отдавалось в голове. Громыхало под ребрами. Накатил страх, меня всю трясло. Ведь еще чуть-чуть…
– Тина дома? – спросила я, опуская ключи в карман.
– Нет, за едой поехала. Но, раз пришла, ты нам поможешь. Заходи, – пригласила она, не ожидая моего согласия.
Я вошла за ней вглубь дома, мимо кухни, через гостиную, к приоткрытой задней двери.
– Джордж застрял, – сказала она, оглянувшись через плечо, и открыла дверь во дворик.
– Ничего я не застрял, – возразил он с края наклонной площадки, ведущей во дворик. Увидев меня, он нахмурился, будто ждал кого-то другого. Таким же взглядом он посмотрел на меня, когда я столкнулась с ним и Тиной во время моего дежурства. Тогда он задал мне всего один вопрос: правда ли, что вернулась Руби.
– Что за упрямец, – шепнула мне госпожа Монахан.
Коляска господина Монахана торчала у основания деревянного ската. Верхняя доска то ли надломилась, то ли из нее вылетели какие-то щепки, и направить передние колеса вверх не получалось.
– Чейз обещал на выходных зайти и починить эти сходни, но, наверное, другие дела отвлекли. Можно понять. Но стало хуже, мне одной не управиться, – сообщила госпожа Монахан.
– Пустяки. – Я спустилась во дворик. Взялась за спинку коляски, толкнула ее, и колеса попали на направляющие доски.
– Вот и хорошо, – обрадовалась госпожа Монахан, заходя в дом следом за нами.
– К вам собирался Чейз? – спросила я.
– Да, он всегда нам помогает, когда Тины нет. Чейз – хороший человек.
Знала бы она все, что произошло во время следствия! Что он попал под внутреннее расследование, что именно его стараниями на нас легло пятно позора.
– Выпьешь чего-нибудь, дорогая, пока ждешь Тину? – спросила она, а господин Монахан укатил по коридору в сторону гостиной, ближе к двери.
– Нет, спасибо, загляну потом…
– Эта девица вернулась, – сказал господин Монахан, с легким прищуром глядя в окно перед домом.
Меня словно током ударило. Именно эти слова он произнес, когда несколько дней назад я дежурила, когда он был с Тиной – и спросил: вернулась ли эта девица?
– Что?
Неужели там призрак Руби? Это как раз в ее духе: изобразить собственную смерть, убедить всех, что ее больше нет, и объявиться средь бела дня. В окне размытым пятном мелькнула копна темных волос и исчезла.
Он хмыкнул.
– Думает, она умнее всех. Таскается возле самых крылечек, чтобы не попасть под камеры, чтобы никто ее не видел. Но мы видим. Еще как.
Он подкатился ближе к окну, я встала рядом с ним и тоже выглянула на улицу.
– Джордж, будет тебе скандалить, – произнесла госпожа Монахан.
Но Джордж только отмахнулся от жены, хотя не был в поле ее зрения.
– Кто это был? – спросила я.
Он пожал плечами.
– Одна из девиц Шарлотты. Ведь что придумала. – Он прищурился, не отрывая взгляда от окна. – Если будешь совсем близко к дому, свет не зажжется, и камеры тебя не засекут.
Он покачал головой. Эта девица вернулась? Так он спросил однажды, когда одну из дочерей Шарлотты подвезли до дома. И Руби была ни при чем.
– И куда она идет? – спросила я.
– К озеру. Прямо через лес. Смотри.
Он ткнул пальцем в оконную раму, я посмотрела, куда он показывал. Деревья на той стороне улицы. Другая сторона залива, туда ведет тропинка, там следы от погасшего костра.
– Ха, – отозвалась госпожа Монахан из кухни. – Тебе откуда знать? Следишь за ней, что ли?
– Нет, но люди вокруг меня говорят о своем, будто меня и нет. Если я ниже уровня глаз, так я никого и не слышу. А я прекрасно все слышу, – его голос зазвучал громче: – Она и этот парень что-то замышляли на вечеринке у бассейна, стоя прямо надо мной. До того, как…
Он не закончил фразу. До того, как начался фейерверк. До того, как Руби нашли мертвой. До того, как ее отравили.
До того, как кто-то ее отравил.
Но я ухватилась за его другую реплику.
– Какой парень?
– Парень, – сказал он и махнул рукой, будто что-то искал. В гостиную вошла госпожа Монахан и посмотрела на меня понимающим взглядом. Мол, голова у него уже не та. И все, что он говорит, надо просеивать сквозь сито. – Она сказала ему, что есть план собраться. Следующей ночью, на яме. Надеется, что в этот раз он придет.
Яма. Наверное, так они окрестили небольшую просеку на другом конце залива. Где молодые, как сказал Хавьер, катаются на лодке. Где прошлой ночью за ними кто-то наблюдал.
– Да это же дети, Джордж, – вмешалась госпожа Монахан. – Ты даже точно не знаешь, какая из девчонок это была, – она повернулась ко мне. – Они же на одно лицо, верно? Для Джорджа обе они – Уитни.
– Вот и нет, – возразил он. – Для меня они обе – Молли.
Мне тут же вспомнилась книжечка Руби. Инициалы со знаком вопроса, в вечернее время.
Это не Марго Уэллмен.
Она не могла разобрать, Молли это или Уитни. Одна из них бродила по ночам, и ее видела не только Руби, но и господин Монахан.
– Знаю я, – сказал он, – это та, которая постарше. Которая школу закончила, еще и вечеринка по этому поводу была. Это она собиралась погулять ночью. Это она тут вечно шастает.
– Уитни, – подсказала я.
– Точно ничего не хочешь? – спросила госпожа Монахан, вежливо намекая, что пора и честь знать.
– Нет, спасибо.
Я открыла входную дверь, и госпожа Монахан вернулась в кухню.
– Я Шарлотте сказал, – господин Монахан подъехал к входу, коснулся рукой двери. Чуть понизил голос. – Не хотел бы я, чтобы моя дочь разгуливала по ночам. Когда такое творится. Мало ей, что она шастала в ту ночь.
Я моргнула, стараясь переварить его слова.
– В какую ночь?
– Да когда Труэтты…
Он умолк, снова пригладил волосы, будто стараясь что-то вспомнить.
– Вы в ту ночь видели Уитни?
Я тоже перешла на шепот. Руби ведь говорила, что там был кто-то еще – Уитни? И Руби с самого начала говорила правду?
– Да, я Чейзу сразу сказал, что видел, как дочка Шарлотты вечером шла к озеру. – Он снова покачал головой. – И ее видел, и Руби. Но камер у нас нет, а тут – восьмидесятипятилетний старик в коляске, мало ли что ему привидится в темноте? Ненадежный свидетель. А я тебе говорю – я не слепой. И мог бы помочь следствию. Но им это было не надо.
– Погодите… – Я прикрыла глаза. Я же все знаю наизусть. Как она спустилась по тропинке. В какую сторону шла. Каким путем вернулась. Во сколько именно. – Вы видели