________________________________________________________________
Абай с трудом приходил в себя. Было тяжело дышать — лицо практически уткнулось в мохнатый пучок пахнущего гнилью мха. Вдобавок затылок отдавался тяжелой ноющей болью.
- … Все будет нормально, Степаныч, - успокаивающе пробурчал незнакомый хрипловатый голос. - Есть у меня еще кое-какие секреты... Немцы будут сильно удивлены, когда увидят нас.
Судя по голосу говоривший был совсем рядом, чуть не на расстоянии вытянутой руки.
- Хорошо, - проговорил старшина, словно смиряясь с чем-то неизбежным. - Сделаем по твоему! А с ним-то что делать? Кажется, он все слышал. А мне сейчас не нужны никакие лишние вопросы.
Земля по якутом неуловимо зашевелилась. Казалось, земляные пласты выгнулись и подбросили его в воздух. Не успев даже охнуть, Абай оказался на ногах, но по прежнему полностью спеленатый словно младенец.
- Смотри-ка очнулся, - недовольно пробормотал пограничник, переминаясь с ноги на ногу. - Вот сукин сын нашел все-таки меня... Думал, что покружу-покружу и оторвусь от него. Ан нет, не получилось! Ну и что будем делать?
Вокруг стало совершенно тихо. Якут прищурил глаза, отчего он вообще превратились едва заметные щелки. Старшина стоял совершенно один и рядом не было ни души!
- Думаю, он понятливый, - вновь прозвучал чей-то голос, но уже совершенно рядом с ним. - Ему ни надо ничего объяснять, он сам все поймет.
Тот тем временем попытался повернуть голову, но что-то его держало чересчур надежно.
- Что, Абай, ты ведь ничего не видел и не слышал? - якут не верил своим глазам — этот странный голос шел прямо от дерева. - Мы ведь понимаем друг друга?
Это было дерево! Дерево с большой буквы «Д»! Огромный дуб патриарх, корни которого выползли наружу будто им не хватает места под землей. Ствол, нависавший над ними, был весь в буро-черных складках, местами отчетливо напоминавших человеческие раны... Весь мир якутского охотника в мгновение ока перевернулся с ног на голову. Всю свою молодость он презирал своего отца — потомственного шамана целого десятка стойбищ. Ведь как же иначе, он был активистом, боровшимся с пережитками прошлого, с мракобесием, в котором погряз якутский народ. Разве мог он, убежденный комсомолец, уважать своего отца, который, подумать только рассказывал о каком-то великом дереве — опоре всего мира. Нет! Все его речи он отвергал сходы, обвиняя того в старческой глупости...
- Как же я мог? - шептал он в каком-то забытьи. - Почему я стал таким? Отец?! Отец, это я, Абай?! Смотри, вот он я, стоя перед тобой на коленях...
Перед его взором стояла давняя картина, которую он, как ему хотелось думать, уже давно и благополучно забыл... Умиравший отец, палец крючковатый палец которого был обвиняющие направлена в сторону Абая. «Попомнишь меня! Попомнишь мои слова! - билось в его мозгу огненными молотками. - Аал Луук Мае, прими мое тело в свои объятия! Иччи, сопроводите меня к подножию великого дерева! Я честно служил вам в этом мире и буду также служить в другом...».
Ноги пожилого охотника медленно подогнулись и он рухнул вниз прямо на кусок узловатого корня.
- Отец, отец, ты меня слышишь? - сын старого шамана шептал, обращаясь в сторону дерева. - Отец, я увидел Аал Луук Мае... Ты мне говорил, но я глупый молодой тырген не верил тебе! - По морщинистым щекам текли слезы. - Я увидел Мировое дерево. Значит иччи не забыли старого Абая и явили ему свою милость...
Зрелище стоявшего на коленях, плачущего и вдобавок что-то бормотавшего человека так поразили пограничника, что он растерялся.
- Абай, ты что? - он похлопал его по маскировочному халату. - Перестань! Все будет нормально! Это же я, Голованко! Ты, что не узнаешь меня?
Но взглянув в помутневшие глаза он понял, что хлопки по спине и крики здесь вряд ли помогут. Хлипкое тело, с которого начали медленно сползать гибкие корни, медленно закачалось.
- О, Аал Луук Мае, пусть вечно твои ветки купаются в голубом небе и ночами тебя укрывают самые пушистые облака..., - Абай мерно раскачивался из стороны в стороны, тихо что-то приговаривая. - Пусть корни твои никогда не знают недостатке в живительной влаге! Пусть дикие звери обходят тебя стороной!
Переминавшийся с ноги на ногу, Голованко отошел от него подальше.
- Что, Степаныч, страшно? - Лес оказался тут как тут, возле его уха. - Я же говорил, с ним проблем не будет!
- Что ты такое говоришь, Андрей? - удивился Голованко. - Посмотри на него? Что я капитаны скажу? Что он тронулся умом, когда услышал как разговаривает дуб?
Гибкие путы корней окончательно сползли с тела якута, но он словно этого не заметил. Его туловище продолжало раскачиваться из стороны в сторону как маятник.
- Старшина, он же сделает все, что ему не скажут, - дубовая ветка качнулась в сторону якута. - Мне кажется, меня приняли за какое-то божество...
Наконец, человеческий маятник качнулся слишком сильно и Абай упал на живот. Он раскинул руки и начал медленно ползти к дубу. Его голова при этом буквально ковыряла собой мох.
- О, Аал Луук Мае, не гневайся на твоего сына, - коричневатые пальцы с благоговением коснулись морщинистой коры и начали осторожно скользить по ее складкам. - Если такова твоя воля, выпей мою жизнь! Я ничто перед тобой, Аал Луук Мае!
Ветер, шевеливший до этого ветки деревьев, затих. Вокруг стало тихо. Не слышалось даже бормотание якута.
- Ты готов, тырген? - Старшина от неожиданности даже вздрогнул, насколько изменился голос Андрея. - Хватит ли у тебя мужества посмотреть на меня своими лживыми глазами? Или ты снова убежишь, прикрываться бесполезными железками? Посмотри на меня?
Если старшина вздрогнул, то из якута пронзил настоящий разряд. Его тело задергалось, руки и ноги разбросало в разные стороны. Трясучка продолжалась пару минут.
- Я готов..., - еле слышно прошептал Абай, поднимая голову наверх. - Я еще сильный... Я пригожусь...
Почва вздрогнула, выпуская из себя черные жгуты корней. Жутко извиваясь, они вновь вцепились в его конечности, оттягивая их в сторону.
- Я готов, Аал Луук Мае, - страх уже исчез из его глаз, теперь там поселился все сметающий экстаз. - Я готов служить тебе! Только скажи, я все исполню!
Его душа ликовала. Он смотрел на великое божество, о котором в своем босоногом детстве слышал столько легенд. Оно тоже смотрело на него! Аал Луук Мае призвало его служить себе! Его, изменника Абая, уже давно забывшего веру предков, Мировое дерево призвало к себе...
- Тогда закрой глаза и..., - дерево уже шептало, почти мурлыкало. - Верь мне, сын Великого леса! Закрой глаза и засыпай! Я дам тебе великую силу и укажу врага, который грозит мне. Засыпай... Ты проснешься великим богатырем...
Его глаза медленно закрылись, дыхание начало выравниваться, лишь губы что-то шептали.
- Я Элей Боотур... Я великий Боотур, не знающий страха...
Тело якута осторожно спеленали корни и накрыли длинные ветви.
- Андрей, ты его не того? - вдруг очнулся Голованко от увиденного. - Нельзя же так! Он свой!
- А я кто, по твоему? Выродок, что-ли?! - совсем по человечески огрызнулся Андрей, на глазах становившийся все более похожи на прежнего Андрея. - Не бойся, с ним будет все хорошо... Помнишь, я обещал немцам сюрприз? Вот с его помощью я это и сделаю... Иди и готовь отряд.
Ничего не сказав в ответ, Голованко повернулся и двинулся обратно, стараясь больше ни на что не обращать внимание.
- Как говориться меньше знаешь — лучше спишь, - пробормотал он, перепрыгивая небольшую яму. - Завтра с ним и решим остальное... Главное спасти женщин и детей. Главное они, а все остальное ни единой копейки не стоит! - разговаривая сам с собой старшина все больше и сам верил в свои слова. - Спасем, значит не зря живем на этом свете! А нет, так нам надо! Что же мы за мужики, если годимся только на то, чтобы жрать да спать!
64
Прямо напротив здания горкома партии, которое сейчас занимала немецкая комендатура, располагалась небольшая площадь или, лучше сказать, довольно широкая улица. Ее часть была покрыта довольно неровной брусчаткой, которую судя по камням добывали совсем недалеко, в местном карьере. По обеим сторонам улицы стояли бывшие купеческие дома, глядевшие на людей разбитыми или заколоченными окнами. Кое-где и уцелевших стекол время от времени выглядывали какие-то тени, которые мельком взглянув сразу же прятались в полумраке комнат.