И однажды он, обнаглев, сделал ей предложение. Марта удивилась, подняла брови и внимательно и долго смотрела на Смирнова.
И вдруг, неожиданно даже для себя, сказала: «Да».
На свадьбе Марта напилась и безудержно веселилась. Ей казалось, что это вообще не ее свадьба, а если это и имеет к ней отношение, то скорее всего, что это поминки по ее большой любви и прошлой жизни.
Жить стали у Марты – не в коммуналку же идти к соседке с кислыми щами и разбитым сердцем. Смирнов старался как мог. По субботам пылесосил квартиру, мыл машину тестя, ездил на рынок – услужить хотел всем и всему, что имело отношение к Марте. Его не очень замечали, так, скорее снисходительно мирились с его присутствием. У Марты он многого не просил, да и немногого тоже – был счастлив просто быть у нее в доме. Мог ли он мечтать? Через два года Марта родила девочку. Назвали Катей. Смирнов был на седьмом небе. Он вставал по ночам, пеленал дочку, варил каши, бегал к семи утра на молочную кухню, гулял с коляской в парке. Родители Марты его почти полюбили. Родители – да. А Марта? Иногда ездила к Галине, пили красное вино, заедали сыром, много курили тонкие ментоловые сигареты и говорили «за жизнь».
– Тебе повезло, – твердила Галина. – В двадцать восемь выйти замуж, и так удачно. Это же не муж, а бриллиант!
– Я его не люблю, я его терплю, – отвечала Марта. – А люблю я Изотова, все еще люблю.
Галина увлекалась гороскопами:
– Ты – Близнец, одна твоя половина – Смирнов, другая – Изотов, и все в тебе прекрасно уживается.
Это было сказано чуть презрительно. У нее было на это право. Галина же выбрала любовь.
– А хочешь – стариться одна, положиться не на кого, детей нет, в праздники – одна. И ждать, ждать, когда заскочит на час и будет искоса на стрелки смотреть. Зато любовь! – то ли с иронией, то ли с горечью сказала Галина. – Ты же так не захотела!
– Слушай, а ведь и ты несчастна, и я, так в чем мораль? – спросила Марта. Они обе рассмеялись.
Когда Катьке было три года, Марта в метро встретила Изотова: рассматривала себя в темном дверном стекле и обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Из вагона они вышли вместе.
Закрутилось все по новой, с утроенной силой. Они словно наверстывали упущенное и такое безжалостное время. Оставив Катьку на родителей и Смирнова, уехали в Ригу. Жили в центре, в маленькой гостинице.
Тогда уже Прибалтика – почти заграница. Бродили по узким рижским улочкам, ели пирожные со взбитыми сливками, смородиновое желе, пили бесконечный кофе с корицей. И почти не спали ночами – от этого кофе и нескончаемых ласк. Почти забыв, что есть другая жизнь там, в Москве. Отодвинув ее на три дня. Если бы он позвал ее, Марта ушла бы тут же, собрав чемодан и прихватив Катьку. Но Изотов молчал, только отшучиваясь: не дождалась, мол, меня. Забыв, видимо, про свою жену и двоих сыновей.
В Москве было пасмурно, Катька вечно болела, мама тихо осуждала, а Смирнов упорно делал вид, что не замечает Мартиных блуждающих глаз. Теперь в Москве они встречались у Галины днем, времени катастрофически не хватало, потому что, кроме поцелуев и объятий, еще хотелось долго сидеть на кухне, покачиваясь на стуле, пить кофе, курить и говорить обо всем на свете. И главное, главное – не спешить. Роднее человека у Марты не было. Они обсуждали все или почти все: детей, работу, денежные проблемы, тряпки, книги, последние фильмы и премьеры, – только не говорили о самом важном – что у них впереди и есть ли это самое «впереди».
Изотов уговаривал ее жить сегодняшним днем.
– Ты не хочешь ответственности и проблем, – яростно возражала Марта. – Ты только берешь, тебе так удобно!
– А тебе? Только я могу выдерживать твои бесконечные рассказы о том, какой замечательный у тебя муж, – отвечал Изотов.
Марта злилась и замолкала.
Перед Смирновым она чувства вины не испытывала. Почти. Просто было немножко неловко.
Смирнов кормил Катьку завтраком и водил в сад по утрам, давая Марте подольше поспать. Продолжал пылесосить и гладить, приносил из магазина тяжелые овощи и молоко. Марта почти примирилась с его присутствием в своей жизни. Он ей не мешал. Разрешала себя обожать. Восхищаться. «В конце концов он получил то, чего так страстно хотел. А остальное – не мое дело». Так она успокаивала свою совесть.
В перестройку Смирнов как-то расстарался и на паях с приятелем открыл адвокатскую контору. Приятель был толковый адвокат, а Смирнов – отличный организатор и менеджер. Дела быстро пошли в гору, и он начал планомерно процветать. С его пунктуальностью, аккуратностью и спокойствием бизнес удержался на плаву даже в тяжелом 98-м и, более того, пошел вверх.
Постепенно строился дом на доступной тогда еще Рублевке. Смирнов похудел, поседел, носил костюмы от Бриони, очки в тонкой золотой оправе и «Вашерон» на запястье. И как-то вдруг превратился в элегантного, интересного мужика с хорошими манерами, пахнувшего отличным парфюмом и деньгами.
Марта впервые обратила на него внимание. И надо сказать, он ей даже понравился. И еще ей понравилось одеваться в бутиках, впрочем, не изменяя стиль, принимать дома массажистку и косметичку, держать домработницу, захаживать во французские и японские рестораны, ездить осенью на Кипр, а в январе – в Куршевель, водить небольшую, но комфортную «тойоту» и не задумываться о завтрашнем дне. Для этого у нее был Смирнов.
Изотов в эту новую жизнь как-то не вписался. Из поликлиники он ушел и сначала еще пытался что-то сделать, много и пространно говорил о каком-то открытии частной клиники, искал спонсора, «раздувал щеки», повторяя, что настроен на победу, потом сник, пытался заняться бизнесом – какие-то видеокассеты, вагоны с детским питанием, красная ртуть, медвежья желчь – в общем, вся лабуда тех безумных лет. В его семье начались скандалы, жена работала в палатке – сигареты, чипсы, кока-кола. Да и дети не слишком удались – один плохо учился и прогуливал, другой уже шлялся по подворотням и не ночевал дома. Изотов пообносился, постарел и вместо роскошного итальянца стал слегка походить на небогатого и потертого гостя с Кавказа.
Марта его жалела и раздражалась одновременно. Ведь она была уже дама из другого общества, ну, как бы другая формация, другой сорт. Свидания становились все реже. Галинина квартира была теперь занята.
Инженер Петров пришел к Галине совсем – наконец. Мечта ее сбылась. Просто ее инженера выпихнула из дома жена, успешно возившая из Турции кожаные изделия. У той шел бизнес, а гулящий и нищий надоевший муж – лишние траты и обиды. Теперь его жена наслаждалась свободой, а Галина счастьем – варя борщи и стирая рубашки. Все поровну. Всем сестрам по серьгам. Счастье пришло. Да и вообще настало другое время. Время успешных и неуспешных. Хотя скорее так: время успевших и неуспевших.