Первоначально все разговоры были сосредоточены на качестве блюд. В основном они сводились к восторженным восклицаниям по поводу того, какое нежное мясо и какие огненно-острые специи. Клей, похоже, был полностью удовлетворен тарелочкой с пирожками. Кара, едва притронувшись к еде, внимательно присматривала за слугами, направляя их кивком или красноречивым взглядом.
Омаха, потягивая каву, разглядывал хозяйку. Со времени их последней встречи Кара похудела, осунулась. В ее глазах по-прежнему горел огонь, однако теперь он был приправлен лихорадочным блеском. Омаха знал, сколько усилий вложила Кара в эту экспедицию. И знал почему. У них с Сафией практически не было друг от друга тайн, по крайней мере раньше. Омахе было известно о Реджинальде Кенсингтоне почти все. Отец наблюдал за Карой со своего портрета, висящего у нее за спиной. Чувствует ли она до сих пор его взгляд?
Омаха представил, что он сам чувствовал бы себя так же, если бы его отец исчез в пустыне, потонул в зыбучих песках. Но, слава богу, для этого требовалось напрячь воображение, потому что Данн-старший в свои восемьдесят два года по-прежнему трудился на семейной ферме в штате Небраска. Каждое утро за завтраком он съедал четыре яйца, ломоть бекона и горку тостов с маслом, а каждый вечер выкуривал перед сном крепкую сигару. Мать Омахи отличалась еще более крепким здоровьем. "Жилистая старуха, – говаривал отец. – И мальчишки пошли в нее".
Из размышлений о родителях Омаху вывел резкий голос брата. Денни пространно описывал подробности неудавшегося похищения, используя не только свое красноречие, но и вилку. Омаха ощутил прилив возбуждения, заново переживая события сегодняшнего дня. Слушая хвастливую браваду младшего брата, он покачал головой. В свое время сам Омаха был таким же. Бессмертным. Облаченным в неуязвимые доспехи молодости.
Все это осталось в прошлом.
Омаха посмотрел на свои руки – морщинистые, покрытые шрамами, похожие на руки отца. Он прислушался к словам Денни. Нет, на самом деле случившееся было вовсе не захватывающим приключением, как это выглядело по словам брата. Угроза была реальной, опасность – смертельной.
Красочное повествование Денни нарушил новый голос.
– Женщина? – нахмурившись, спросил Пейнтер Кроу. – Одним из ваших похитителей была женщина?
Денни кивнул.
– Я сам ее не видел, но мой брат успел хорошенько ее разглядеть.
Омаха поймал на себе пронзительный взгляд небесно-голубых глаз Пейнтера, у которого напряглось лицо, лоб пересекли глубокие морщины.
– Это правда? – спросил Кроу.
Омаха пожал плечами, удивленный его вниманием.
– Как она выглядела?
Эти слова были произнесены слишком быстро. Омаха ответил медленно, не сводя глаз со своего собеседника.
– Высокая. Моего роста. Судя по тому, как она держалась, вероятно, у нее за плечами военная подготовка.
Пейнтер бросил взгляд на свою напарницу. Казалось, они обменялись немыми вопросом и ответом. Судя по всему, им что-то известно, но они молчат. Американский физик снова повернулся к Омахе.
– А лицо?
– Черные волосы, зеленые глаза. Из бедуинов. Да, чуть не забыл. Маленькая красная слезинка, вытатуированная под глазом. Под левым.
– Из бедуинов, – задумчиво повторил Пейнтер. – Вы уверены?
– Я уже пятнадцать лет работаю в этих местах. Я могу различать отдельные племена и кланы.
– И из какого племени была эта женщина?
– Трудно сказать. Я видел ее лишь мельком.
Несколько успокоившись, Пейнтер откинулся назад. Его напарница рассеянно взяла из корзинки пирожок с медом, положила его к себе на тарелку и тотчас же про него забыла. На этот раз обмена взглядами не было, однако у Омахи создалось впечатление, что какой-то вопрос оказался разрешен.
– Чем вызван такой интерес? – спросила Кара, озвучивая мысль Омахи.
Пейнтер пожал плечами.
– Если это было обычное похищение с целью выкупа, тогда, наверное, я напрасно беспокоюсь. Но если нет... если это как-то связано с разбойным нападением на музей, полагаю, нам неплохо было бы знать, кого опасаться.
Его объяснение было достаточно разумным и обоснованным, однако Омахе показалось, что за интересом американца стояло нечто большее. Кара решила не развивать тему. Она бросила взгляд на украшенные бриллиантами часы "Ролекс".
– Но где же Сафия? Неужели она до сих пор принимает ванну?
* * *
21 час 12 минут
Сафия старалась дышать как можно медленнее. Она не испытывала страха перед змеями, однако научилась уважать их, исследуя древние развалины. Змеи являлись такой же неотъемлемой частью пустыни, как песок и ветер. Сафия сидела в ванне совершенно неподвижно. Вода постепенно остывала, а возможно, ей становилось холодно из-за страха.
Пестрая эфа, заползшая на левую грудь Сафии, похоже, перебираться в другое место и не думала. Молодая женщина ощущала грубое прикосновение шершавой кожи. Змея была старая, и расставание с кожей доставляло ей значительные трудности.
И снова внимание Сафии привлекло какое-то мелькание за окном. Однако когда она сосредоточила взгляд на запотевшем стекле, темнота за ним казалась непроницаемой и неподвижной.
Нередко приступу паники предшествует паранойя, чувство всепоглощающего беспокойства, которое заставляет видеть угрозу и опасность там, где их нет. Как правило, приступы, мучившие Сафию, вызывались эмоциональными стрессами и напряжением, а не реальными угрозами. Больше того, приток адреналина, порожденный близостью опасности, оказался хорошим барьером на пути лавинообразной паники. И тем не менее затянувшееся ожидание постепенно начинало проделывать брешь в защитном барьере Сафии.
Симптомы при укусе пестрой эфы появляются немедленно: почернение кожи, огонь, разливающийся по крови, конвульсии, ломающие кости. До сих пор эффективных противоядий найдено не было.
У Сафии начали трястись руки. Она собрала всю свою волю, заставляя себя сохранять спокойствие. Пристально следя за змеей, Сафия медленно выдохнула. Вдох она сделала еще медленнее, наслаждаясь сладостью свежего воздуха. Аромат жасмина, еще совсем недавно бывший в радость, теперь душил ее.
Внезапный стук в дверь оказался совершенно неожиданным.
Сафия вздрогнула. По поверхности воды побежала рябь.
Эфа приподняла голову. Сафия ощутила, как тело змеи, лежащее у нее на обнаженной груди, напряглось, застыло в тревоге.
– Госпожа аль-Мааз! – донесся из коридора голос.
Сафия молчала. Змея ощупала воздух язычком. Ее тело скользнуло еще выше, так, что треугольная головка оказалась у Сафии под самым подбородком.
– Госпожа аль-Мааз!
Это был Генри, дворецкий. Судя по всему, он поднялся наверх проверить, не заснула ли Сафия. Остальные уже давно собрались в обеденном зале. Часов в комнате не было, но Сафии казалось, что ночь уже близится к концу.