лучшая пища перед игрой в шахматы, но мне было слишком тяжело смотреть на этот мир без градусов в организме. Чтобы хоть как-то заглушить мысли и сделать их не такими навязчивыми, стоило немного опьянеть – ровно настолько, чтобы ни о чём не думать, и ровно настолько, чтобы ещё что-то соображать. Золотая середина – пожалуй, только в этом моменте я смогла её добиться.
– Не вижу в нём ничего плохого, – пожал плечами Элрой и, достав дорогую пачку сигарет, закурил. – Смею сделать предложение попробовать.
Не знаю, что мною двигало, но я согласилась и взяла протянутую сигарету. Щелчок – и пламя золотистой зажигалки осветило наши лица, когда мы оба склонились к нему. Сначала было непривычно держать сигарету во рту, но после первой затяжки я вспомнила, каково это – курить. Когда-то я этим начинала заниматься, но Джозеф быстро запретил мне, сказав, что: «Алкоголь и без того губит тебя». Тогда я ради него бросила курить, хотя делала это всего пару недель, но сейчас я совершенно наплевала на его запрет: то ли просто потому, что давно не видела Джозефа, то ли потому, что что-то изменилось во мне. И связано ли это с появлением в моей жизни Элроя? Возможно. Играл ли он какую-то особенную роль для меня или же пока просто был никем? Хотя вряд ли. Всей своей чёрствой душой я чувствовала, как что-то во мне отзывалось на движения Элроя, на его слова, на прикованный к моим глазам взгляд, на всего его – такого умного, хитрого и коварного. Определённо, он был тем человеком, которого стоило избегать, но тьма притягивала злые сердца.
И, быть может, даже свет Джозефа не вытащит меня из пропасти черноты.
– Я не знаю, кто пытался убить тебя, – продолжил разговор Элрой, а заодно начал игру в шахматы, сделав первый ход конём. – Ричелл незаметно подала сигнал, чтобы мои люди пришли на помощь ей, но потом появилась ты в баре, что усложнило немного задачу, ведь тогда надо было прислать больше людей. Те, кто хотел забрать тебя с собой, были серьёзно настроены и не желали нам сдаваться. Почти все погибли, но двое смогли сбежать.
– Был ли среди сбежавших такой кореец с чёрными волосами? – пытаясь не выдавать своего напряжения, задала вопрос я, на что Элрой кивнул головой, но ничего спрашивать не стал.
И это меня ещё больше напрягло. Может, он знал что-то больше, чем я? Что-то скрывал? Или же просто надеялся на то, что я сама что-то расскажу о Динхе? Хотя если верить словам Элроя о том, что он знал меня уже давно, то он должен был быть в курсе, что я никогда и ничего сама рассказывала, если мне это было не выгодно. Так что же тут не так?..
– Хочу сообщить, что я читал твою работу.
Элрой наблюдал за мной опасным, но таким манящим взглядом тёмных глаз, что были похожи на угли потухшего костра, цветное небо при закате, приторный запах горького шоколада, корицы и мяты. Красивый – одно слово, которым можно было описать этого блондина. И эта красота отличалась от домашней красоты Джозефа с его пятнами Витилиго или от необычной красоты Филис и её фиолетовых глаз. Красота Элроя не дарила чувства любви и заботы – лишь собственничество, эгоизм и удар под дых. Не отводи от меня взгляд, любуйся, покоряйся, будь рабыней. Нет никого достойного, нет.
Может, я слишком пьяна, раз хотела подчиниться?
– И как тебе?
– Интересно, – зажав во рту сигарету, Элрой достал из кармана жилета чёрный маленький блокнот с резинкой и, раскрыв его, что-то начал записывать. – Но у меня вопрос: из каких других концепций философии берёт своё начало эссентизм?
Я затянулась, ощущая, как едкий дым заполнял голову, и, сделав свой ход в шахматах, запрокинула голову, чтобы выдохнуть дым прямо в потолок.
– Так как философская мысль организована вокруг многих типов философии – онтология, логика, этика, эстетика и так далее – то эссентизм крутится вокруг аксиологии (теория ценностей), онтологии (учение о сущем, о бытии), эпистемологии (о познании и сознании), метафизики и даже этики, чтобы разобраться в человеческой сущности. Хотя, на мой взгляд, сюда можно отнести ещё очень многое, к примеру, ту же самую логику, но эти пять пунктов самые главные.
– А какие-то основные положения существуют? – делая свой ход, с настоящим интересом спросил парень, отчего я даже почувствовала себя настоящим гением. И не важно, что идея эссентизма принадлежала не мне.
– Да, они есть, но пока ещё не доработаны, потому что основатель эссентизма умер, а я ещё не слишком умна, чтобы что-то доработать самой, – задумчиво глядя на шахматную доску, я стряхнула с сигареты пепел.
Элрой, закончив что-то записывать в блокнот, вновь посмотрел на меня изучающим взглядом.
– Посмею предложить свою помощь, дабы сделать эту концепцию философии более уверенной в себе.
– Вот как? – выгнула я бровь, наконец-то посмотрев на него, и ядовито усмехнулась. – Зачем тебе?
– А зачем тебе нужен эссентизм? – вопросом на вопрос ответил молодой человек, будто копался во мне, как экспериментатор в органах крысы.
А я слишком забылась, чтобы осознать, что во всём был подвох.
– Знаешь… это вышло случайно. Я случайно наткнулась на какую-то философскую группу, случайно что-то прочла, случайно заинтересовалась и совершенно случайно поняла, что мне всё это удивительно хорошо подходит. Каждый день я не знала, куда направить свои мысли, как быть полезной, кому принести пользу от своего ума, ведь я прекрасно знала, что была очень умна. Но это же мне и мешало – я не знала, какое выбрать для себя направление, где мне будет хорошо и удобно, как смогу найти себя. Я считаю, каждый человек должен выбрать для себя хоть какую-то концепцию философии и придерживаться её, ведь потом станет легче. И мне и вправду стало легче, когда я наконец-то определилась с выбором, который пал на эссентизм. Я наконец-то смогла приносить людям пользу, общаться с другими на разные философские темы, вести эфиры в Instagram, обсуждать от Сократа до того же самого Стивена Хокинга и многих других. Я нашла себя, определилась со своими душевными метаниями, начала изучать что-то новое, двигаться дальше, а не стоять на месте и быть то там, то тут, то ещё где-то, тратя на всё силы и совершенно впустую. Знаешь, как говорил Сенека6 в своих нравственных письмах к Луцилию: «Философия – не лицедейство, годное на показ толпе, философом надо быть не на словах, а на деле. Она – не для того, чтобы