Читать интересную книгу Власть. Монополия на насилие - Олег Кашин

Но теперь «рассерженные горожане» — это не только участники протестных митингов. «Рассерженными горожанами» депутат Мосгордумы и один из лидеров «Молодой гвардии «Единой России» Кирилл Щитов назвал свое новое общественное движение, призванное бороться с протестными митингами. В понедельник эти «рассерженные горожане» пикетировали Мосгордуму, требуя, я процитирую пресс-релиз, «защитить горожан от кочующих лагерей оппозиции».

«Рассерженных горожан» у Кирилла Щитова мало. На днях в «Российской газете» напечатали такую очень свирепую статью об ужасах, которые несут оппозиционные митинги: «Люди опасаются, что под видом оппозиционеров на сцену выйдут маргиналы и люмпены всех мастей — от бомжей-мародеров до профессиональных уголовников». Там тоже речь шла о том, что москвичи недовольны акциями протеста, «Российская газета» цитировала того же Кирилла Щитова и указывала, что «Три человека обратились с просьбой запретить подобные массовые акции или организовать их в специально отведенных местах, а еще лучше на окраине города». То есть они нашли только троих москвичей, которым не нравятся «кочующие лагеря». А ведь искали, надо полагать, тщательно.

И это, конечно, смешная история, но я все равно отношусь к ней достаточно серьезно, потому что главное в ней — не трое заявителей, поддержавших депутата Щитова, а вот эта терминологическая игра.

«Рассерженные горожане» — это теперь название прокремлевского молодежного движения, и когда очередной эксперт по протестным акциям начнет говорить о «рассерженных горожанах», он будет вынужден делать оговорку — мол, я имею в виду не Кирилла Щитова и его сторонников, а настоящих рассерженных горожан.

Может быть, в исполнении молодогвардейца Щитова такая игра в слова выглядит наивной и примитивной, но вообще ведь все, что происходит в нашей политике — это одна большая игра в слова. И митинги «За честные выборы», и виртуальное противостояние «креативного класса» и «рабочих», и даже назначение новых министров — это именно игра в слова. И побеждает в ней именно тот, чьи слова в конце концов окажутся более убедительными.

21 мая. На месте Владимира Мединского я бы издал отдельной толстой книгой сборник откликов на его назначение — статьи в газетах, колонки в онлайн-изданиях, посты и твиты в социальных сетях; может быть, Мединский оказался вообще самым комментируемым министром (не культуры, а вообще) за все время, и по резонансности своего назначения может конкурировать только со знаменитым полпредом Холманских. Но если бы сборник откликов на назначение Мединского действительно был издан, то, думаю, и сам Мединский не рискнул бы назвать такой сборник захватывающим — на каждой странице в нем было бы одно и то же: написал много глупых книг, его диссертацию называют плагиатом, самого Мединского мракобесом, цитируют его слова о Сталине, при котором было лучше, чем сейчас, — ну, в общем, понятная картина. Кто-то сравнил Мединского с Дмитрием Табачником, украинским министром образования, над которым тоже принято смеяться и который традиционно поставляет местным СМИ, если пользоваться интернет-терминологией, «лулзы». По поводу Мединского, кажется, ни у кого нет сомнений, что главным правительственным поставщиком лулзов теперь будет он.

В медведевском правительстве много новых лиц, но всем им еще предстоит выстраивать свои отношения с внешним миром — мы еще не знаем, кто займет в общественном сознании места непопулярных Андрея Фурсенко или Татьяны Голиковой, и можем только гадать, перейдет ли в наследство Максиму Соколову репутация Игоря Левитина, или получится ли из Владимира Пучкова новый Сергей Шойгу. Только про Мединского уже все понятно, и мне даже неловко давать сейчас ссылку на свою трехлетней давности HYPERLINK «http://kommersant.ru/doc/1116086» заметку о нем — Глеб Павловский три года назад сравнивал Мединского с дореволюционным трэш-писателем Иваном Прыжовым, книготорговец Борис Куприянов называл Мединского снобом, а нашист Борис Якеменко — непрофессионалом. Тогда это звучало неестественно резко, а теперь стало общим местом, и, мне кажется, самое время попробовать поискать в Мединском что-нибудь хорошее.

Это не так трудно, как может показаться. Хорошее в Мединском — именно то, что почему-то считается плохим. Трэш-писатель, мракобес, абсолютный фрик по меркам современного политического класса, — на фоне «всех остальных» это может быть и преимуществом. Нельзя сказать, что таких людей в публичной политике кроме него нет, их у нас достаточно, только существовали они до сих пор в специально отведенных местах, кочевали из ток-шоу в ток-шоу. «Сегодня у нас в гостях снова Олег Митволь и Александр Проханов!», — и вот где-то между Митволем и Прохановым все эти годы существовал и Владимир Мединский, но только у него, у статусного единоросса (при Лужкове вообще возглавлял исполком московской организации «Единой России») не было никаких других резонов для публичной активности, кроме собственного тщеславия. Он писал книги, завешивал всю Москву их рекламой, снимал патриотические сериалы для ТВЦ и воевал с Юлией Латыниной не для того, чтобы когда-нибудь стать министром, а просто потому, что хотел быть знаменитым, быть властителем умов, быть, как это называется, «публичным интеллектуалом». В своем «твиттере» он любовно цитировал восхищенные отзывы поклонников о нем самом, о его книгах, о его интеллекте, о его полемическом таланте, — и это совсем не поведение хитрого карьериста. А если и были у него какие-нибудь засекреченные карьерные амбиции, вряд ли они подразумевали должность министра культуры даже как промежуточный этап.

Но он стал министром культуры, занял место Александра Авдеева, который, между прочим, когда-то тоже человеком из ниоткуда проник на эту министерскую должность, почему-то не вызвав такого количества негодующих отзывов. Министерство, в котором нельзя ничего развалить — стоит ли оно того, чтобы расстраиваться по поводу прихода в него автора книжной серии «Мифы о России»? Как известно, это даже не прачечная.

19 мая. В субботу я разговаривал с Ксенией Собчак, и она говорила мне, что не нужно считать ее, цитата, «засланным казачком» в протестном движении.

Возразить на это мне было нечего — я не считаю ее казачком, и вообще спокойно отношусь к тому, что лицом российского протестного движения неожиданно стал не какой-нибудь левый мыслитель или даже правый мыслитель, а ведущая реалити-шоу «Дом-2». Но если и есть какой-то повод возмущаться проникновением Ксении Собчак в российскую политику, так это неповторимая эстетика даже не реалити-шоу, а скорее таблоидов или сентиментальных телесериалов. Например, история примирения Ксении Собчак с Чулпан Хаматовой — она как будто написана сериальным сценаристом. Цитирую твиттер Собчак: «Я попросила прощения, если вопрос ее обидел — цель была совсем другой. Чулпан ответила, что никому не даст нас поссорить, сказала спасибо и расплакалась, еще раз показав, что хороший человек все понимает. Мы долго стояли вместе, обнявшись, и я испытала огромное облегчение, что мой поиск правды все-таки не причинил боли».

Напомню, в предыдущем сезоне этого сериала речь шла о том, что во время церемонии присуждения кинопремий «Ника» Ксения Собчак, которая вела эту церемонию, спросила Чулпан Хаматову, стала бы та сниматься в предвыборном ролике Владимира Путина, если бы не занималась благотворительной деятельностью. И все после этого начали спорить, уместны ли такие вопросы на церемонии вручения кинематографической премии, этично ли вообще заводить публичные разговоры на такие темы, и так далее. Как говорится, развернулась широкая общественная дискуссия.

Теперь, когда Собчак извинилась перед Хаматовой, эта дискуссия, очевидно, завернулась. Они обнялись и расплакались, новость об этих слезах и объятиях передают информагентства, и в телевизионных выпусках новостей об этом показывают сюжеты.

Поиск правды не принес боли — это настоящий хэппи-энд. Но это, конечно, странный хэппи-энд. Вот представьте — вы смотрите сериал, героиня которого ищет правду и в поисках правды задает другой героине очень важный вопрос. Та, конечно, не отвечает, и это разумно с сериальной точки зрения — интригу надо сохранять, а то будет неинтересно. И вот сериал продолжается, наступает новый сезон, и в этом сезоне две героини снова встречаются, обнимаются, плачут — и финальные титры, все закончилось. Но позвольте, а где же ответ на вопрос?

А нет никакого ответа. Вы выключаете телевизор и ложитесь спать, чувствуя себя обманутым.

Я рад, что Ксения Собчак и Чулпан Хаматова помирились. Но мне не нравится чувствовать себя обманутым. Я хочу знать правду и хочу повторить вопрос, на который нам так и не ответили: если бы у Хаматовой не было благотворительного фонда — стала бы она сниматься в том ролике, или нет?