Читать интересную книгу Большое кочевье - Анатолий Буйлов

Остальные пастухи в спор не вмешивались, но тем не менее продолжали опрыскивать стадо пастой и окуривать его ядовитым дымом.

Осень началась как-то сразу, в одно утро. Николка вышел из чума и, ежась от холода, увидел, что тундра рыжевато-бурая, озера на ней — точно стекла в пустом и темном доме, а карликовые березки на бугре и узкая полоска низкорослых тополей и ивовых кустов вдоль реки тихо горят желто-оранжевым пламенем. Он посмотрел вдаль, на горы — в необозримой дали они виднелись четко, выпукло и были окрашены восходящим солнцем в сиреневый цвет. Вокруг, на подмерзших, хрустящих мхах, на жухлой бурой траве, на зеленовато-коричневых брусничных листочках, тускло поблескивал иней.

В тот же день пастухи откочевали на берег моря к устью реки Пронькина, где готовил юколу Аханя.

Дни стояли ясные, тихие. Стаи гусей не спешили улетать на юг, рассевшись по долине, они неторопливо кормились перезревшей, пахнущей вином, голубицей. Очень трудно было подойти на выстрел к сторожким птицам.

Пробовал Николка и ползком к ним подбираться, и маскировался, обвязав себя пучком травы, но гуси почти всегда обнаруживали его и взлетали. Редко удавалось Николке подстрелить гуся. Зато Хабаров и Долганов приносили каждый день по гусю. Оба подкрадывались к птицам, ведя перед собой оленя и прячась за него. Птицы животных не боялись. Вскоре и Николка освоил этот способ.

Закончив работу в стаде, он ловил маутом самого спокойного ездовика и уходил с ним в тундру, а к вечеру приносил добычу. Охота на кормящихся гусей была необыкновенно увлекательна, потому что требовала от охотника большого терпения, сообразительности и снайперского глаза. Николка был уверен, что только так и нужно охотиться, но вскоре довелось ему столкнуться с людьми, которые смотрели на природу иными глазами…

Пастухи, пригнав стадо к чуму, собирались идти обедать. В тишине над сопками вдруг раздался неясный, нарастающий гул. Прямо на стоянку пастухов быстро снижаясь, летел вертолет.

— Вертолет к нам летит! — изумленно воскликнул Николка.

— Вроде и правда к нам, — держа ладонь козырьком над глазами, подтвердил Долганов.

— Наверно, что-то случилось… — вслух размышлял Фока Степанович. — Или выборы, или корреспондент какой-нибудь. Ишь, как гудит, оленей всех распугает.

Но вертолет, не долетев до стоянки пастухов, резко накренился, круто отвернул в сторону и, набрав высоту, полетел по долине.

Когда пастухи взобрались на бугор у чума, то увидели, что вертолет уже приземляется на перевале.

Николка отчетливо видел в бинокль, как открылась дверь вертолета, и из него, точно из брюха летающего ящера, один за другим, будто мураши, выскочили шесть человечков. Винт машины работал, человечки, пригнувшись, отбежали от машины. Вертолет поднялся над землей, завис в воздухе, словно не решаясь выбрать направление, затем уверенно подлетел к сопкам, сжимающим перевал, взмыл над ними и вновь стал приближаться к морю. Человечки торопливо разбрелись по седловине цепью и вскоре редкие кусты скрыли их.

Вертолет приближался. Пастухи, оторвав глаза от биноклей, с недоумением и тревогой смотрели на оглушительно свистящую и воющую машину, хищно пикирующую на чум. Низко пролетев над чумом, над разбегающимися в панике оленями, вертолет круто развернувшись над бухтой, устремился вверх по речке на малой высоте. Тальники под машиной пригибались к земле, трепетали и стреляли в небо желтыми листьями, точно искрами. Вертолет летел зигзагами, захватывая всю ширину долины, стиснутой высокими сопками.

Этот необычайный полет винтокрылой машины крайне удивил пастухов, прильнув к биноклям, они изумленно следили за всем, что происходило внизу в тундре: стаи гусей, вспугнутые вертолетом, беспорядочно взлетали и летели к перевалу, а вертолет, догоняя их, чуть приостанавливался, затем вновь продолжал свой извилистый странный полет, поднимая с земли все новые и новые стаи гусей.

Пастухи никогда еще не видели сразу так много птиц. Сбившись, словно пчелиные рои, заглушая своим криком шум мотора, птицы стремительно летели к перевалу. Вот уже первые стаи гусей поравнялись с перевалом. Вертолет неожиданно присел и затих. С минуту слышался улюлюкающе-бурлящий гул тысяч гусей — и вдруг сухо и мощно, точно удары пастушеских бичей, затрещали, захлопали выстрелы самозарядных автоматических ружей.

Охотники, уже не прячась, цепью перегородив узкий перевал, стоя во весь рост уверенно и прочно, торопливо стреляли в птиц, и те, кувыркаясь, густо сыпались на землю.

Николка, вцепившись в бинокль, негодующе вскрикивал:

— Что они делают?! Что они делают!

Но вот ружейная канонада стихла. Вертолет вновь набрал высоту и, стремительно скользнув над перевалом, обогнал гусей. Летая назад-вперед, вверх и вниз, он поворачивал их обратно на охотников. Гуси, сбившись еще теснее, пытались улететь от громыхающего чудовища, но оно легко обогнало их и потеснило к перевалу — все ближе и ближе.

И вновь загремели выстрелы. И птицы, ломая крылья, падали вниз… Когда утихла вторая канонада, вертолет сел на перевале и замолчал, устало нахохлившись, точно хищная птица. Охотники, разойдясь по перевалу, собирали добычу.

Вскоре рядом с вертолетом тонкой струйкой взвился дымок.

Пастухи молча переглянулись, словно не веря глазам, только что видевшим невероятное и трудно объяснимое хищничество.

— Вот это да-а-а… — первым нарушил молчание Фока Степанович. — Сколько живу, а такой охоты не видал.

И сразу все возбужденно заговорили, браня охотников и вертолет, точно и он был живым существом. Улита позвала пастухов обедать, но никто не услышал ее. Слишком возбуждены были пастухи. Аханя, стоящий в сторонке, сокрушенно качая головой и брезгливо, жалостливо морщась, спрашивал:

— Эти какой такой люди? Иво даже хуже, чем росомах, однако… суксем иво не люди…

— Сейчас они чай будут пить, — раздумчиво сказал Долганов, пряча бинокль в футляр, — не меньше часа просидят — пока гусей упакуют, может, водку еще пить начнут… — И вдруг, тронув Николку за локоть, предложил: — Ты, Николка, быстро бегаешь, спортом занимаешься. Сможешь за полчаса к ним добежать?

— Смогу. А зачем?

— Ну, попросишь у них батарейки для «Спидолы», а сам номер вертолета запомни и людей запомни, пускай председатель потом в газету напишет. А может, ты и сам когда-нибудь об этом напишешь.

— Сбегай, сбегай, Николка, — поддержали Долганова пастухи.

Закинув за спину малокалиберку, Николка, прижав локти к бокам, небыстро побежал к перевалу, ловко перепрыгивая бугорки и ямки, кочки и мелкие овражки, стараясь не сбить дыхание, не сбавить темпа. Бегать он любил и потому бежал теперь с удовольствием и даже с азартом.

У самого подножия перевала, когда уже отчетливо различались люди, сидящие у костра, Николка увидел двух гусей-подранков и, пристрелив их, пошел к вертолету степенно, неторопливо, но внутренне напряженный, как натянутая струна.

Подойдя к костру, он поздоровался, бросив гусей, цепко ухватил взглядом буквы и цифры на фюзеляже вертолета, надежно спрятал их в памяти. Перед трапом сложены рядком восемь туго набитых, испачканных кровью мешков, тут же приставлены массивные автоматические ружья. Несколько взъерошенных, окровавленных птиц было брошено под колеса машины.

Восемь человек настороженно смотрели на Николку. Трое в летной форме, остальные в защитного цвета фетровых шляпах, в кожаных скрипучих куртках, подпоясанных новенькими двухрядными патронташами, и в новых болотных сапогах. И лица-то у всех были почти одинаковы — гладко выбритые, розовощекие. «Совсем как поросята», — подумал Николка.

Охотники, должно быть, только закончили обед и собирались улетать — перед угасающим костром на голубом покрывале лежали тонко нарезанный хлеб, колбаса, сыр, яйца, несколько пустых банок из-под консервов, две пустые бутылки из-под коньяка, клочки газет. Охотники сидели на свернутых полушубках, на кусках фанеры, и только один восседал на складном алюминиевом кресле, возвышаясь над всеми.

Приглядевшись к нему повнимательней, Николка интуитивно почувствовал, что этот человек здесь самый главный. Да он отличался от других и одеждой: на нем были искусно расшитые бисером торбаса и замшевая черная куртка с блестящими медными замочками. Смущенно переминаясь с ноги на ногу, Николка, обращаясь к нему, представился:

— Я пастух.

— А-а, пастух. Очень хорошо. Замечательно! — сидящий в кресле снисходительно закивал Николке и продолжал его разглядывать, но уже без настороженности, а с любопытством.

— Да он, Николай Иванович, вроде русский, — бесцеремонно сказал один из охотников, повернувшись к сидящему в кресле.

— Неужели русский?

— Да, русский, — вызывающе ответил Николка, подсаживаясь на корточки ближе к костру.