– Я знаю одну семью, – продолжал Нодар. – Они живут на отшибе, в Земо-Сванети…[28] Не в поселке, прямо в горах. Когда-то я у них роды принимал… в экстремальных условиях. Сам тогда был первогодком желторотым, руки так и прыгали. – Он усмехнулся. – Чачей стерилизовал… Но все прошло хорошо, живы остались и мать, и дочка… Хорошо, что девочка родилась, – добавил он с улыбкой. – С мальчиками хлопот больше. А теперь у их девочки своя девочка есть… Они помогут. Я поговорю. Съезжу к ним, в горах сотовая связь плохая.
– Вот как это будет, – перехватил инициативу Амиран. – Они найдут в горах женщину. Без сознания. Истощение, переохлаждение, обезвоживание, шок. Афазия, потеря памяти. Никаких документов. Одежду надо будет подобрать.
– Одежда не вопрос, – отмахнулся Нодар. – Они что-нибудь найдут.
– С завтрашнего дня садимся на голодную диету, – шутливо вставила Этери.
Но Ульяна не поддержала шутки. Она отнеслась к предложению серьезно.
– Все должно быть как по правде. Раз вы говорите – переохлаждение и все такое, значит, так и должно быть. Поеду туда, буду по горам бродить сколько нужно, чтоб поверили…
– Не нужно, – прервал ее Нодар. – Осматривать вас буду только я. Видит бог, от недоедания вы и так страдаете. А бродить по горам… Это больно.
– Я терпела такую боль, что мне уже нечего бояться, – покачала головой Ульяна. – Годами терпела. А как же язык? Я же языка не знаю!
– Афазия, – пояснил Амиран, – это расстройство речи. Но язык учить надо, это ты верно сказала. Поживи у нас, подучишься. Оставайся здесь. Этери привезет тебе вещи.
– Нет, я должна вернуться в гостиницу! – Ульяна обвела кабинет паническим взглядом. – А вдруг они что-нибудь заподозрят?
Все находившиеся в кабинете переглянулись. Все подумали об одном: нелюдю, сотворившему такое с женщиной, нет места на этом свете.
– Хорошо, – кивнул Амиран. – Переночуй в гостинице, а завтра с утра – к нам. Будешь учить картули эна. Грузинский язык, – добавил он, встретив ее растерянный взгляд.
На следующее утро, как и было условлено, Этери доставила Ульяну в дом Амирана, а сама отправилась по делам. Дел было невпроворот: она встречалась с художниками, отбирала картины, договаривалась о страховке и перевозке, да к тому же ей надо было объехать всех друзей, а друзей в Тбилиси у нее было множество. Пропустишь кого-нибудь – обида на всю жизнь.
Так прошли две недели. Каждый вечер она заезжала за Ульяной, и они ночевали в разных номерах пятизвездочного отеля «Метехи Палас».
Ульяна взялась за дело всерьез, целыми днями зубрила грузинские слова и фразы, выучила алфавит и уже вовсю осваивала хитрые падежи, среди которых не было винительного. Все дети Амирана и Кетеван Саванели жили отдельно и внуки тоже, но правнуки паслись у них целый день после школы, пока родители, вернувшись вечером с работы, не разбирали чад по домам. Они помогали Ульяне учить язык. Постоянно в доме Амирана жил только один внук – Тариэл, сын его дочери Дианы, тоже ставший врачом.
Тариэл был молодым вдовцом: в самом начале августа 2008-го его жена Русико поехала в Гори навестить заболевшую мать. В их дом попала бомба. У Тариэла остались двое маленьких детей: дочь и сын. Сыну, когда погибла мать, был всего год.
Приехав к Амирану в последний вечер, Этери подошла к окну кабинета и увидела, как Тариэл и Ульяна гуляют по саду, погруженные в разговор.
– Ты видишь то же, что и я, дядя Амиран?
Он подмигнул ей.
– Это было бы счастье. Она хорошая девочка. Только курит много.
– Дядя Амиран, она такое пережила… Я б ее не винила, если бы она спилась или скололась. А она всего лишь курит. Ты сам куришь.
– Я уже нет, у меня эмфизема. Так, балуюсь иногда, пока Кетеван не видит. Когда уж совсем невмоготу.
– Вот и ей невмоготу, – вздохнула Этери. – Ничего, это пройдет. Попадет в больницу – там курить нельзя. Постепенно отвыкнет.
Она немного понаблюдала за гуляющей парой.
У Ульяны было лицо манекенщицы. Без макияжа – никакое, но при минимальной и грамотно наложенной косметике ее можно было превратить в красавицу. И в приюте, и дома у Этери, и сейчас, в доме Амирана, она косметикой не пользовалась, но Этери привыкла к ней и находила, что Ульяна и без косметики может быть привлекательной женщиной. Если бы не портил ее вечный испуг на лице.
Тариэл и Ульяна вернулись в дом и прошли в кабинет: видно, кто-то сказал им, что Этери приехала.
– Ну что, безымянная? – весело обратилась к ней Этери. – Нам пора. Последняя ночь в гостинице.
Ульяна моментально испугалась.
– Мне так страшно… – заговорила она.
– Даже не начинай. Мы с тобой уже тысячу раз это обсуждали. Помнишь, как в приюте говорят? Главное – ты здесь. Здесь тебя никто в обиду не даст.
– А вдруг… – Ульяне мерещились самые невероятные страхи. – Ведь беженцев проверяют! – Она обвела беспомощным взглядом Амирана и Тариэла. – Запросы посылают на ту сторону! А меня никто не знает… Вдруг я шпионка?
– Не бойся, дочка, – ласково покачал головой Амиран. – Ты у нас будешь немая и без памяти, забыла? Мы с Нодари подберем тебе такой диагноз, что никто ничего не заподозрит. – Пусть дочка еще немного поживет у нас, – повернулся он к Этери, – язык подучит, пусть черная краска сойдет с волос, а потом мы эту операцию проделаем. Тебе дадим знать.
– Нет, – отказалась Этери, – я ничего не должна знать. Вспомни, дядя Амиран, какой у нас план был? Я переправляю У… Я переправляю Мадину в Грузию, а что там дальше, я не знаю. Может, она в Грецию уедет? Может, в Штаты? Кстати, это было бы здорово, потому что ее муж в Штаты не въездной.
– Он может послать за мной кого-нибудь, – в панике проговорила Ульяна.
– Это если узнает. Но он не узнает, – отмахнулась Этери.
– А зачем ехать? – удивился Амиран. – Здесь никто не обидит.
– Я этого не слышала, – заявила Этери. – Пусть на мне след оборвется.
– След? – встревожилась Ульяна. – Думаешь, он взял след?
– Наоборот, я думаю, он след потерял. Поехали в гостиницу. Сейчас, я только с тетей Кетеван попрощаюсь.
– Я тебя провожу, – вызвался Тариэл.
– Нравится она тебе? – спросила Этери, когда они вышли за дверь.
Тариэл застенчиво потупился.
– Она хорошая женщина.
– Ты, главное, не пори горячку. Ей надо прийти в себя, а сколько времени это займет, никто не знает. Потерпи.
– Я терплю.
– Не хочу я тебя обнадеживать понапрасну, Таро, может, ничего и не выйдет. Но я поговорю с ней.
– Не надо. Если ничего не выйдет, что ж… Значит, я ее не стою.
– Ты стоишь. Просто помни: она тяжело больна. Может, и психически больна, не знаю, я в этом не разбираюсь. Но я поговорю с ней.