Маркиз де ла Транблэ был спасен, но спаситель его лежал на земле без чувств и весь в крови.
Этот мальчик (читатели наши без сомнения уже угадали) был не кто иной, как Рауль Риго, сын браконьера.
В ту минуту, когда маркиз Режинальд понял, что опасность миновала, и, высвободив свою правую ногу, попавшую под бок упавшей лошади, старался разгадать, чья благодетельная и неожиданная помощь спасла его, он вдруг приметил бесчувственное тело Рауля, сжатые руки которого все еще не оставляли мундштука. Маркиз поспешил поднять ребенка и посадил его, прислонив к стволу старого дерева. Он дотронулся трепещущей рукой до сердца Рауля, чтобы удостовериться, бьется ли оно, потом спустился в овраг и принес оттуда в своей пуховой шляпе холодной воды. Этой водой он обмыл неглубокую рану на груди мальчика. Оживленный ощущением внезапной свежести, мальчик скоро опомнился и раскрыл томные глаза. Он приметил Режинальда де ла Транблэ, наклонившегося над ним. Седые волосы маркиза почти касались его белокурых кудрей. Мальчик старался встать, и бледные губы его прошептали с выражением уважения:
— Маркиз… маркиз…
Режинальд закрыл рукой рот Рауля и сказал:
— Берегись, милое дитя, не говори пока… пусть кровь перестанет волноваться… пусть спокойствие возвратится к тебе…
Несмотря на кроткое увещание старика, Рауль быстро вскочил, покачал своей очаровательной головкой и отвечал:
— О! Я спокоен, маркиз, я не страдаю и никогда не чувствовал себя крепче и здоровее. Посмотрите…
Говоря это, он выпрямил свой стройный и тонкий стан и расправил грудь, еще запятнанную красными каплями.
— Посмотри, — сказал Режинальд, — кровь еще течет из твоей раны.
— Пустяки, — отвечал мальчик, — это царапина!.. Если я пойду на войну, маркиз, и получу меткую пуля или добрый удар шпагой, так ли еще потечет кровь!.. Притом кровь жидка, стало быть она создана для того, чтобы течь.
Маркиз не мог не улыбнуться живости Рауля и его мужеству. Он устремил долгий и проницательный взор на того, кто говорил таким образом, и был поражен, еще более, чем прежде, истинно аристократической наружностью маленького крестьянина, грубая одежда которого не могла скрыть его благородной и непринужденной осанки. Он любовался огненным взором Рауля, грациозными очертаниями его лица, гордостью походки, изяществом движений, потом прошептал:
— Это ребенок необыкновенный!
II. Роже Риго
Рауль выдержал продолжительный осмотр маркиза с легкой непринужденностью, в которой, однако, не было ничего слишком смелого и бесстыдного. Маркиз положил на голову ребенка свою бледную, худую руку, и сказал:
— Знаешь ли, что Господь свел тебя со мною затем, чтобы спасти мне жизнь?
— Господь все делает хорошо, — отвечал Рауль.
— Как могла прийти тебе в голову мысль остановить бешеную лошадь? Ты так слаб, ты еще дитя. Знаешь ли, что твой поступок был безумен…
— Маркиз, — сказал мальчик, — я видел, что вы не можете справиться с вашей лошадью, что поводья оборвались и что вы погибли, если вам не помочь. Я нисколько не рассуждал о том, что делал, и хотя вы называете мой поступок безумным, но, как видно, он вовсе не таков, если мне удалось помочь вам.
Маркиз изумился удивительному хладнокровию и непритворной скромности мальчика.
— Ты храбр! — вскричал он наконец, — храбр, как старый солдат!
— Не знаю, — возразил Рауль.
— Как? Что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что не знаю, храбр ли я; я только ничего не боюсь, вот и все.
Это было тонкое различие. Услышав его, маркиз не мог удержаться от улыбки во второй раз.
— Дитя мое, — сказал он, — ты здешний?
— Разве вы никогда меня не видали, маркиз? — спросил Рауль с удивленным видом.
— Нет, не видал, по крайней мере никогда не замечал…
— Я местный.
— Как тебя зовут?
— Рауль.
— Как зовут твоего отца?
— Роже Риго.
Маркиз нахмурил брови.
— Отставной гвардейский солдат?
— Да, маркиз.
— Беден он, не так ли?
— Очень беден.
— И живет браконьерством, как говорили мне лесные сторожа, — прибавил маркиз.
— Ваши сторожа солгали! — с гордостью вскричал Рауль.
«О чем я говорю с этим ребенком? — подумал маркиз. — Сын не может и не должен обвинять отца!»
Наступила минута молчания, потом Режинальд продолжал:
— У отца твоего много детей?
— Нет, я один.
— Твой отец тебя любит?
— Не думаю.
— Стало быть, он дурно обращается с тобой?
— Иногда.
— К чему он тебя приучает?
— Ни к чему. Он научил меня только читать. Он сам больше ничего не знает, и я также.
— Хочешь ты научиться чему-нибудь другому?
— О! да!.. Но это невозможно!
— Думал ли ты когда-нибудь о будущем?
— А что такое будущее, маркиз?
— Это время еще отдаленное, в которое ты перестанешь быть ребенком и станешь взрослым мужчиной.
— Да, я часто об этом думал.
— Что же ты намерен делать, когда наступит это время?
— Как только вырасту, я определюсь в солдаты, пойду на войну, чтобы возвратиться офицером и богатым.
— Разве ты хочешь иметь деньги?..
— Очень хочу.
— Зачем?
— Затем, что отец мой твердит беспрестанно, что человеку богатому не остается ничего желать, и что тогда пользуешься всеми удовольствиями и всевозможным счастьем на свете.
Маркиз вздохнул и обратил к небу глаза, наполнившиеся слезами, потом с грустью прижал к губам медальон с волосами тех, которых он так любил и которых еще до сих пор оплакивал. Рауль приметил эту грусть и не сказал более ни слова. Маркиз де ла Транблэ продолжал:
— Дитя мое, я сам хочу отвести тебя к отцу и сказать ему, что я обязан тебе жизнью…
— Как хотите. Только, пожалуйста, постарайтесь, чтобы он не прибил меня, а то вот уже два дня, как я убежал из дома…
— Будь спокоен, он до тебя не дотронется; но скажи мне, дитя мое, зачем ты убежал от отца.
— Я боялся, чтобы он не прибил меня.
— Что же ты сделал?
— Ничего.
— Однако же гнев твоего отца против тебя должен был иметь какую-нибудь причину, я полагаю…
— Никакой. У него не было денег, но ведь я в этом не виноват… а когда у него нет денег, он всегда бьет меня. Должно быть это его утешает.
— Бедное дитя! — прошептал маркиз.
— Итак, — спросил Рауль, — мне сегодня нечего бояться?
— Нечего, — отвечал Режинальд, — и сегодня и никогда!
— Если так, — весело вскричал ребенок, — я охотно пойду с вами.
Рауль сделал несколько шагов за маркизом, который подходил к своей лошади; но вдруг его румяные щеки побледнели, кровь потекла из раны, ноги подогнулись и он упал на траву. Испуганный этим неожиданным припадком, маркиз снова принялся ухаживать за Раулем, который почти тотчас же пришел в себя и встал, говоря: