– Если ты прав, то становится понятно и наше невезение в поимке босса или на четвёртом уровне ада, – с какой-то злостью говорит это Суини. – Но как Вагант вмешивается в обход Дио?
– Не думаю, что это осознанное вмешательство, – качает головой Эд, отвечая на вопрос японца. – Что-то вроде эманаций, которые не остановить.
– То есть против меня играет сама Фортуна? – Я не пойму подполковника, он резко перестал беситься, а на его губах заиграла какая-то предвкушающая улыбка…
Слайд триста пятьдесят девятый
Неделя после объявления смотрителей прошла тихо. Война как-то сама собой сошла на нет. Кристально ясно образовался явный аутсайдер – весы. Из просто постоянной войнушки ситуация резко перешла в разряд критической. Сказать, что многие хотели домой, значит не сказать ничего. А те, кто не горел таким желанием, облизывались на четверть сокращённое время смертного проклятия. Почему равновесники сидели тихо, а не нападали? Это было для нас загадкой, но они не пытались хоть у кого-то выбить четвёртый алтарь. Ощущение, что на них напала апатия, и они просто опустили руки.
Неделя нервов и напряжения, неделя построения планов и усердных тренировок.
Один Джастин ходил рядом и причитал, что мы готовимся убить сотни людей, реально убить, а нас это совсем не волнует. Он был прав, нас это не волновало!..
Слайд триста шестидесятый
Пять армий стоит в ожидании.
Шестая обречённо заваливает свой город баррикадами. Им уже всё равно на любое недовольство ургов и на штрафные санкции смотрителей. Весы понимают, это их последний бой. У них нет ни единого шанса на победу, но они готовятся сопротивляться.
До снятия иммунитета с города Оридбург остаётся:
10
9
8
7
6…
Слайд триста шестьдесят первый
На окраинах Оридбурга идёт бой. Самое великое сражение, которое устраивали люди в этом мире. Все воюют против всех. Немногим менее десяти тысяч человек участвуют в этой бойне. Главный приз за победу в которой, по сути, достанется только одному! Обратный билет домой. Домой, где ты будешь здоровым и богатым, а про мир ургов будешь вспоминать только в своих кошмарах.
– Мы захватили нужное здание! – кричит парень из отряда Бастарда.
– Ну что же, – хлопает меня по плечу Кланс. – Ваш выход, ребята! С вами пойдёт весь резерв, будут отсекать тех, кто попробует вас остановить, – в резерве у нас в этом сражении клан Алфи, элитные перевёртыши.
– Хорошо, – провожу последнюю проверку «Мьеллнира». – Мы готовы!
– Давайте, мужики! Нам нужен этот бонус, – но вместо того, чтобы указать вперёд, подполковник неожиданно хватается за наплечник, подтягивается и шепчет мне на ухо. – Был рад быть с тобой знакомым, – и по его глазам видно, он прощается со мной. А потом отпускает меня и кричит. – Вперёд!
Слайд триста шестьдесят второй
Дом, захваченный группой манчкинов, был первоочередной целью родян в первой фазе сражения. Дом вроде был тупиковым и на первый взгляд не давал никакого стратегического преимущества. Сам дом нам был нужен только из-за одного – у него была очень удобная крыша! Крыша совершенно бесполезная, если у вас нет…
Прыжковые ускорители «активация»!
Четыре пары закованных в энсим ног устремляются в недолгий полёт. Секунда, и мы в тылу у обороны весов. Но в наши задачи не входит прорыв баррикад. Мы вообще не планируем воевать. Смена ускорителей. Бег до края новой крыши и вновь:
«Активация»!
Четверо Спиц, как гигантские кузнечики, прыгают с крыши на крышу. Не встречая никакого сопротивления, мы за считанные пару минут добираемся до центра и спрыгиваем на городскую площадь.
Перед нами запертые ворота Главного Храма Равновесия. И к нам уже спешит резервная сотня весов. Они думают, что запертые храмовые ворота нас задержат.
Как бы не так. Наши ладони срывают с пояса склянки, и восемь бутылок с магической кислотой через секунду разбиваются об обитое сталью дерево храмовых врат.
– Пять. Четыре. Три. Два. Один. Вперёд, Эд! – Атлант тут же начинает разбег.
Могучее плечо гиганта с трудом, но проламывает ослабленную магией шамана преграду.
Проход внутрь Храма открыт.
И над Оридбургом раздаётся крик, сорвавшийся из четырёх глоток одновременно:
– Бар-р-р-р-а-а-а-а!..
Слайд триста шестьдесят третий
Глупо себя чувствую. Очень глупо. Внутри храма было всего полсотни охранников, для нас в «Мьеллнирах» они не вызвали никаких проблем. Мы шли сквозь последних защитников Равновесия, как горячий нож сквозь масло. Шли, шли и пришли.
Вот он, алтарь. Ударь, и ты дома.
Но не могу. Не могу ударить!
Смотрю на Эда, на Павла, на Карла. И не могу опустить руку.
Я уйду, они останутся? Так?! Не могу.
– Эд? – отхожу в сторону от алтаря и делаю приглашающий жест.
Но гигант отрицательно качает головой.
– Павел?
– Нет, Эхо, только не я, – отказывается художник.
– Карл?
– Я вас не брошу! – его голос полон решимости.
– Мужики, – мне становится смешно, наверно, на нервной почве, – ну чушь же получатся, вот он алтарь, бейте давайте! Эд – ты!
– Нет, Эхо, иди ты в…
Но гигант не успевает договорить, как в зал с алтарём врывается гигантская кошка. Вся в ранах, с почему-то подпалённой шерстью и совершенно безумными глазами. Но тем не менее я её легко узнаю и в этом облике.
– Алфи! Ты хочешь домой? – Кошка непонимающе трясёт головой. – К дочке хочешь?
– Да! – Миг, и девушка стоит рядом уже в человеческом облике.
– На, – протягиваю кинжал ей в руки. – Алтарь там, – показываю себе за спину.
– Ребята, – красавица непонимающе хлопает своими огромными глазами, всё ещё не в силах поверить в то, что я ей предлагаю. – Вы серьёзно?!
– Давай быстрее, Алфи, тут скоро станет многолюдно, – как-то тихо и спокойно, будто о какой-то стирке, о чём-то бытовом, произносит Эд.
– Спасибо вам парни, спасибо, – по лицу той, кого мы все любим, катятся огромные слёзы. Она тихо всхлипывает и делает шаг…
Слайд триста шестьдесят четвёртый
Я сижу, свесив ноги с обрыва. Внизу, где-то далеко, в бешенстве ревёт прибой. Ночь настолько темна, что мне не видно, что там под ногами.
Мне плохо. Нет, не физически. Мне невероятно плохо морально. Кто бы что ни говорил, а я недавно убил более шестнадцати сотен человек. И пусть последний удар нанесла Алфи. Пусть я был не один. Убил их я. Именно я послужил катализатором тех процессов, которые привели к этому убийству.
Это давно понял Джас, он пытался нас вразумить, он говорил: «Мы готовимся убивать, опомнитесь, люди!». Его слушали, но не слышали. Смерть, для нас в этом мире она стала не более чем иллюзией. Мы забыли, забыли, что она бывает настоящей. Сегодня я это понял.
Понял, когда перед моим взором в направлении разрушенного алтаря прошли тени тех, кто умер. Эти люди были моими врагами, но я не хотел их смерти, я не хотел их убивать! Шестнадцать сотен теней бросали на меня свой последний в бытии взгляд. А я не мог даже убежать. Смотрел на это шествие и смотрел. Нет, никто насильно меня не удерживал, я сам не мог уйти. Не мог.
Внезапно сердце защемило какой-то непривычной болью. Но даже если это инфаркт, мне это не поможет, я бессмертен, пока стоят алтари Рода. Мне не уйти, не ответить за свои грехи.
Пытаюсь размять грудь в области сердца, но рука нащупывает какой-то предмет.
Через секунду я смотрю на артефакт-репетитор, что лежит на моей ладони. Смотрю на него и отчётливо понимаю, зачем я всё это время его на себе таскаю. Отчётливо осознаю своё желание, своё тщеславие.
Великие люди часто таскали за собой тех, кто увековечит их поступки, их мысли, их решения, кто запишет их жизнь и пронесёт память о ней через века. Так и я ношу этот репетитор в надежде, что он работает на запись. Что когда меня уже не будет в этой вселенной, кто-то найдёт его и «прочтёт». Глупо, наивно, но так оно и есть.
Медальон сжимается в кулаке и колет меня своим краем. Боль слабая, но она отрезвляет, прерывая приступ самобичевания.