ты здесь тоже не останешься.
— Алик, — кривится Каха. — Ну чё ты наезжаешь? Чё ты строишь из себя? Твои клиенты вон людей кусают, а ты мне тут претензии предъявляешь. Короче…
— Во-первых, — перебивает его внешне спокойный Альберт, — для тебя я не Алик. Назовёшь меня так ещё раз и я тебе стакан в пасть вобью. Уяснил? Во-вторых, за свои слова и поступки я всегда отвечаю, но не перед такой дешёвкой, как ты. Заруби себе на носу, баклан.
Не интересуясь ответом Кахи, Альберт поворачивается ко мне:
— Ты мне шушеру эту привёл, значит ты и расплатишься, причём в прямом смысле. Доступно объясняю? Если ещё раз повторится, минимально три штуки тебе будет стоить.
Сказав это, он возвращается за стойку. Каха стоит, как оплёванный, и я не могу удержаться, чтобы не добавить своих пять копеек.
— Мля, ну вы реально пацаны недалёкие, мягко выражаясь. Вас привели в палаты каменные, а вы тут же гадить начали. Причём сразу на ковёр.
Рыжий стонет и извивается на стуле.
— Хорош ныть, — говорю я, — Херачь в травму. Жалко только, что там бесплатно, иначе тебе, как постоянному клиенту была бы положена скидка.
На следующий день я встречаюсь с Большаком. Сегодня он ездил на мясокомбинат переговорить с директором.
— Денис Урусов, — рассказывает он, — нормальный мужик, толковый, хоть и молодой. Они сейчас новую линию монтируют, скоро запускать будут. Оборудование получили из ГДР. И наладчики оттуда приехали, сейчас к запуску готовятся.
— О, будут настоящие немецкие колбаски делать? Йа-йа, зер гут?
— Ну, — улыбается Платоныч, — колбасы наши будут, привычные, просто производительность улучшится.
— А старую линию куда? На лом?
— Вот то-то и оно. Пока на складе будет стоять законсервированное.
— Ты, дядя Юра, поэтому туда ездил?
— Да, — кивает он. — Поэтому. Что думаешь, если мы расширим производство?
— А Урусов этот отдаст старое оборудование?
— Сказал, что отдаст.
— Почему? Или продаст, а не отдаст?
— Отдаст за деньги.
— Понятно, — киваю я. — И сколько он хочет этих денег?
— Пятьдесят.
— Пятьдесят тысяч? Не так уж и много, да? А кто налаживать будет?
— Его работяги.
— А где разместить?
— Есть варианты. Можно там же, в Атаманке. Место есть. Там у наладчиков вопросов не будет. А можно на ЗХВ. Там тоже есть помещение пустующее и вход только по пропускам, кто попало не войдёт.
— На первый взгляд, в Атаманке проще. А по деньгам?
— Точно пока не могу сказать.
— По персоналу тоже, — размышляю я. — Если расширять имеющееся производство, персонал придётся увеличивать незначительно, а новый цех потребует полностью новый штат. Но, с другой стороны, зато не кладём все яйца в одну корзину.
— Вот именно, — соглашается Большак. — Тем более, в Атаманке производство не наше, а деньги вкладывать нам.
— А это, может быть, даже и неплохо, что не наше. Пожалуй, мне больше нравится Атаманка. Там профильное производство, а здесь химзавод. Достаточно одного какого-нибудь шального проверяющего и привет. А на мясокомбинате можно производить дополнительные объёмы?
— Можно, конечно, только он их без нас производит.
— А сбывает через Игорёшу?
— Скорее всего.
— Мутный он тип, Игорёша ваш. Не нравится мне.
— Да он никому не нравится, — хмыкает Большак.
— Надо его заменить попробовать… И вообще, хорошо бы научиться магазины втёмную использовать, чтоб от директоров не зависеть.
— Ну а как? Пришлось бы всё через кассу переводить. А магазины у нас не частные лавочки, не забывай. Вырученными деньгами они не распоряжаются. У нас определённой автономией пользуется потребкооперация, но там покупателей кот наплакал да и денег у селян мало.
— Социализм, — вдруг приходит мне в голову замечательная мысль, — это Госплан, помноженный на искусственный интеллект.
— Про искусственный интеллект я не понимаю, — говорит Платоныч. — Это ты мне потом как-нибудь расскажешь.
Расскажу, если сумею. А идея-то отличная.
— А вот ещё неплохо было бы, — замечаю я, — шабашками заняться. Там куча денег неучтённых крутится.
— Это да, есть такое дело, но необъятное не объять, как ты помнишь из сочинений Козьмы Пруткова.
— Помню конечно, но тем не менее... нужно попытаться. Можно попробовать со стройотрядами тему разработать. ВССО — сила, а сотня стройотрядов — уже мощь. Радостный строй гитар, яростный стройотря-я-я-д, — напеваю я.
— Ну, кто у нас в бюро горкома вошёл? Укрепляй позиции, работай на перспективу.
— А ещё производство промышленных товаров очень важное направление деятельности.
— Ну, кто же спорит? — пожимает плечами Платоныч.
— Производство контрафакта, — заявляю я, — это удар по идеологическому врагу, подрыв его экономической мощи.
— Вот точно. Деточкин, конечно, виноват, но он не виноват...
— Тьфу-тьфу-тьфу, дядя Юра, что за зловещие аналогии!
Мы ещё долго сидим и накидываем ближайшие идеи, пока не замечаем, что уже поздно и мне пора идти. Я забираю свой флакон духов и двигаю домой.
На следующий день после уроков я иду в бар за своим выигрышем. Как угадавший счёт игры наиболее точно, я должен получить около семидесяти рублей, треть пула за вычетом комиссии организатора, а две трети будут перенесены на следующую игру. Ну что же отлично. Свой выигрыш я поставлю на игру наших с голландцами.
Играть они будут завтра и разгромят противника со счётом 17:4. Я же поставлю на 16:3. Моя цель накопить побольше денег в банке. Заглядываю за ширму. Каха беседует с подтянутым плейбоем лет сорока. Я его раньше не встречал, вроде бы.
На нём модный свитер и джинсы. На носу очки в золочёной оправе. Упакован в фирму, но на клиента не похож. Чужак оборачивается ко мне, быстро осматривает и возвращается к собеседнику. На блатного он не похож. Короткая стрижка, пристальный взгляд. А вот на мента похож или, скорее, на комитетчика. И есть в его лице что-то мимолётно знакомое, будто бы даже не отсюда, а из другой жизни.
Я подхожу к стойке и прошу у Альберта кофе. Когда он ставит передо мной чашку, я делаю незаметный кивок в сторону ширмы и смотрю вопросительно. Он утвердительно кивает. Понятно. Чувствую, этот визит приведёт к увеличению комиссии организаторов, поскольку придётся делиться.
— Это кто был? — спрашиваю я у Кахи, когда визитёр уходит.
—