рявкаю пренебрежительно, продолжая копаться в вещах.
С полки достаю чистую форму и как можно скорее бросаю её в спортивную сумку.
– А разве «мы» есть? – хмыкаю себе под нос и, рывком перекинув сумку через плечо, ухожу.
– Пожалуйста! – Бежит за мной Нана и бесцеремонно цепляется за рукав толстовки, дёргает меня на себя, вынуждая остановиться. – Не всё то, что ты видел, правда.
– Да всё нормально, Марьяна! – стряхиваю с себя девчоночью хватку, как некогда грязь со штанин. – Я же помню: со мной ты всего лишь играла, пока тоскливо сидела в четырёх стенах.
– Всё не так! Мы с Булатовым расстались! – назойливо зудит над ухом, не понимая, насколько жалко сейчас выглядит.
– Я видел! – усмехаюсь ей в лицо, невольно вспоминая, как нежно та касалась губами смазливого ублюдка. И чтобы не сойти с ума сломя голову бегу вниз – подальше от лживой девочки с окаменевшим сердцем.
– Это моя плата за свободу! – кричит Нана мне в спину, только я ей больше не верю!
– Мне уже всё равно! – почти не вру.
– Неправда! – Нагоняет меня в прихожей. – Ты просто пытаешься уколоть меня побольнее в отместку. Так?
– Уколоть? В отместку? Не суди по себе, Свиридова! – продолжаю насмехаться и, опустив голову вниз, как можно быстрее шнурую кроссовки.
– Тогда что, Сава? – шепчет растерянно и подходит вплотную.
Прикрываю глаза, чтобы не видеть её стройных ног, и стараюсь не дышать: лёгкий аромат цветочных духов подобно наркозу отключает сознание, а мне нужна трезвая и холодная голова на плечах! Марьяна чувствует своё превосходство и проводит пальчиками по моим волосам, не догадываясь, что тем самым срывает чеку.
– Не смей! – Чёрт с ними, со шнурками! Перехватываю тонкие запястья и с силой сжимаю их до красных отметин, до синяков, чтобы глупая и заносчивая девчонка запомнила раз и навсегда:
– Ты была моим маяком, Нана, когда тьма сгущалась, когда сил не хватало дышать. Маленькая девочка с огромным сердцем. Стойкая. Смелая. Только твой свет оказался обманом. Все эти годы я плыл не туда…
Меня впервые не трогают её слезы. Я спокойно переступаю через них и, схватив сумку, громко хлопаю за собой дверью.
Вылизанный до блеска подъезд, бесшумный лифт, ровный ряд почтовых ящиков – в этом доме всё до тошноты идеально, вот только под красивой обёрткой спрятано гнилое нутро. Да я и сам стал гнить на корню…
Ладони горят огнём, перед глазами – мутная пелена. Я так сильно боялся, что Нана увидит меня слабым и зависимым, что выбрал своим оружием грубость и физическую силу. И чем же тогда я лучше Свиридовой?
Пока толкаюсь в переполненном автобусе, беспрестанно думаю о Нане. Размашистыми шагами спеша к лицею, прокручиваю в голове её слова. Что, если Марьяна сказала правду, а я ошибся?
Но стоит мне свернуть к спортзалу и заметить тот самый закоулок, в котором Булатов сегодня так смачно целовал Нану, как снова чернота заполняет душу. Я разрываюсь между фактами и слепой надеждой. Корчусь от боли и желания отмотать всё назад. Как заблудший в пустыне странник, я изнываю от жажды навсегда позабыть ее имя, но как неизлечимо больной, продолжаю тянуться к свету, хоть и понимаю, что уже бесполезно.
Сворачиваю к раздевалке. Дверь приоткрыта, а изнутри доносятся басовитые голоса пацанов. Сгрудившись возле капитанского шкафчика, они шумно гогочут, перекрикивая друг друга. Весёлые, бодрые – каждый здесь на своём месте, а я чужой! Тихо и незаметно прохожу в свой угол и шустро начинаю переодеваться. Я обещал тренеру быть на игре, а значит, не имею права его подвести. Майка, шорты, полосатые носки и белоснежные кроссовки – на всё уходит не больше двух минут. Остаются пресловутые шнурки. Наклонившись вниз как следует затягиваю их, невольно прислушиваясь к разговору парней.
– Я не понял, – повышает голос Осин, обращаясь к Булатову. – Тебя ждать или нет после игры?
– Я же сказал, что приду! – отрезает Тоха. – Просто один!
– А Свиридова что? – уточняет Влад. – Поругались?
– Нормально всё, – угрюмо цедит Булатов, а я напрягаюсь всем телом, жадно выхватывая каждое слово. Согнутый в три погибели в тёмном углу раздевалки я почти сливаюсь с разбросанными повсюду вещами и остаюсь невидимкой для остальных.
– Нормально? – язвительно переспрашивает Симонов. – Ну-ну!
– Не лезь, куда не просят, Митя! – предостерегает Булатов, но местный шакал решает показать зубки.
– Да бросила она тебя, Тоха! Признайся уже! Променяла на Ветра.
Внутри всё обрывается, а шнурки юрко выскальзывают из рук. Взглядом кошусь в сторону своры, но прихвостни Булатова так увлечены болтовнёй, что всё своё внимание устремили к капитану. Тем лучше! Тем больше шансов узнать чёртову правду из первых уст!
– Не верите мне? – возбухает Симонов. – Так сами подумайте: на игру Свиридова не пришла, Тоху одного на вечеринку отпустила, а весь день ходила как побитая собака, заливаясь слезами.
– Симонов, заткнись! – рычит Булатов. – А не то сам заскулишь, как бродячий пес!
– Что, Тоша, правда глаза режет? – наезжает на друга Митя. В окружении других пацанов он обманчиво смел и ловко хватается за возможность утопить непотопляемого Булатова. А мне даже интересно, надолго ли хватит его запала?
– А ведь и правда, Тох, какого лешего Марьяна сегодня на всех уроках на месте Ветрова сидела, а не с тобой?
Слова Осина кипятком ошпаривают душу: по всему получается, что Нана не обманула, а я, дурак, не дал ей и слова сказать.
– Ладно! Правды хотите? – ни в какую не признаёт поражение Булатов. – Будет вам правда!
Мысленно усмехаюсь. Всё вмиг становится ясным, и сколько бы Тоха сейчас ни выкручивался, долбанная правда лежит на поверхности: Нана выбрала меня! Я готов нарушить слово, данное тренеру, и со всех ног мчаться домой, чтобы прижать девчонку к сердцу и впредь никогда не отпускать. Выпрямляюсь, не желая больше прятаться, и тянусь за мобильным. Вполуха слушая сказки Булатова, набираю «Прости», но отправить сообщение Нане не успеваю.
– Это игра у нас такая, понятно? – пренебрежительно бросает Булатов.
– Игра?
– Ну да! – кичится Тоха. – Поспорили мы с Марьяной, ясно?
– Что ещё придумаешь? – не верит Симонов.
– А конкретнее? – перебивают другие ребята.