я спокоен, всё ж таки вношу свой вклад в семейный бюджет, а это — важная составляющая моей независимости.
Дождь ливанул сильней, а потом, чуть стихнув, начал перемежаться с градом, мелким и злым. Вроде и ветра особого нет, а по высунутой руке этим мелким градом секануло очень даже чувствительно.
— Тебя не достанет? — забеспокоилась мама, поглядывая на разыгравшуюся непогоду, — А то может, прикроем окно?
— Не… нормально! — отозвался я, — Отдельные капли долетают, а так нет!
Поглядев в мою сторону ещё раз, и удостоверившись, что дитятко в безопасности, мама продолжила заниматься завтраком.
Приоткрыв крышку сковородки, она помешала крупно нарубленную колбасу и помидоры, плавающие в собственном соку и аппетитно скворчащие, сыпанула туда лука, снова прикрыв крышкой. По комнате поплыли запахи, навевая кулинарные грёзы и возбуждая давно проснувшийся аппетит.
Выждав минуту, мама вылила туда загодя приготовленные яйца, высыпала немного сыра, щедро добавила специй, и, помешав, снова прикрыла крышкой и сделала огонь совсем маленьким. Пару минут спустя она составила с примуса тяжёлую, чугунную сковороду, оставив яичницу доходить до нужной кондиции, и поставила вторую, с гренками.
Немного погодя я получил свою тарелку, и, вкусив от щедрот, преисполнился благостью, так что настроение, несколько было упавшее из-за разыгравшейся за окном непогоды, вернулось на положенное ему место.
— … я с девочками, — мама тем временем, не забывая аккуратно есть, рассказывает о своей новой работе. Большинству «девочек» прилично за сорок, и судя по некоторым оговоркам, это те ещё гадюки со стажем, но мама, кажется, прижилась.
Впрочем, недаром она, прежде чем отдать трудовую, одних только парикмахерских оббежала чуть не дюжину! А если с учётом всевозможных организаций, куда она, с её курсами и дипломами, могла пристроиться в бухгалтерию, да и не только, думаю, возможных мест работы она обошла где-то с полсотни.
А с её-то жизненным опытом, понять, примут тебя или нет, и возможны ли в новом коллективе проблемы, не так уж и сложно. Ну и здоровый цинизм в наличии, ибо нахрен здравомыслящему человеку сложности ради сложностей? Она в этом плане — человек совершенно не советский, и мучиться годами и десятилетиями, страдая от самодурства начальства и подковёрных интриг коллег, не станет.
В итоге, новое место работы было выбрано по целому ряду критериев, начиная от собственно коллектива и близости к дому, заканчивая начальством «с особенностями», возможными плюшками и проблемами со стороны смежников и прочими вещами, постичь которые, несмотря на весь свой опыт, я в полной мере не могу. Всё ж таки действительность СССР заметно отличается от российской, и многих вещей, не пожив здесь и не поварившись в котле рабочих коллективов социалистической страны, я просто не пойму.
Отец, угукая и задавая иногда уточняющие вопросы, ест, а я, быстро расправившись со своей порцией, захрустел карамелизированными тостами, вымоченными предварительно в подслащённой воде и обжаренными не абы как, с кучей мелких хитростей, делающих обыденное вроде бы блюдо чем-то необыкновенным. Доев, поймал глазами вопросительный взгляд мамы, постоянно переживающей о том, наестся ли дитятко, и, прислушавшись к переполненному желудку, отрицательно мотнул головой. Нет, так-то влезет… просто объедаться не хочу.
— Налить? — поинтересовалась мама, снимая закипевший чайник.
— Угу… и лимона совсем чуть-чуть, — прошу у неё, не вставая с подоконника.
Чуть погодя, держа в руке чашку и поглядывая в окно, планирую сегодняшний день, насколько это вообще возможно. Практика в школе у меня закончилась, и сейчас, во второй половине августа, я могу заняться тем, ради чего и хотел переехать в Москву.
Всевозможные кружки, секции… их все надо обойти, посмотреть, поговорить с тренерами и ребятами, с уборщицами (а эта каста в СССР знает удивительно много!), присмотреться к раздевалкам и инвентарю!
Идти просто «на бокс» или ещё куда бы то ни было, желания никакого. Знаю прекрасно, как много зависит от места и тренерского коллектива, да и притом, у меня нет особых предпочтений к каким-либо определённым видам спорта.
Самооборону на базовом уровне я и дома отрабатывать могу, а большего мне, в общем-то, и не надо.
Но самое главное — художественная и музыкальная школы! Всегда хотел, но что-то вечно не складывалось, и может, хоть теперь получится.
Признаюсь честно, стремления (да и надежды) стать великим художником или музыкантом, у меня нет. Но иногда, бывает, накатывает желание хотя бы приблизительно визуализировать всплывший в голове образ, чтобы показать и объяснить кому-то… ан нет!
А комиксы и карикатуры? Музыка? В голове столько всякого… и честно подсмотренного, и просто — идеи человека из другого времени. Ну… интересно же попробовать!
— К обеду ко мне на работу подойди, — сбил с мыслей отец, — Сможешь? Есть пара идей, но это не на пальцах объяснять надо.
— Постараюсь, — киваю не слишком уверенно, и, видя его вскинутую бровь, объясняюсь:
— В Мерзляковку[i] и ЦМШ зайти хочу, а как там пойдёт, не знаю.
Отец кивнул, принимая объяснения, и, чуть помедлив, поинтересовался нейтрально:
— Не слишком большой размах? Может, что попроще найти?
— А… да нет! — засмеялся я, поняв опасения родителя, — Я к своим талантам не столь трепетно отношусь, так что не обижусь, если откажут, да и откажут наверняка! Но постучаться-то стоит? Всё может быть… но в любом случае, хотя бы на дельные советы надеяться можно.
Покивав задумчиво, отец молча допил чай, и быстро собравшись, поцеловал супругу. Поцелуй несколько затянулся, и я отвернулся, предательски заалев ушами. Грёбаные подростковые гормоны!
Всё знаю, всё понимаю и очень сочувствую ещё совсем не старым родителям, которым, в условиях советской коммунальной действительности, приходиться выкручиваться и урывать кусочки вполне естественного счастья. Но собственный, мать его, возраст, заставляет обращать внимание на малейшие проявления чувств, обостряя всё до предела и распаляя фантазию…
… и иногда я чувствую себя последним извращенцем!
— … вести с полей! — прохрипело радио за стенкой, — Хлеборобы Ростовской области рапортуют о досрочном…
— … на Камчатке плюс десять, дожди, — доложил женский голос на всю квартиру, и кажется, немного даже на улицу. Голос красивый, мелодичный, с интересными обертонами и такой интонацией, что и плюс десять с дождями не кажется чем-то таким ужасным.
Допиваю чай, слушая переключаемое за стеной радио и уже зная алгоритмы набирающего силу скандала. А он будет, непременно будет… три, два, один!
— Да сколько можно! — разнёсся по квартире возмущённый вопль, — Я по сменам работаю, выспаться не могу, а тут…
— … я сейчас обосрусь! — вторым голосом вступил Павел Игнатьич…
… и я решил, что чёрт с ней, непогодой! Пойду лучше, по улицам покружу, в ожидании времени, когда можно будет подойти к Мерзляковке, а то ведь не удержусь…
— Зонт возьми! —