После обеда Аксель повел нас на экскурсию по стадиону, рассказывал он сам, по-русски, иногда коверкая слова, но смысл был ясен.
Старейший стадион, построенный аж в 1899 году. Почему такое название? Потому что так назывался парк, где он основан. Один из самых больших стадион в Шотландии, рассчитанный на 50000 человек, но были времена, когда он вмещал и 118000 во время товарищеского матча «Рейнджерс» со своим извечным конкурентом «Селтиком». Эти команды прямо как наши «Зенит» и «Спартак»! А в 1917, когда у нас назревала революция, стадион посетили король Георг Пятый и королева Мария — поблагодарить горожан за помощь в Первой мировой войне.
Про обрушение конструкций в 1902 и 1971 он ничего не сказал, ну как же, в Багдаде все спокойно и руки не рубят.
Аксель был отличным рассказчиком, мы слушали, разинув рты. Ощущение было, что он пытается нам внушить, что, играя с местной святыней, мы просто обязаны проиграть. Желания его настораживали: он очень хотел, чтобы 25 июля, которое по майанскому календарю — день вне времени, было солнечно, ведь шотландцы приготовили нам пару сюрпризов.
Что за сюрпризы такие? Готовятся вражины, трепещут, коварные планы лелеют. Слабительное подмешают в еду? Но при чем тут солнце?
А здесь у них Зал трофеев, где столько кубков и наград, что даже моя память все не уместит. Ну точно мы обязаны проиграть! Но главное — в каждом его слове сквозила любовь и невольно передавалась нам, заставляла проникаться историей легендарного клуба.
Судя по рассказу Акселя, в этой реальности в начале двухтысячных клуб не столкнулся с грандиозными финансовыми проблемами и не вылетел в четвертый дивизион. Владельцем клуба был не южноафриканец Дэйв Кинг, а некто Джим Маккол.
Экскурсия длилась больше трех часов, под конец парни, у которых оперативка поменьше, чем у меня, начали зевать, глаза у них остекленели. Аксель уловил это и быстренько свернулся.
Я на время выдохнул, потому что отпала необходимость бороться с желанием вставить свои пять копеек.
Когда все закончилось, я подошел к Марокко, отвел его в сторону и сказал:
— Максим Романович, у меня к вам огромная просьба.
Он напрягся, словно я был для него чем-то опасен, и проворчал:
— Что еще? По поводу состава — думаю.
Я качнул головой.
— Нет. Мне лучше не участвовать в пресс-конференции. Потому что у меня сегодня ядовитость повышена, и я могу наболтать лишнего.
— Что за чушь! Состав участников утвержден. Точка. Даже Денисов будет участвовать.
— Это правда очень серьезно. Я могу навредить. Пусть Кокорин вместо меня идет, ему только в радость.
Марокко прищурился:
— Если сольешься — об основном составе забудь.
Глава 24. Как на войне
Небольшой зал был полон. За длинной трибуной расположились Марокко, я, мрачный Денисов и Антон Бако, единственный цветной динамовец. Переводчиком-синхронистом был Аксель, стоявший возле Марокко. До начала пресс-конференции осталось две минуты, зал гудел, щелкали фотоаппараты, переругивались операторы, деля территорию.
«Не болтать. Не язвить. Отвечать односложно», — программировал себя я.
Надеюсь, я не буду интересен журналистам, пусть Антон и Денисов отдуваются. Хотя за Игоря я тоже переживал: он не привык лицемерить.
Мой взгляд скользил по лицам, надолго ни на ком не задерживаясь, пока в последнем восьмом ряду с краю я не обнаружил Энн, которая улыбнулась, когда поняла, что замечена, и помахала рукой. Сердце пропустило удар, как будто мне было не все равно. Или это от предчувствия того, что меня вот-вот будут вербовать?
— Здравствуйте, дамы и господа! — чуть ли не прокричал в микрофон Аксель по-английски, и воцарилась тишина.
Денисов немигающим взором уставился в зал, напрягся, как боксер перед поединком. Антон, напротив, был расслаблен, глаза его горели.
— Всем известно, что 25 июля состоится главное спортивное событие месяца. Сегодня у нас в гостях «Динамо», легендарная команда из СССР, которая проведет товарищеский матч с нашими «Рейнджерс». Присутствуют: главный тренер «Динамо» Максим Романович Костенко…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Марокко встал, кивнул — зал зааплодировал.
— Вратарь команды Александр Нерушимый.
Я поднялся и поприветствовал собравшихся, подняв руку.
— Капитан «Динамо», опорный полузащитник Игорь Денисов.
Громыхнув стулом, Игорь встал, кивнул. Зал загудел, аплодировали ему нехотя.
— И нападающий Антон Бако!
Антон белозубо улыбнулся, помахал рукой, сорвал аплодисменты и заулыбался еще шире — парню вскружило голову внимание.
— А теперь вопросы!
Вверх взметнулись десятки рук. Аксель указал на молодого араба в самом конце зала.
— Айвон Джонс, — представился он. — «Гринок Телеграф». Вопрос Игорю Денисову. Что вы такого сказали Джону Задзисаю, что спровоцировало драку.
Денисов сжал челюсти, покосился на Марокко и процедил:
— Сейчас и не вспомню. Это было сказано в порыве гнева после того, как Джон применил по отношению ко мне грубое физическое воздействие.
— Джон уверяет, что вы назвали его грязной тупой гориллой и ниггером.
Денисов закатил глаза и развел руками.
— А он вам не сказал, каким эпитетом наградил меня первым? А то я не помню — в порыве гнева такое случается.
Вопрос загнал араба в тупик, он смолк, и право слова перешло к молодой журналистке.
— Игорь, считаете ли вы себя расистом?
— В СССР нет расизма, — ответил Денисов. — Мы не делим людей на расы, только на хороших и плохих.
Он злился, очень злился, хотелось отодвинуться от него, чтобы ненароком током не ударило.
— Я беседовала с Джоном. Он сказал, что вы назвали его грязным ниггером.
— Молодой человек утверждает, что — гориллой, — парировал Денисов. — Спросите у Антона Бако, есть ли у нас расизм или нет.
Антон потер руки и с радостью разразился спичем, что его все любят, у нас в стране нет гетто для цветных, иностранцев и бездомных и все равны, чем заставил зал ненадолго замолчать.
Аксель передал слово толстой негритянке:
— Мистер Нерушимый, а что ты скажешь о расизме?
— Скажу, что ваш брехливый Задсисян и есть расист, — брякнул я и, сообразив, что меня несет, быстро переключился, спросил у женщины уже по-английски: — А лично вам приходилось сталкиваться с расизмом здесь?
Она разинула рот и растерянно захлопала глазами. Энн эмоций не выказала. Вот же твари лицемерные! Марокко кашлянул и глянул злобно. Ну, я предупреждал!
Слово взяла похожая на моль женщина средних лет, седая, коротко стриженная, в сером костюме.
— Александр Нерушимый, будете ли вы играть в основном составе?
— Да, — кивнул я, — надевайте килты и готовьтесь к завоеванию.
Черт! Хорошо, они не знают этот анекдот. Или знают, вон как лица вытянулись? Марокко побагровел, я наклонился к нему и шепнул:
— Перехватывайте слово.
Но, слава богу, меня больше ни о чем не спрашивали.
Когда все закончилось, в коридоре Марокко прижал меня к стене и прошипел, не стесняясь посторонних:
— Ты что это устроил⁈
— Я предупреждал. Это нервное и не специально, — ответил я.
— Накрыло, да? — поинтересовался проходивший мимо Денисов — я кивнул, и он обратился к Марокко: — Он и правда не виноват.
Больше тренер ничего слушать не стал, поджал губы и попыхтел прочь.
— До завтра я неадекватней… — чуть не ляпнул «тебя». — В общем, неадекват. Больше ни о чем не спрашивай.
Капитан кивнул и потопал прочь, поравнялся с идущей навстречу Энн, что-то сказал и указал на меня кивком. Наверное, посоветовал держаться подальше.
Девушка выглядела обеспокоенной, подошла ко мне.
— Что-то случилось?
— Тебя так впечатлила моя постельная техника, что… — я еле заставил себя смолкнуть. — Прости. Я сегодня несу чушь…
— Чушь не чушь, но наглую журналистку здорово осадил. И Задсисян… это было забавно.
— Если тебе нравятся шутки худшего в мире юмориста, значит, с юмором у тебя беда.