моего мозга. Но сознание открывало передо мной вид поистине захватывающий: белые крапинки на чёрном фоне, словно мелкие веснушки на детских щеках, постепенно собирались и окутывались в настоящую гигантскую туманность, создавая вместе большие пёстрые ворохи космоса, точно разноцветные ткани смешались в непонятный кулёк. Невозможная магия творилась вокруг: яркие огни, звёзды, неизведанные планеты, туманности, галактики – необъятная Вселенная, а мы – в самом центре. И плыли прямо на спине задумчивого кита.
А ведь люди могли и не существовать. Наше существование просто необязательно для Вселенной. Мы – её наблюдатели. Но что наблюдали и для чего? Ведь Вселенная могла вполне легко обойтись и без нас. Но зачем-то же она создала нас, зачем-то же ей понадобились такие наблюдатели, как мы.
Мы существовали. Жили. Умирали. И наблюдали.
Может, кому-то просто нужно было, чтобы мы наблюдали? Но верить в Бога не хотелось. А искать смысл во всём этом – да, ещё как хотелось. Но мы просто жили на своей крошечной, по сравнению с Вселенной, планете, такой красивой и синей, величали себя царями природы, а на самом деле лишь загрязняли её, а дальше – космос. Дальше в мусоре потонет наша атмосфера, появятся кольца мусора, как у Сатурна, а потом – мы умрём и оставим после себя всё это железо. И если Земля когда-нибудь избавиться от всех человеческих деяний, то избавиться ли от них космос? «Мы отравили океан, мы сожгли и распахали дикие леса, мы умудрились испортить даже погоду! И всё это ради современного образа жизни, не так ли? Восемь миллиардов психически больных уродов, выращенных на средствах массовой информации», – вспомнила я слова Брюса Стерлинга и вздрогнула. Красота космоса внезапно показалась мне пугающей: а если кто-то жил там, далеко-далеко, то как он воспримет человечество? И захочет ли его уничтожить, узнав, как мы безжалостно убивали то, что нас породило?
– Как думаешь, мы одни во Вселенной? – тихо спросила я, наклонившись к плечу Адлера и заметив, что он ничем не пах, как и всё вокруг. И даже я.
– Мы явно не одни во Вселенной, – затараторил вдруг он, переделывая хвост из своих двухцветных волос. – Либо какая-то цивилизация уже давно вымерла, либо ещё только развивается. Либо же они слишком умны, и мы кажемся для них примитивной формой жизни, которая не может принять своих же сородичей, и тем более которые не готовы к встрече с другой цивилизацией. Либо же они глупее нас и ещё даже не начали поиски. В любом случае, те сигналы, которые мы посылаем в космос, это пустая трата времени. Отправлять наши радиоволны и послания в двоичной системе так опрометчиво и самонадеянно, словно другая цивилизация обязана знать наш «язык». Их приборы могут просто не улавливать наши сигналы, как и наши могут не улавливать их. Однако зная то, что Вселенную называют бесконечной, что говорит о её неимоверном масштабе, очень самоуверенно думать, что мы одни.
– Сказал самоуверенный тип, – до сих пор не доверяя ему и общаясь с ним грубо, сказала я, хотя была согласна с его словами, которые, к моему удивлению, полностью совпадали с тем, как я думала на самом деле.
Адлер хихикнул:
– Конечно, ведь я – это ты. Очень многие мои суждения совпадают с твоими собственными.
Какие бы двоякие ощущения я бы ни испытала, я не стала ничего говорить по этому поводу и сменила тему:
– Где мы сейчас? И почему киты сюда летают?
– Ха, я уж думал, никогда не задашь эти вопросы, – растягивая каждое слово, с издёвкой сказал Адлер. – Это наши мечты, мысли, идеи, желания, прочитанные книги, прослушанные песни, просмотренные фильмы и многое другое. Это всё – воображение, разум в чистой форме, без Закулисья.
– Но разве Закулисье не само уже моё подсознание? – в этот раз я поверила его словам, каким-то неведомым чувством понимая, что он был прав.
– Да, но там хранятся твои чувства, – немного задумчиво ответил парень, точно пытался заранее придумать, что раскрывать, а что нет. – Закулисье – скорее олицетворение твоих поступков, твоей души и эмоций, там нет места воображению.
– А зачем тогда нужны киты?
– Они переносчики, – невероятно спокойно сказал Адлер, будто всё его безумие внезапно успокоилось. – Переносят эмоции и воспоминания из Закулисья в воображение, а из воображения передают некоторые мысли и идеи, иначе друг без друга они не могут прожить.
– Но должны существовать отдельно? – задала очередной вопрос я, что начинало уже раздражать, какая бы космическая красота вокруг ни творилась.
– А жаль, что не раздельно, – усмехнулся он. – Такой бы хаос творился, такое кровавое зрелище! Только стали бы мы с тобой в таком случае полностью сумасшедшими.
Меня передёрнуло: птицы-монстры, призраки, глаза, улыбки в темноте – это уже были признаки психического неравновесия. А то, что мне уже во второй раз снилось Закулисье – место, продуманное до деталей и узнаваемое до мелочей – можно считать почти полноценной шизофренией. Бу! – скоро начну шарахаться от людей, говорить всякий бред и видеть то, чего не видели другие: стены задышат, предметы оживут, силуэты забегают за мной, как за мячиком бегали собаки – клац! – и вопьются в плоть жёлтыми гнилыми зубами, заразят чернотой и ложью, превратят в труху, в ничтожество.
Ха, ха, ха!
Смерть так рада поиздеваться надо мной,
Смерть так рада взять меня с собой.
Смерть хотела жрать,
Смерти есть что брать.
Ха, ха, ха!
Смерти нет до человека дела,
Смерть и жизни не имела.
Смерть не чувствовала ничего,
Смерть не знала никого.
Ха, ха, ха!
Смерть смеялась надо мной,
Смерть питала весь мой гной.
Смерть пришла за телом,
Смерть обводила меня мелом.
Ищите, ищите!
Знайте, знайте!
Жизнь не так уж и хороша,
А смерть так добра!
Ха, ха, ха!
Жуткий смех всё ещё стоял в ушах, когда кит плавно нырнул в свой портал из тьмы и вынырнул уже в где-то в вечернем небе: большим жёлтым глазом на нас смотрело солнце, посыпая облака разными цветами – самые близкие, как родные люди, светились ярко-оранжевым или белым, дальше – бледно-голубые, сливающиеся с таким же по окрасу небом, а ещё дальше – сиреневые, плотные и недружелюбные, как далёкие прохожие, знать о которых мы вряд ли когда захотим. Мягкими кучными волнами облака улетали от нас в противоположную сторону, тогда как мы двигались вперёд и вперёд – над далёкой землёй, которую не было видно с такого высокого расстояния.
– Обожаю это место!
Адлер раскинул руки в стороны, всей своей