Читать интересную книгу Власть. Монополия на насилие - Олег Кашин

Один конкретный пример я могу привести, не задумываясь: «Левый фронт» Сергея Удальцова, неожиданно приобретший в последнее время вполне респектабельный медийный вид, при минимальной численности в 500 партийцев легко стал бы партией, и новая партия коммунистов с чуть менее советским имиджем и, что более важно, без всем надоевшего Геннадия Зюганова на следующих выборах смогла бы отгрызть у КПРФ ощутимый процент избирателей.

При минимальной численности в пять тысяч членов «Левому фронту» стать партией будет гораздо труднее — ни пяти, ни даже трех тысяч активистов у Удальцова нет, а те, которые есть, сосредоточены преимущественно в Москве. Но, думаю, даже если порог в пять тысяч будет установлен, Удальцову удастся собрать хотя бы виртуально необходимую численность — закон «мертвых душ» в нашей политике прекрасно работает, и пользуются им, я думаю, все партии, как системные, так и несистемные.

И здесь, мне кажется, стоит обратить внимание на гораздо большую, чем минимальная численность, проблему российской партийной системы. Какой бы ни была заявленная в законах минимальная численность, все российские партии, даже самые большие, как та же КПРФ, так и останутся преимущественно виртуальными организациями. Чтобы партия считалась партией, ей нужен офис, печать и лояльное отношение Минюста, а если точнее, то администрации президента. А больше ничего не нужно. Более того, если после изменения минимальной численности партий тому же Удальцову удастся зарегистрироваться, его партия от этого все равно не станет партией, а будет такой же частной конторой Удальцова, как КПРФ — частная контора Зюганова или ЛДПР — Жириновского.

И если сохранятся выборы по партийным спискам, гипотетическая партия Удальцова сможет провести в Госдуму по списку кого угодно: неизвестных, незнакомых нам и никому не нужных людей. И такой парламент ничем не будет отличаться от нынешней Госдумы. Потому что при таком Центризбиркоме, как сейчас, при таком Минюсте, как сейчас, при такой роли президентской администрации во внутренней политике, как сейчас, принципиально ничего измениться не может, какой бы ни была минимальная численность партий.

9 февраля. Это может прозвучать как сильное преувеличение, но я думаю, что такая формулировка здесь уместна: на наших глазах разворачивается самый серьезный политический скандал как минимум за последние двенадцать лет. Еще не Уотергейт, но уже WikiLeaks. Анонимная группировка интернет-хакеров взломала и обнародовала переписку пресс-секретаря Федерального агентства по делам молодежи Кристины Потупчик, эти письма опубликованы, и их содержание вызывает много неприятных вопросов к российским властям. Вопросы, кстати, могут поступать не только из России — я нахожусь сейчас в Эстонии, и в местной прессе переписка Потупчик — это первополосная тема.

В газетах обсуждают деятельность «нашистов» (в текстах на эстонском языке это слово используется без пояснений) во время скандала с переносом памятника «бронзовому солдату» в Таллине четыре года назад, и даже местные русские активисты, защищавшие этот памятник в 2007 году, возмущены теперь тем, что в атаке на эстонское государство участвовали российские молодежные движения. «Юные антифашисты-добровольцы, участвовавшие в акции на Тынисмяги, на самом деле были хорошо оплачиваемыми гастролерами за счет российского бюджета», — пишет газета Postimees. У нас, наверное, историю «бронзового солдата» уже забыли, но в обнародованной хакерами переписке есть еще много всего интересного — от бесконтрольного расходования гигантских сумм на подкуп популярных блогеров и размещение заказных статей в газетах до организации DDoS-атак на сайт «Коммерсанта» — до сих пор, хоть и было всем ясно, кто за этими атаками стоит, доказательств причастности нашистов к ним ни у кого не было.

И вот, наверное, главный вопрос — появились ли такие доказательства теперь? Взломанная почта, будь она хоть сто раз подлинной, от этого не перестает быть взломанной почтой. Взлом ящика электронной почты — уголовное преступление. До сих пор жертвами таких преступлений становились только оппозиционеры, и по этому поводу у всякого «человека доброй воли» никаких моральных терзаний быть не могло — хакеры заслуживают осуждения, почту читать не надо, да и вообще говорить об этом не стоит.

И теперь перед нами новая этическая задачка. Жертвами преступления стали функционеры самого непрозрачного правительственного ведомства, пользующегося самой дурной репутацией. И содержание писем эту репутацию подтверждает. Вот только воспринимать содержимое взломанного ящика как полноценное доказательство — это значит легитимировать деятельность хакеров, которая, какой бы благородной она в этом случае ни была, все равно не становится законной.

Я думаю, у этой этической задачки однозначного решения нет, но вот что знаю точно: если бы не было Росмолодежи, не было бы и повода для скандала. И, между прочим, даже если бы не было хакеров, история этого ведомства все равно закончилась бы каким-нибудь скандалом. Кстати, интересно — хотя бы после этого скандала история Росмолодежи закончится?

8 февраля. Публичная полемика между силовиками — в этом, в общем, ничего нового нет, это одна из таких обязательных примет нашей грустной стабильности. Старожилы помнят, как когда-то Виктор Черкесов пытался что-то доказать своим конкурентам из ФСБ и даже посвящал им статьи о «чекистском крюке» — ну и теперь он заседает в Госдуме во фракции КПРФ, то есть проиграл. Конфликт между генпрокурором Юрием Чайкой и его конкурентами из Следственного комитета пока продолжается, и чем он закончится, неизвестно — может быть, в конце концов проигравший тоже станет депутатом от КПРФ. У нас так принято, по крайней мере.

Но вот полемика между главой петербургской полиции Михаилом Суходольским и его непосредственным начальником Рашидом Нургалиевым — это все-таки совсем не то же самое, что дело подмосковных прокуроров. И не только потому, что в этом случае публично ссорятся представители одного и того же ведомства. Тут главное — как они ссорятся. Федеральная проверка после резонансного милицейского преступления — такое бывало и раньше, но до сих пор никогда подчиненный министра внутренних дел не высказывался в том духе, что такая проверка может дестабилизировать политическую ситуацию в связи с выборами. Шантаж — это, может быть, слишком сильное слово, но как иначе назвать заявление Суходольского? Сам он называет свой демарш «личным резким заявлением», но люди в погонах вообще-то лишены права на такие вещи, причем не только в публичном поле.

Суходольский «личное резкое заявление» сделал, и что теперь делать Нургалиеву — отменять проверку, демонстрируя подчиненным, что министр понимает язык ультиматумов? Проще сразу подать в отставку. Проводить проверку несмотря ни на что — да, может быть, только ведь министр понимает, на что способны его подчиненные. Захотят дестабилизировать обстановку — дестабилизируют, они умеют. В общем, безумно интересно, как Рашид Нургалиев из этой ситуации выкрутится.

И, думаю, это интересно не только мне. Оказавшись в, как это принято называть, зоне политической турбулентности, наша власть — причем вся, снизу доверху, — чувствует себя не очень уверенно, и случай генерала Суходольского просто наиболее ярок, поэтому он бросается в глаза. В любом ведомстве, МВД не исключение, всегда есть внутренние конфликты, но в более спокойное время они вряд ли становились бы публичными. Сейчас становятся. И я думаю, за развитием событий не менее обеспокоенно, чем генералы МВД, наблюдают и люди, сидящие в Кремле. Потому что они прекрасно понимают, что по-настоящему власти что-то начнет угрожать не тогда, когда на Болотную площадь выйдет сто или даже двести тысяч демонстрантов, а когда номенклатура второго эшелона начнет посылать к черту номенклатуру первого эшелона. Именно это, а вовсе не протестные акции, можно назвать настоящим признаком политического кризиса.

Только не надо думать, что это как-то скажется на президентских выборах. На выборах вообще ничего не скажется. Вчера стало известно, что доверенным лицом Владимира Путина будет певец Стас Михайлов — и это, конечно, залог победы на выборах. Осталось только придумать, как быть с МВД.

2 февраля. Сейчас выступлю как Путин, назвавший Акунина этническим грузином, но тут уж ничего не поделаешь. У меня есть знакомый, этнический армянин, который сам, когда объясняет свою политическую позицию, говорит, что она обусловлена его национальностью. Он, как и многие в последнее время, говорит, что если в России будет полноценная демократия, то к власти обязательно придут ужасные националисты, и его детям придется доказывать новым властям, что они русские по маме. Я ничего не преувеличиваю, про русскую маму — это дословная цитата из моей переписки с этим моим знакомым.