сильно не в духе.
— Думаю, наш визит поднимет ей настроение!
Глава 20
Проход по лестнице, коридору, поворот — и мы перед дверью. Сразу видно, что не абы кто там, за ней, солидное препятствие. Петерман аккуратно постучал, дождался, когда горничная откроет и впустит нас.
Лиза лежала на постели, голова ее скрывалась в нагромождении подушек. Бледновата, но внешне ничего страшного — ухоженная, с прической. Хотя сейчас мне к осмотру доступно даже не всё лицо, не говоря уже об остальных частях тела.
— Здравствуйте, Ваше Императорское высочество! — поклонился я.
Лицо Лизы вспыхнуло, глаза засияли. Но княгиня себя блюла. Подала руку для поцелуя, крепко сжала мою ладонь.
— Прекращайте, Евгений Александрович. Давайте без титулов.
— Как вы себя чувствуете? Беспокоит что-то? Сергей Александрович переживает весьма сильно. Вот прямо очень.
— До вчерашнего дня всё было замечательно. Разве что вкус немного изменился, и запахи будто сильнее стали. А накануне, наверное, съела что-то. Тошнота появилась, рвота была. Я уголь ваш выпила, но не помогло. И сейчас мутит.
— Живот не болит?
— Нет, разве что… совсем немного, — ответила Лиза, подумав.
Я на всякий случай прощупал живот. Ничего необычного, никаких вздутий, спазмов.
— С вашего позволения, я переговорю с врачом, — снова чуть поклонился я и потащил Петермана в уголок.
Спальня была таких размеров, что в дальнем углу, наверное, можно и погромче разговаривать, никто толком не услышит. Акушер даже не сопротивлялся, пошел за мной.
— Какие признаки беременности вы заметили? Базальная температура повысилась?
— Не измеряли.
— Шейка матки? Цвет изменился? Синюшность есть? Ареолы молочных желез? Сами железы? Высота стояния дна матки? Консистенция?
Через минуту я понял, что этот индюк сюда приехал исключительно для порядку. Засунуть термометр в анус он постеснялся, об изменении цвета шейки матки не знал, про молочные железы промямлил что-то невразумительное. Наверняка еще какие-то признаки есть, я ведь по памяти, что осталось после кафедры акушерства с гинекологией. Вот только дно матки немец и прощупал, но и ответ о консистенции дал уклончивый.
— Что же, коллега, пойдемте, осмотрим пациентку совместно, — вздохнул я.
На этого специалиста даже обижаться нельзя. Брать на себя ответственность за это не хочется, хоть и пришлось наблюдать родную сестру сюзерена. Полезешь смотреть в зеркалах — а вдруг чего случится, виноват ты. Поинтересуешься базальной температурой — оскорбление. И так далее.
Хотя, когда Петерман понял, что вся ответственность легла на мои плечи, оживился. И действовал вполне профессионально — живот щупал как надо, осмотр в зеркалах провел замечательно, причинив минимум неудобств этой не очень приятной для дамы процедурой. Что за люди, эти придворные? Что угодно сделаю, лишь бы не оказаться в их числе.
Выяснилось, что приборы для измерения артериального давления до Гессена еще не добрались. Пришлось послать слугу ко мне в комнату за саквояжем. Как знал, на конгрессе не все раздарил нужным людям.
— Ваше мнение, коллега? — спросил я его после осмотра.
— Беременность восемь-десять недель, рвота беременных легкой степени. Но Его Императорское высочество… требует веских доказательств.
Повздыхали, попереглядывались.
— До шевеления плода еще много времени. Но есть одна задумка… Прикажите, пусть подготовят три… как это по-немецки… самки кролика. И столько же самцов лягушки. Елизавета Федотовна, будьте готовы сдать сейчас мочу для анализа.
Вот что мне нравится — сказали три крольчихи подготовить, и понеслись выполнять приказание. Никто даже задумываться не стал, что я с ними делать собираюсь. То же касаемо лягушек.
Мы с Петерманом вышли, и через пару минут горничная принесла нам великокняжескую урину. Немец только хлопал глазами за стеклами пенсне.
— Что вы собираетесь делать?
— Покажу вам секретную методику определения беременности на ранних сроках. Очень достоверный способ.
— Но кролики, лягушки… Это какой-то ритуал?
— Вы что меня, за шамана держите? Или сельского колдуна? — подпустил я металла в голос.
Немецкий для этого очень хорошо подходит. Рявкнул «ляндлихер цауберер» — и пожалуйте менять портки.
— Что вы, коллега? Прошу прощения, если мои слова вас задели.
Тонко чувствующий организм, сразу почуял, к чьему мнению прислушиваться будут. А если еще по-свойски в морду дам? И акушер потрусил чуть впереди меня молча.
Слуга привел нас на какой-то хоздвор — вокруг запах специфический, где-то куры кудахчут. Но навоза под ногами не наблюдалось. Крольчихи теснились в клетке, стоящей на столе. Еще один безмолвный участник — молодой парень лет двадцати, стоял чуть поодаль, готовый выполнять любую нашу прихоть.
— Где лягушки? — спросил я.
— Послали мальчика, сейчас поймает и принесет, герр профессор.
— Хорошо, пока займемся тем, что есть.
Я достал из своего саквояжа шприц и набрал в него мочу. Петерман только что нижнюю челюсть руками не поддерживал, глядя на это.
— После наступления беременности организм женщины начинает меняться, — объяснил я. — В кровь выделяются вещества, которых ранее было не очень много. Сейчас мы введем самкам кролика мочу под кожу. Повторим процедуру еще четыре раза. Через пять дней животных забьют, и мы посмотрим на яичники. При беременности они будут увеличены. Давайте по одной, — кивнул я парню. — Вот, миллилитров пять должно хватить… Одну мы оставим для контроля…
— Жабы, герр профессор, — в комнату забежал паренек лет десяти с ведром, накрытым крышкой.
— Спасибо, мальчик, — поблагодарил я и сказал Петерману: — Дайте ему, пожалуйста, марку. У меня руки… сами видите. Я потом верну.
Серебряная монетка перекочевала к чрезвычайно довольному таким результатом пацану.
— А земноводные? — спросил акушер.
— Тоже отреагируют. Выделят сперму. Через несколько часов.
— Так зачем тогда ждать пять дней с кроликами? — удивился немец.
— Потому что нам нужен такой результат, который можно показать Великому князю. Боюсь, сперма жабы