Пейнтер поднял руку.
– Вы так и не сказали нам, каким именно образом мы будем передвигаться.
Кара отмахнулась от его вопроса, словно от дурного запаха.
– Вы сами все увидите, когда прибудете в порт. А меня еще ждет тысяча мелочей, которые приходится решать в последнюю минуту.
Отстранив Омаху, она вышла из комнаты. Из коридора донеслись ее слова, обращенные к остальным:
– Через час все собираются во дворе.
Омаха и Пейнтер стояли в комнате Сафии по обе стороны кровати. Они не двигались с места, не в силах решить, удобно ли будет утешать Сафию.
Из этого затруднительного положения их вывел Генри, вошедший в комнату с кипой аккуратно сложенной одежды в руках. Дворецкий кивнул мужчинам.
– Джентльмены, я вызвал горничную помочь госпоже аль-Мааз одеться и собрать вещи. Будьте любезны...
Он указал кивком на дверь. Мужчины поняли, что их деликатно выпроваживают. Пейнтер шагнул к Сафии.
– Вы уверены, что в силах выдержать дорогу?
Та кивнула, но было видно, что это усилие далось ей с трудом.
– Благодарю вас, со мной все будет в порядке.
– И тем не менее я буду ждать вас в коридоре.
Этими словами он заслужил едва уловимую улыбку. Пейнтер поймал себя на том, что помимо воли отвечает молодой женщине тем же.
– В этом нет никакой необходимости, – заверила Сафия.
Он повернулся к двери.
– Понимаю, и все же я буду вас ждать.
Пейнтер почувствовал на себе пристальный взгляд Омахи. Археолог, прищурившись, смотрел на него исподлобья. Его лицо было напряжено. Несомненно, Омаху охватило подозрение с примесью злости.
Когда Пейнтер подошел к двери, Омаха не отступил в сторону, освобождая ему дорогу. Пейнтеру пришлось протискиваться боком. В этот момент Омаха обратился к Сафии:
– Малыш, ты показала себя настоящим героем.
– Это была лишь змея, – ответила та, поднимаясь с кровати, чтобы принять от дворецкого одежду. – Извини, перед отъездом у меня много дел.
Омаха вздохнул.
– Ну хорошо, я все понял.
Он вышел из комнаты вслед за Пейнтером. Остальные уже ушли, и в коридоре никого не было. Пейнтер шагнул в сторону, занимая место у двери комнаты Сафии. Омаха хотел было пройти мимо, но Пейнтер кашлянул, привлекая его внимание.
– Доктор Данн...
Остановившись, археолог искоса взглянул на него.
– Я хочу поговорить о змее, – продолжал Пейнтер, мысленно идя по следу, который остался нераспутанным. – Вы сказали, что она приползла с улицы. Почему вы так решили?
Пожав плечами, Омаха отступил на шаг.
– Не могу точно сказать. Но пестрые эфы любят греться на вечернем солнце, особенно в период линьки. Так что я не могу себе представить, чтобы эта особь проторчала весь день в помещении.
Пейнтер бросил взгляд на закрытую дверь. Комната Сафии выходила окнами на восток. Солнце заглядывает сюда только утром. Если археолог прав, змее пришлось преодолеть большой путь, чтобы добраться с солнцепека в ванную.
Омаха правильно истолковал его взгляд.
– Вы думаете, кто-то подбросил змею?
– Быть может, меня просто мучит мания преследования. Но разве одна воинственная группировка уже не пыталась расправиться с Сафией?
Омаха нахмурился.
– Это случилось пять лет назад. И не здесь, а в Тель-Авиве. К тому же если змею действительно подбросили, те ублюдки тут совершенно ни при чем.
– Это еще почему?
Омаха покачал головой.
– Год назад та экстремистская банда была разгромлена израильскими спецслужбами. Если точнее, стерта с лица земли.
Пейнтеру были известны подробности операции. В действительности именно доктор Данн, используя свои связи, помог израильтянам выйти на след экстремистов. Омаха с горечью пробормотал, обращаясь скорее не к Пейнтеру, а к себе:
– Я надеялся, что после этого Сафия ощутит облегчение, вернется в эти края.
"Все не так просто, парень". Пейнтер уже успел разобраться в Омахе. Этот человек предпочитал решать проблемы атакой в лоб, идти напролом, не оглядываясь назад. Сафии было нужно другое. Вряд ли Омаха когда-нибудь сможет это понять. Тем не менее Пейнтер разглядел в душе археолога бездонный колодец, полный горечи утраты, слегка присыпанный сверху песком прошедших лет. Поэтому он попытался ему помочь.
– Подобные душевные травмы не излечиваются.
Омаха резко оборвал его.
– Да, я уже слышал все это. Спасибо, но вы не мой психотерапевт. И не ее тоже.
Он решительно зашагал прочь, напоследок добавив презрительным тоном:
– Иногда, доктор Кроу, змея бывает просто змеей.
Пейнтер вздохнул.
Из тени соседней арки появилась фигура. Это была Корал Новак.
– Этот человек со странностями.
– У всех нас есть свои странности.
– Я слышала ваш разговор, – продолжала Корал. – Вы с ним просто болтали или ты действительно подозреваешь, что тут дело нечисто?
– Определенно, кто-то мутит воду.
– Кассандра?
Пейнтер медленно покачал головой.
– Нет, какая-то неизвестная переменная.
Корал нахмурилась, что проявилось в едва заметном изгибе уголков губ вниз.
– Ничего хорошего в этом нет.
– Да, ты права.
– И еще эта доктор аль-Мааз, – не отставала от него Корал, кивая на дверь комнаты Сафии. – По-моему, ты чересчур вжился в роль заботливого коллеги.
Пейнтер уловил в ее голосе предостережение, завуалированное беспокойство по поводу того, что он, возможно, пересекает черту между профессионализмом и чем-то более личным. Корал продолжала:
– Если вокруг рыскает какая-то третья сила, тебе не кажется, что нам следует подумать о поиске доказательств?
– Разумеется. Именно этим ты сейчас и займешься.
Корал удивленно подняла брови.
– Я должен охранять эту дверь, – сказал Пейнтер, отвечая на ее немой вопрос.
– Понятно. Ты сейчас думаешь о женщине или об успехе операции?
Пейнтер добавил в голос жесткие командирские нотки:
– В данном случае одно неразрывно связано с другим.
* * *
23 часа 35 минут
Сафия смотрела в окно на мелькающие картины ночного города. После двух таблеток диазепама ее голова была словно в тумане. Огни проносящихся мимо фонарей казались фосфоресцирующими бликами, пятнами света, размазанными по полуночному мраку. Все дома были погружены в темноту. Однако впереди яркое зарево обозначало порт Маскат. Жизнь на торговых причалах, залитых светом натриевых прожекторов, кипела двадцать четыре часа в сутки.
Лимузин вошел в крутой поворот, и вскоре открылся вид на порт. В заливе кораблей почти не было; большинство танкеров и контейнеровозов пришвартовалось еще засветло. Ночью корабли разгрузят и загрузят снова. Не останавливаясь ни на минуту, огромные башенные краны перемещали по воздуху железнодорожные контейнеры, словно гигантские кубики. Вдалеке, у самого горизонта, на внешнем рейде застыла в темноте на фоне усыпанного звездами неба исполинская махина круизного лайнера, похожего на украшенный свечами юбилейный торт.