крикнула вслед всё понимающая мама, и я, чертыхнувшись про себя, вернулся, взял протянутый зонт, поцеловал маму в щёку в порыве нахлынувшей нежности, и выскочил на улицу. Ещё чуть, и все поедут на работу, а кое-кто уже выходит, спешит к станциям метро и остановкам общественного транспорта.
Пройдясь под дождём, я чуть остыл, и свернул было к ближайшей станции метро, намереваясь, без особой цели, прокатиться в конец города. Но как только я подошёл ко входу, дождь стих, и я, передумав, пошёл шататься по городу.
Здесь и сейчас центр исторической Москвы, не изуродованный рекламными растяжками и уродливыми вставками времён постсоветской эпохи, выглядит более аутентично, и на мой взгляд, интересно. А трескучие лозунги и призывы хотя и раздражают, но всё ж таки не идут ни в какое сравнение с вездесущностью и назойливостью рекламы в моём времени.
Мелькнула мысль, что, наверное, старожилам тоже есть что сказать по этому поводу, и сталинские высотки, вкупе с другими памятниками эпохе, построенные на месте разрушенных зданий, смотрятся для них неестественно и чужеродно.
Но как бы то ни было, гулять по Москве я люблю, и не только по историческому центру. Это отчасти компенсирует нехватку сенсорной нагрузки, информации вообще.
Мне очень не хватает интернета, ТВ, возможности купить книгу и посмотреть новости с телефона, и даже, чёрт побери, привычных возможностей учиться! А учиться я привык, и делал это постоянно — профессии, языкам, на курсах бухгалтеров, основам психологии бизнеса…
ЮТуб, всевозможные онлайн курсы, аудио книги, которые можно слушать в дороге, и ещё целая куча всего, только успевай выбирать! Онлайн, офлайн… только плати! Нечем? Есть множество бесплатных вариантов, разной степени полезности и загруженности рекламой, выбирай!
А здесь… В свободной продаже нет не только копчёной колбасы и каких-то деликатесов, но и просто книг! Сочинения Ленина можно свободно купить, хоть бы и все тома разом, а художественную литературу, если она не о металлургах и хлеборобах, с назидательными вставками о роли Партии и наступающем Коммунизме, приходится доставать.
Дюма! Не американские фантасты, не современные европейские прозаики, а, мать его, самый прозаичный Дюма! Дефицит! Нету!
Нужно доставать, сдавать макулатуру, ждать своей очереди в библиотеке, искать, выменивать и всячески тратить силы, время и нервы, на самое, казалось, элементарное и безобидное. Очень странное для меня положение вещей, когда откровенный идиотизм с пятилетними планами и утверждёнными свыше инструкциями, заведомо нежизнеспособными, бьют экономику и здравый смысл.
Ну Дюма же! А ещё Сименон, Саймак… их же будут покупать, будут! Как будут покупать Ефремова, Стругацких и многих других.
А это — деньги, которые можно пустить на те самые бумажные комбинаты! Но нет…
Чего ни коснись, всего нет… и даже учебники, по которым обучают студентов, часто устарели, и притом давным-давно! Я не буду касаться математики или физики, слабо в этом понимая, но, мать её, медицина⁉
А даже если что-то есть, и вот оно, стоит на витрине, не факт, что оно в свободной продаже.
Предъявите студенческий билет, товарищ!
Отпускаем только организациям!
Помотав головой, вытряхнул ненужные мысли, и, глянув на часы, пошёл мерить шагами Москву.
' — Зато, — мелькнула ёрническая мысль, — просвещаюсь культурно! Музеи, театры… опера, в конце-то концов!'
… но я бы всему этому предпочёл гаджеты, интернет, а главное — свободу выбора! А пока — так…
Отец уже ждёт меня на проходной, привалившись к забору спиной, с ленцой покуривая папиросу и вполуха слушая объяснения суетящегося мужичка средних лет, явно проштрафившегося.
— Голодный? — поинтересовался он вместо приветствия, небрежным жестом руки отстраняя подчинённого. Тот, покосившись на меня, вздохнул, и, ссутулившись, пошёл прочь, пиная носком ботинка мелкие камушки и окурки, попадающиеся по дороге.
— Как волк! — искренно отозвался я, на что отец еле заметно усмехнулся.
— Со мной, — коротко сказал он зевающему в будке охраннику, беззубому дедку. Без всякого интереса покосившись на меня, дедок ещё раз зевнул, потёр слезящиеся глаза, и сделал погромче радио, передающее трескучую статистику с тоннами, кубометрами, руководящей и направляющей Волей Партии, и сравнения всей этой благости с загнивающей экономикой капиталистических стран.
Войдя внутрь и мельком поглядев на стоящие поодаль автобусы и грузовики, оценив старый, трещиноватый асфальт, пропитавшийся солярой и маслами, как губка, я более не интересовался автобазой, найдя её совершенно типичной для этого времени. Они все здесь абсолютно одинаковые — техника, ангары, несколько двухэтажных зданий, в которых разместились раздевалки, столовая и начальственные задницы, ну и разумеется — растяжки, плакаты и лозунги, занявшие, как мне кажется, место икон в массовом бессознательном.
Много интересней мне показались местные типажи, и то, как встречные реагируют на отца. Ерунда вроде… но удостоверившись, что отец поставил себя за эти недели, я испытал чувство совершенно мальчишеского удовлетворения, от которого надулся воздушным шариком.
Казалось бы, давно перерос всю эту ерунду с «А мой папка самый сильный», а вот пожалуйста! Впрочем, после попаданства эмоции у меня, как и положено подростку, свеженькие и необмятые, да и ощущаю я себя, несмотря на все знания и опыт прошлой жизни, именно что на четырнадцать лет, хотя разумеется — есть нюансы!
В столовой, встав в общую очередь перед отцом, завертел головой и растопырил уши, стараясь ухватить всё разом. Столовая на предприятии, как мне кажется, за одно посещение может больше сказать о предприятии, его руководстве и сотрудниках, чем несколько социологических опросов.
Народ как народ, сплошь почти — мужики в спецовках разной степени промасленности, прокуренности и проспиртованности. Над ними, как волейбольный мяч над сеткой, летает пресловутый «артикль Бля», но комбинации с ним разыгрываются удручающе однообразные и неинтересные.
Разговоры о футболе, работе, спорте вообще, рыбалке и жёнах с детьми, которых называют «моя», «мои» и «спиногрызы» с прочими ласковыми эпитетами. Всё это, разумеется, любя… хотя любовь эта, как по мне, несколько токсична. Хотя чего это я… несколько поколений людей с ПТСР[ii] могут любить только так — агрессивно, надрывно, с ремнём и психологическим давлением где только можно, и особенно — где нельзя.
Вести с полей и тонно-кубометры в масштабах страны, и уже тем более, в сравнении с отсталыми капиталистическими странами, которые вот-вот догонит СССР, вовсе не слышны. Пару раз мельком прозвучало о выполнении плана собственно автобазой, но это было очень конкретно, с именами и фамилиями вполне конкретных козлов, с которыми нужно поговорить по-свойски, ибо чего они, суки, весь коллектив подводят⁈
Этот тестостероновый букет разбавлен редкими, очень бойкими на язык женщинами, без всякого стеснения отвечающих на пошловатые остроты. Впрочем, хватает и обрывков фраз более прозаических — о доме, работе, самочувствии, рецептах и прочем.
Нормальные