Я не хочу ничего бояться. С самого детства не хотела: меня всегда раздражали трусихи, которые своей боязливостью подтверждают мнение, будто женщине полагается быть слабой, пугливой, зависимой. Возможно, потому, едва начав что-то соображать, я стала вести себя как мальчишка: это был мой бунт против расхожего представления о женщине, как о существе хрупком и нежном. А позднее, поселившись на своей вилле на виа Фламиниа, достаточно далеко от города, я заставляла себя по ночам выходить в парк, в сад и прогуливаться там в темноте, чтобы побороть страх.
Мне повезло: у меня железное здоровье. И я сохранила его, наверное, потому, что совершенно им не занималась. Я не хожу к врачам, не делаю анализов, вообще ничего такого, что обычно принято делать. Мне кажется, что если хочешь, то будешь здоровым. Я убеждена, что в отношении к себе все зависит от нас самих, от каждого из нас.
Что же касается моего душевного равновесия, то в моменты депрессии я обычно сохраняю его, хватаясь за бумагу и ручку: когда мне не по себе, я пишу, изливаю на бумаге все свои мысли и чувства, исписываю множество страниц, а потом выкидываю все в корзинку… Это удивительно эффективное средство.
А вот на съемках во время перерывов мне никогда не удавалось писать: в это время я не способна ни читать, ни писать, ни — как это делают некоторые — вышивать крестиком. Не могу, потому что мне надо быть сосредоточенной. По-видимому, это объясняется просто: поскольку я всегда была убеждена, что моя профессия — подарок судьбы, которого я не заслужила, мне кажется, что у меня ничего не получится, что меня ждет провал. Вначале я даже засыпала вечером со сценарием под подушкой: это был единственный способ победить свою неуверенность и тревогу.
В начале моей работы в кино все шло под знаком страха. Я боялась, что окажусь не на высоте, не справлюсь. Свои реплики я произносила очень тихо — в надежде, что это хоть как-то спасет меня от порицания окружающих, — и постоянно твердила про себя: «Хоть бы они не заметили, что я совершенно ничего не умею…»
И все-таки я шла вперед, никогда не останавливалась. Побеждая в себе этот страх, я убеждала себя в том, что жизнь как поезд: надо только знать, когда и где следует сесть в него, и угадать тот момент, когда приходит время с него спрыгнуть — хотя бы и на ходу. И еще, я всегда считала, что человек сам должен все решать в своей жизни. Как бы я ни была привязана к кому-нибудь, к своей семье, у меня всегда были ощущение одиночества и уверенность, что я сама должна оберегать себя от опасностей, ибо, что бы со мной ни случилось, расхлебывать придется только мне.
Теперь кто-нибудь может спросить, зачем мне при таких убеждениях нужно иметь рядом друга, мужчину, мужа. Отвечаю: это нужно мне потому, что я всегда жила молча, держа все в себе, и теперь мне нужен человек, с которым я могу наконец поделиться тем волшебным и немного пугающим богатством, каким является для меня слово. Это чрезвычайно важно.
Сегодня я не скажу того, о чем говорила и думала в детстве, то есть что я хотела бы быть мужчиной. С меня довольно того, что я женщина. Но это потому, что мне ясно: женщина сильна, иногда она даже сильнее мужчины. Женщина настолько сильна, что способна пережить страдания, всю глубину которых не может понять ни один мужчина, потому что они, эти страдания, не являются частью его истории, его судьбы.
В мои пятьдесят пять лет меня гораздо больше продолжают интересовать настоящее и будущее, чем прошлое…
Я фаталистка — как народ Африки, моей родины. И убеждена, что «маленькая смерть», случившаяся со мной много лет назад в Тунисе, была, вероятно, даже необходима: может, где-то записано, что я должна была пройти через это испытание, чтобы потом возродиться, охваченная яростью, жаждой свободы, желанием пережить великое приключение, каким потом и стала моя жизнь.
Сегодня я смотрю вперед. Моя жизнь — не вчерашний день, а завтрашний. Да, «завтра наступит новый день…» И для меня тоже.
Юрий Славич
Яркая звезда, неординарная личность
«Я не встречал другой актрисы, которая бы так заботилась о чистоте и порядочности биографий своих героинь». Витторио Де Сика.
«Она единственная нормальная актриса в этом стаде неврастеничек и истеричек». Марчелло Мастроянни.
«Я так тебя люблю; и ты, я знаю, любишь меня». Федерико Феллини.
«Она обладает внутренним светом, который уничтожает вокруг все грязное». Серджо Леоне.
«Клаудия похожа на кошку, позволяющую погладить себя на диване в гостиной. Но берегитесь: эта кошка может превратиться в тигрицу и разорвать укротителя». Лукино Висконти.
«Я уверен, что меня не осудят за эти слова: она станет одной из вечных актрис в этом мире». Генри Хатауэй.
Так говорили о Клаудии Кардинале в середине 60-х годов, когда в мировом кинематографе утверждалось время «звездной лихорадки» и на кинонебосклоне ярко сияли имена Софи Лорен, Джины Лоллобриджиды, Роми Шнайдер, Урсулы Андерс, Мэрилин Монро, Моники Витти, Брижит Бардо…
Более тридцати пяти лет Клаудия Кардинале заставляет учащенно биться сердца своих поклонников. Прошедшая на телевидении в конце 1996 года передача Эльдара Рязанова, посвященная Клаудии Кардинале, вызвала огромное удовлетворение не только у тех, кто давно и хорошо знает творчество актрисы, но и у молодого поколения, с известным скептицизмом относящегося к классической красоте и обаянию.
Вернемся в годы ее триумфального восхождения на кинематографический Олимп. Вот данные 1963 года. За один этот год в мире о ней было написано 28 998 статей. Журналы Италии посвятили Клаудии Кардинале 32 цветных обложки, Софи Лорен — 30, Монике Витти — 10. В Японии зрители настолько были поражены красотой и искренностью молодой и незнакомой им актрисы, что, по результатам обширного опроса, сразу присудили ей третье место. То же самое произошло во Франции.
…1967 год. Лето. В Москве открылся пятый международный кинофестиваль. Гостиница «Москва» на «осадном положении». Милиция, дружинники денно и нощно сдерживают толпы экзальтированных поклонников и поклонниц, штурмующих центральный вход.
В фойе гостиницы тоже шумно, особенно по вечерам, когда гости и участники фестиваля разъезжаются: одни — на просмотры в Кремлевский дворец съездов, другие — в кинотеатры, чтобы встретиться со зрителями, а третьи — посмотреть вечернюю Москву… Объятия, поцелуи, радостные восклицания. И вдруг наступает тишина. Все смотрят в одну сторону. Слышен восторженный шепот: «Кардинале… Клаудия… Кардинале…»
К выходу идет молодая женщина в прелестном платье из прозрачного шелка. Глаза излучают загадочный блеск, лицо — ослепительную улыбку… Стройность изящной фигуры эффектно подчеркивают туфли на высоких «шпильках», очень модных в то время. В знак приветствия Клаудия поднимает руку. Раздаются аплодисменты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});