Роберт. — Уильям махнул рукой в сторону брата. — Не помню, знакомы ли вы.
— До этого момента — нет. — Маркейл сделала реверанс. — Если позволите, я пойду уложу вещи и распоряжусь, чтобы отнесли вниз наши сундуки.
Уильям провожал ее взглядом, и Роберт, дождавшись, пока она выйдет из комнаты, взглянул на брата.
— Вблизи она еще более хороша. О большинстве актрис я бы такого не сказал.
Снова повернувшись к брату, Уильям обратил внимание на его кружевные манжеты, выглядывавшие из рукавов куртки — Боже правый, настоящий франт.