ГОЛ!!!
Так это — что? Ничья?
3:3! Начинаем все сначала! Сколько там осталось? Минут шесть с добавленным.
Но мало, мало! Если бы шотландцы вели себя по-человечески, мы согласились бы с ничьей, теперь же каждому хотелось восстановить справедливость, взять свое, наказать.
Только ввели мяч с центра, наши придавили прессингом. Кинулись вдвоем на одного, прижали, заставляя противника отступать все дальше и дальше, вжиматься в штрафную.
Шотландцы встали, выстроились. С нашей стороны пошла распасовка и попытка удара. Раз удар. Вынесли. Наш подбор — обратно в переднюю линию. Два удар…
Зреет, зреет гол. Сколько времени осталось? Три минуты. Давайте, парни, жмите!
Трибуны орали, свистели и изрыгали проклятья. Тренер их носился по бровке, махал руками. Передо мной остался всего один защитник — мало, не по правилам, но я спасу, если что. Я смогу!
Ожидался удар издали, потому что плотно стояли шотландцы. А наши сыграли в какой-то гандбол. Есть такая тактика, когда кружат вокруг вставших забором и кидаются спиной на противника. Падают спиной в объятия защитников — делают бреши в стене. И в такую брешь скользнул, как на коньках, перебирая ногами на вираже, Кокорин. А мяч ему накинули черпачком. И он принял, как на тренировках — мягко-мягко, точно на подъем. И не опустил, а с ходу — на! Вратарь кинулся к нему, но мяч по немыслимой траектории пошел в дальний верхний угол.
3:4! Мы повели!
Только разыграли мяч, как прозвучал свисток. Да! Да! Да! Игра окончена! Мы выиграли!
Саня Кокорин подбежал к камерам и как заорет:
— Скотланд! Х… вам! — и пальцем в ворота тычет и в трибуну, в ворота — и в трибуну. — Х… вам, поняли⁈
И ржёт, как ненормальный. А нет, уже и не ржёт. Уже нет его — накрыла героя волна наших, образуя кучу-малу!
Свистка не было слышно, а ведь это свисток об окончании игры.
Да! Мы смогли!
Глава 25. Наидостойнейший из достойных
После победы над «Рейнджерс» в раздевалке было светопреставление. Все скакали, орали, поздравляли друг друга, только у меня осадочек остался. Все-таки по моей вине нам закатили, и как ни убеждал себя, что с ситуацией не справился бы даже лучший в мире вратарь, не помогало. Это были минуты моего позора. Зрители ж не знали, в чем дело, они видели, что Нерушимый ведет себя на воротах, как слепой котенок. Наверное, обзывали, проклинали, как обычно это делают болелы, когда их фаворит косячит. Надеюсь, в СССР не будет прямого эфира, и наши комментаторы расскажут, как все было на самом деле.
А еще глаза пекли огнем и холодом по позвоночнику прокатывалось осознание, что завтра меня ждет откат. Два раза подряд они были безобидными, по теории вероятности должно жестко накрыть.
Переоделся я первым — динамовцы все ликовали и обменивались впечатлениями, желали арбитрам и фэнью всего хорошего. Марокко светился, как сегодняшнее солнце, аж глаза болели от него. Когда вошел расстроенный Аксель, тренер отвел его в сторону и принялся предъявлять претензию — что поведение фанатов было недопустимым, и их надо призвать к ответу. Аксель что-то сказал, и Марокко свистнул в свисток, привлекая внимание собравшихся.
Все притихли, повернули головы. Заговорил Аксель:
— Господа…
— Товарищи, — поправил его Марокко. — Господ мы давно повывели.
— Товарищи, — сказал сопровождающий. — Сейчас по улицам рыщут разъяренные фанаты, которые устраивают погромы. Привлечены полицейские. Во избежание неприятностей, огромная просьба не покидать пределы стадиона, ужин в банкетном зале отменяется, потому что помещение повреждено. Еду вам принесут в номера. Отправление в аэропорт, как и запланировано, завтра в 10.00. Спасибо за понимание!
— Не удался сюрприз, да? — не сдержал эмоций я, ведь сопровождающий был в сговоре с болелами, из-за него я пережил полчаса позора, и глаза болели.
Он удивленно вскинул брови и сделал вид, что не понял, о чем я.
— Какой сюрприз?
— С солнечными зайчиками, — ядовито улыбнулся я и посмотрел в упор, Аксель отвел взгляд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Наши все притихли, уставились на него.
— Не понимаю, о чем ты.
Справедливо было бы уличить его во лжи, но что я ему предъявлю? Обвинения покажутся голословными, потому развивать тему я не стал, а наши потеряли к нему интерес и продолжили общаться друг с другом.
Как только он удалился, вошел наш врач, закапал мне глаза какой-то щипучий раствор, и я ощутил легкое прикосновение к разуму. Ха, вот и бээровец-телепат! Открыв сознание, я принялся думать о прелестях Энн и о том, что неплохо бы с ней снова провести ночь, поговорить и убедить в том, как хорошо в Советском Союзе.
Бээровец оставил меня в покое, а я подумал о том, что, похоже, он не в курсе того, что перед ним агент. Ну а что, логично проверять парней прямо здесь, так сказать, в процессе вербовки, а не на месте. И на чемпионате мира к командам приставят по бээровцу, потому что спортсмены — цель номер один для вражеских спецслужб, причем работу они начнут задолго до вербовки и на территории СССР.
Мои познания о работе агентов ограничивались прочитанным в прошлой жизни: они собирают компромат на кандидата или его близких, а потом угрожают его обнародовать. Этот товарищеский матч прошел можно сказать спонтанно, и не было времени подготовиться, а до чемпионата больше года.
— Вот уроды, — возмутился Исаматов. — Сами ж играли нечестно, еще и быкуют! Максим Романович, а можно их как-то наказать?
Марокко сказал:
— Если бы мы проиграли, был бы смысл бодаться, но нам завтра домой, весь мир и так все видел. И нечестное судейство на предыдущих играх, и то, что было сделано сегодня. Англичанам с шотландцами за это отвечать и краснеть, не нам.
Тренер остановил взгляд на мне, как раз когда я протирал глаза.
— Саша, ты держался как настоящий боец. Спасибо от нас всех. И от всех болельщиков Советского Союза, которые смотрели трансляцию.
От неожиданности я аж онемел. И совсем обалдел, когда Денисов захлопал в ладоши, и к нему присоединились остальные, даже Полозенков аплодировал, правда, делал это неохотно. Я сосредоточился на Марокко: убедившись в том, что я и правда талантлив, он очень хотел такого вратаря в команду.
— Пятьсот тысяч! — сверкая глазами, воскликнул Антон Бако, наконец переставший на меня злиться. — Я богат! Мы все богаты!
— Я куплю «Волгу-кросс-спорт», — мечтательно закатил глаза Кокорин.
— А я — квартиру, — улыбнулся Антон. — И женюсь!
Марокко погрозил пальцем Кокорину:
— Не будет тебе этой машины, ты ж убьешься к чертям! И как без тебя команда?
— Имею право! Я заработал! — уперся Кокоша.
— Купишь — на скамейку сядешь. Вот пойдешь на пенсию, тогда покупай хоть виселицу.
Пока они пререкались я думал о том, какой праздник сейчас в Михайловске. Наверное, как когда наши выиграли у Испании, пусть тогда и говорили, что этот матч — договорняк.
Когда все переоделись, Марокко велел идти организованной толпой, от стаи не отбиваться — во избежание неприятностей. Выйдя в коридор, я услышал приглушенный вой сирен и вопли разгневанных болельщиков. Это ж позор: врагу дома, на родине футбола, продуть, да вопреки всем их стараниям!
Сейчас бы напустить на них полицейских-болельщиков «Селтика», те выполняли бы свои обязанности с радостью.
По пути в номер я вертел головой, надеясь увидеть Энн, но ее нигде не было. И правда, что она тут забыла, функция-то ее выполнена, она меня завербовала.
— Ну блин, говорят, в Шотландии виски крутой! — канючил Кокорин, шагающий позади. — Максим Романович, неужели мы не заслужили? Может, пацана этого, Акселя, заслать за горючим?
— Да, мы заслужили, — поддержал его Полозенков. — Я бы домой взял пару бутылок, на подарки.
Уже в коридоре гостиницы, прежде чем динамовцы разошлись, Марокко собрал нас и объявил:
— Внимание! Признаю, вы заслужили, чтобы расслабиться…
Его голос утонул в многоголосом вопле радости. Тренер подождал, пока все успокоятся, и продолжил: