разорения и от ранней смерти.
Потом они молчали, может, всего минут десять, а может, целую вечность, только руки их соединял исповедальный четверной крест, а глаза говорили о многом и ни о чем. Они просто смотрели друг на друга и молчали.
А по прошествии этого времени, мига, вечности Дебора сделала последний вздох, закрыла глаза и умерла. Спокойно, без напряжения и с улыбкой на устах.
Эта улыбка, кстати, вызвала напряжение у похоронных людей, пришедших подготовить тело Деборы в последний путь. Две женщины и один мужчина. Вот он и пытался эту улыбку убрать с ее лица, слишком неуместна она для мертвого человека. Впрочем, все и так было не совсем правильно. Смерть не красит, но Дебору смерть не изменила. Как будто заснула. Но эта улыбка…
Он пытался убрать эту улыбку, согнать с лица. Но не проходило и нескольких минут, как улыбка появлялась вновь! Это привело похоронных людей в замешательство, и они вызвали и целителя, и священника, чтобы они окончательно подтвердили смерть женщины. Они подтвердили, и вот тут улыбка как-то сама собой исчезла. Но Сатр мог поклясться, что перед огнем он проводил мать в последний путь до Огненного погоста, до печи, и эта улыбка возникла вновь на мгновение, и только огонь поглотил ее окончательно.
Еще три дня прощания Сатр так же неотлучно находился возле тела матери. Совсем неотлучно, он даже не помнил, ел ли он, ходил ли по нужде, вообще что-либо делал. Просто сидел. Вокруг чего-то происходило, кто-то приходил, уходил, слышался голос священника, поминальные молитвы, свечи то загорались, то кто-то менял огарки на новые длинные, пахнущие воском. А он как и не здесь был, а где-то далеко-далеко.
Нет. Умирать он не собирался. Даже мысли не было о самоубийстве. Правда, мыслей, что делать дальше, тоже не было. Но он сдержал слово, данное матери. Он не вернулся к Торксам. Он проводил тело матери до Огненного погоста, а потом упросил служителей – он уже не помнил, но вроде три дня провел рядом с погостом в ожидании понедельника, – чтобы те выдали ему пепел от сгоревших тел. Ему было безразлично, что пепел был не только его матери. Главное было то, что там был пепел его матери!
А потом он куда-то шел, наконец-то он куда-то шел, а не сидел и ждал с урной, с прахом. Долго шел. А когда остановился, с удивлением обнаружил себя на руинах Алхимического замка!
Здесь никого не было, поэтому никто не мог остановить Сатра. А он уже понял, что ему следует делать дальше!
Но сначала он простился с матерью. Подошел к пологому берегу реки, открыл урну с прахом и рукой, забирая горсти пепла, рассыпал его над водой. Когда последняя щепоть оказалась в воде, вздохнул, перекрестился. Постоял немного и направился в сторону замка.
Со дня смерти Бана Торкса здесь почти ничего не изменилось. Стало более пустынно, несмотря на руины от взрыва, и как-то холодно и уныло. Конечно, после Лета Сигизмунда холод начинал усиливаться. Но рядом с руинами, кажется, было еще холоднее, чем просто в пространстве вне замка.
Сатр обладал великолепной памятью, заметил он это рано, заметил и дед. Поэтому один раз сказанное или показанное, дорога какая-нибудь, место откладывались у него в памяти надолго, если не навсегда. И сейчас он хотел воспользоваться своей памятью.
За пару натир до гибели дед показал Сатру одно место в подземельях замка. Сказал, что об этом месте никто не знает, кроме самого Бана Торкса, и вот теперь и Сатра, как его наследника. Правда, показать показал, но вот что в нем особенного, так и не сказал. Только фразу одну:
– Если тебе будет плохо, приходи сюда. Если захочешь отомстить кому-нибудь, приходи сюда. Если захочешь получить знания, приходи сюда. Если захочешь понять своих демонов, приходи сюда. Но если просто поглазеть, то лучше не приходи.
Но добраться до места оказалось сложной задачей. Сатр не знал потаенных дорог (пока не знал) вне замка, которые вели бы в него, поэтому ему требовалось добраться до места из разрушенной подземной лаборатории. Как он с дедом и шел к этому месту…
Угол лаборатории, где находилась лестница, металлическая, но с обычными перекладинами, как на чердаках, но тут ведущая не на чердак, а еще глубже, вроде была цела, но темнота не давала ничего толком разглядеть. Поэтому требовался вначале свет. Фонарь – фаер, например, на худой конец свеча или спички.
Еще был день, но уже вечерело, поэтому Сатр попытался найти что-нибудь в свете разрушенного проема, через который он и забрался в лабораторию.
Странно, конечно, что за столь долгое время здесь никого не было и никто не пытался поживиться. Ведь найти даже в этом разрушении можно много чего.
Ну, например, связку свечей. Сатр на нее наткнулся почти сразу, разгребая гору мусора, видимо, когда собирали тела, мусор и сгребли в этот угол. Или…
О! Это самая отличная находка – коробок спичек! И это не просто спички, а самые лучшие спички. Тоже, кстати, изобретение Бана Торкса. На самом деле, не совсем его. Рецепт, как он говорил внуку, он нашел на каком-то блошином рынке. Текст был написан на старом дланском алфавите, там несколько иное написание букв, поэтому эта книжка никого не заинтересовала. Там было еще много чего, но спички оказались самым лучшим из всего. И этими спичками Бан Торкс собирался завоевать весь мир. Тут ведь никакой магии! Чиркнул головкой спички об камень или об черную терку коробка, и вот он, огонь! Никакого вонючего дыма на всю кухню и слабый огонек, которым еще нужно наловчиться что-либо поджечь, как у спичек Хорха, или одно зажигание на десять у воспламенителей Ниса. А ведь спички этих мастеров считаются лучшими в Каракрасе!
Ну что ж, Бан Торкс не сумел, может, это получится у Сатра?
Спуститься по лестнице Сатр сумел, а вот возле завала остановился. Это был даже не завал, а нагромождение деревянных балок, кирпичей, которые, видимо, не выдержали взрывной волны и вывалились в коридор, почти закрыв проход.
Остановился, потому что немного испугался. Место находилось за этим завалом, но было немного страшно идти. Можно, конечно, вернуться, и что дальше? Ничего! А значит, нужно идти вперед!
И он пошел вперед. И ведь как чувствовал! Только преодолел завал, и тут же позади него на пол рухнула груда камней, окончательно преграждая путь назад.
Ну, значит, вариантов не осталось. И нужно идти дальше!
Еще минут пять двигался. При этом свеча