Читать интересную книгу Время вестников - Андрей Мартьянов

Казаков пожал плечами. Имя было смутно знакомо… ах да, ведь хозяин здешней богадельни – тоже Комнин, только Исаак. Родственник? Брат? Отец? Черт их поймет, местных олигархов.

– Византийский базилевс, – нетерпеливо пояснил Хайме. – Базилевс – это…

– Что такое «базилевс», я знаю, – перебил Казаков. – Ну, и?..

– Андроник заключил соглашение с крестоносным воинством, тем, которое ведет на Восток Фридрих Барбаросса – о том, что беспрепятственно пропустит крестоносцев через свои земли и даже даст им корабли для переправы через Босфор и проводников по Малой Азии. Хоть об этом ты, надеюсь, слышал?

– Теперь слышал, – хмыкнул Сергей. – Нам-то что с того?

– Исаак Комнин, император Кипра, приходится Андронику отдаленным родственником. Они в скверных отношениях, это так, и все же родная кровь. Андроник с удовольствием казнил бы Исаака, попадись тот ему в руки, но – сам. Если же в семейные отношения Комниных полезет кто-либо еще, такое вмешательство будет расценено как повод к войне…

– Это мы понимаем, – вставил внимательно слушавший Казаков. – Свою жену учу как хочу, а соседи не встревай, так?

– Да, похоже. И вот представь себе следующее… Представь, что Ричард Львиное Сердце, придя во всей своей мощи под стены Лимассола, узнаёт, что его возлюбленная супруга Беренгария – находившаяся в заложниках у Исаака Комнина – к примеру, злодейски удушена в своих покоях. Как по-твоему, что сделает Ричард?

– Взбесится, – почти без раздумья ответил Казаков. – Беренгария как таковая этому извращенцу безразлична, но ее смерть, вкупе с пожаром в гавани Мессины, станет оглушительной оплеухой его самолюбию. А поскольку в глазах всего прочего крестоносного рыцарства подобная история выглядит донельзя романтично, то немедля последуют какие-нибудь громогласные обеты в страшной мести вероломным убийцам. То есть Исааку Комнину. Лимассол разнесут по кирпичику, а Комнин… словом, не хотел бы я быть на его месте.

– Вот! – Хайме одобрительно кивнул. – Все-таки, Серж, ты еще не совсем безнадежен. Итак, Кипр захвачен, Лимассол разграблен и сожжен, Исаак Комнин принимает жуткую смерть от рук – или по приказу, что, в сущности, одно и то же – одного из вожаков Крестового Похода. Теперь подумай, как на это ответит его коронованный родич, византийский базилевс. Который, между нами говоря, без того отнюдь не отличается кротостью характера.

Барон де Шательро честно представил последствия и ощущения свои выразил короткой, емкой русской фразой:

– Ох, ни … себе!

– Слов я не понял, но интонацию уловил, – усмехнулся Хайме. – Теперь понимаешь? Это не говоря уже о том, что сделает со злосчастной свитой королевы разъяренный Ричард после штурма. Или перепуганный Исаак до штурма, неважно.

– Твою-то мать, – пробормотал Казаков, до которого наконец дошло в полный рост. – Сплавал, называется, в романтическое путешествие. Да уж, парень, умеешь ты обнадежить… Послушай, но ведь ничего еще не случилось, да может быть, и не случится! Беренгария жива-здорова, этот… как его… Барцелло только вчера говорил…

– Пока не случилось, – сквозь зубы произнес Транкавель-младший. – Может быть, и не случится. Хочешь дождаться, посмотреть? Может, еще об заклад побьемся?

– Ч-черт, – от избытка чувств Серж засадил кулаком в стену, зашипел от боли, затряс рукой. – Ты прав, тут игра такая – или пан, или пропал… Не понимаешь? Ну и ладно… Но, погоди-ка! Самое главное забыли! Ангеррану все это зачем? Он ведь точно так же заинтересован в успехе Крестового Похода, как и все прочие, разве нет?

Тонкие черты лица Хайме де Транкавеля сложились в мучительную гримасу. Такая бывает у человека, когда у него болят зубы или же когда ему приходится объяснять нечто крайне сложное, весьма интимное, да к тому же еще ужасно неприятное.

– Серж, – задушевно произнес он. – Прости меня, но… Скажи, что ты знаешь о своем… покровителе? Ты знаешь, кто он? Откуда он? Что он может и чего он хочет? Или, к примеру, откуда у него шрам на шее?

Казаков добросовестно попытался вспомнить… и с совершенным изумлением вдруг понял, что и в самом деле знает о своем непосредственном начальнике ровно столько же, сколько знает салага-рядовой о начальнике штаба округа – сиречь имя, фамилию и приблизительное количество звездочек на погонах. Они с де Фуа разговаривали часто и подолгу, но всякий раз хитрый старикан выворачивал беседу каким-то столь удивительным образом, чтобы не выдать ни малейшей сколько-нибудь ценной информации о собственной персоне. Не помогли даже некоторые довольно специфические разговорные навыки, коим старшего лейтенанта Казакова учили в бытность оного «техником КБ Камова».

– Ну допустим, ничего я не знаю, – признался он. – Или – знаю, но совсем мало. Так что с того? Вот про тебя, например, я тоже почти ничего не знаю. А Ангерран, по крайней мере, человек хваткий и опытный, вхож ко двору, королева его выделяет. Он мне обещал, что с ним я добьюсь веса в обществе, и вроде бы слово держит. Вот, скажем, устроил мне участие в том дознании, дабы я лишний раз показал себя перед Ричардом…

Он осекся, увидев, как пуще прежнего скривился собеседник.

– Ох, Серж… Опять ты как дитя малое. Ты что, думаешь, твой патрон хотел устроить тебе карьеру таким манером? Для дворянина палаческое ремесло считается позорным. Неужели в Польше, или где ты там родился, этого не знают? Не знаю, чего именно добивался де Фуа, но уж точно не твоего продвижения.

– Так какого ж… ты раньше молчал?! – взвился Сергей. – Сидел там с умным видом, еще советы подавал… Как тебе верить после этого?!

– Я думал, ты взрослый мужчина и знаешь, что делаешь. Это я теперь понял, что ты, хоть и взрослый, а какой-то странный, не от мира сего… И вообще, с чего бы мне лезть в твои отношения с патроном? – пожал плечами Транкавель. – Тогда я смолчал. Но теперь не стану. Ибо весь флот Ричарда не стоит одной улыбки Беренгарии.

Казаков только зубами заскрипел и в полном расстройстве взлохматил пятерней волосы. В очередной раз ему приходилось попасть под раздачу из-за элементарного незнания истории. Средневековая интрига, мать ее ети…

«Ну да, Беренгария… вот где собака зарыта», – подумал он, глядя на точеный профиль молодого Транкавеля. – «То-то она с того дня тебя привечает по-прежнему, а на меня смотрит, как на лужу. Да, подложил ты мне свинью, конкурент, причем без малейших усилий даже – просто промолчал… Но шеф, шеф-то каков! Ах, Ангерран, старый ты козел…»

– Ладно, проехали, – наконец буркнул Серж. – Кто старое помянет… Слушай, но ведь де Фуа заперт вместе с нами. Как он может что-нибудь сделать Беренгарии?..

– «Как» – это вообще не вопрос, – отмахнулся Хайме. – Пара особых слов стражнику, или хоть тому же мэтру Барцелло, например – и можно спать спокойно, нужные люди обо всем позаботятся. А – зачем… Откуда мне знать? Мне кажется, подлинных мотивов Ангеррана де Фуа не разумеет никто, кроме самого де Фуа, да еще, пожалуй, того, кому служит он сам. Скажу одно: твой патрон – очень… скверный человек. Он тоже владеет Силой, но не такой, как, скажем, моя. Скорее он похож на моего старшего брата, Безумного Рамона. Темное, порочное Искусство…

– «Темной стороны силы остерегайся, падаван», – исключительно от врожденного цинизма проворчал Казаков – и тут же о своем цинизме пожалел. Произнесенная фраза, как гипнотический ключ, заставила вспомнить кое-что, о чем он предпочел бы забыть. Например, чудесным образом залеченное воспаление, которое не брали лучшие антибиотики двадцать первого века – аж зачесался отлично заживший шрам на плече. А потом Сергей вспомнил еще кое-что, вернее, кое-кого – и похолодел.

Некую колоритную личность, угощавшую его на Сицилии папиросами «Беломор» фабрики Урицкого и играючи осуществлявшую «холодные» ядерные реакции. Менявшую внешность одним движением пальца и весьма аргументированно ведшую со старшим лейтенантом Казаковым богословские беседы. Мессира де Гонтара, милейшего, умнейшего и душевнейшего собеседника, уверявшего, что он «действительно злой». Казаков тогда тоже так и не понял, чего же все-таки хотел сей мессир, однако легкомысленно пригласил его «заходить еще». Это было, кажется, совсем недавно и в то же время – ужасно давно, это было столь мимолетно, что почти забылось…

А вот теперь почему-то вспомнилось.

Старший лейтенант Сергей Казаков, в миру – барон Серж де Шательро, откинул со лба изрядно отросшие волосы и, прищурившись, долго смотрел на зимнее море, где совершали свои странные маневры корабли крестоносной эскадры.

– Добро, – наконец сказал он по-русски, не обращая внимания на вопросительно заломленную бровь Хайме Транкавеля. – Убедил, черт языкатый. Двум смертям не бывать, одной не миновать.

И, спохватившись, перевел на норманно-франкский. Получилось, конечно, совсем другими словами. Все-таки Казаков еще не слишком хорошо выучил этот язык.