— А! — произнес генерал, кусая губы.
— Да, по двум причинам.
— Посмотрим.
— Хорошо! Первая: я на некоторое время соединился с вашими врагами, а дав слово, честный человек не может взять его обратно. Вторая причина, может быть, более важна. Однако, я должен вам ее сказать: если бы я и был свободен, то не стал бы вам служить, не из-за вас лично, ваше превосходительство, а из-за дела, которое вы защищаете, из-за абсолютизма: я по природе фанатичный поборник свободы.
— Очень хорошо, ты — философ. Знаешь, какая будет мораль из всего этого?
— Нет, ваше превосходительство, не знаю.
— Ты сейчас же будешь вздернут на виселицу.
— Вы думаете? — отвечал канадец, делая шаг вперед.
— Ты скоро убедишься в этом! — отвечал с насмешкой генерал.
Он подошел к столу, чтобы позвонить, но канадец прыжком тигра бросился к нему, опрокинул и, прежде чем застигнутый врасплох генерал успел настолько овладеть собой, чтобы защититься или позвать на помощь, он был крепко связан и ему старательно был заткнут рот.
С присутствием духа, которое могла дать единственно только полная приключений жизнь, которую он вел до сих пор, канадец, усмирив своего пленника, подошел к дверям и запер их.
Уверившись, таким образом, что ему не помешают, по крайней мере, некоторое время, канадец взял несколько связок бумаг, разбросанных по столу, бережно спрятал их в карманы, захватил пару богато украшенных пистолетов, осмотрел их и убедившись, что они заряжены, засунул за пояс. Затем он вернулся к пленнику, внимательно следившему за всеми его движениями.
— Теперь мы вдвоем, ваше превосходительство, — сказал он играя ножом. — Дайте честное слово благородного человека, что вы не закричите и не будете звать на помощь, и я немедленно выну кляп. Впрочем, замечу, что мы заперты, и прежде чем солдаты или слуги откроют двери, я вас убью. Ну, что скажете вы на мое предложение?
Генерал знаком показал, что принимает его.
Канадец сейчас же вынул кляп из его рта. Он сделал даже более: на руках отнес пленника в кресло и удобно усадил там.
— Вот так, — сказал он, — мы теперь можем поболтать! Видите, ваше превосходительство, вы не ошиблись на мой счет: я, по вашему собственному выражению, отчаянный негодяй.
— Да, — отвечал генерал с глухим гневом, — я поступил, как болван. Чего требуешь ты от меня теперь, когда я в твоих руках?
— Я не требую ничего, ваше превосходительство, а только желаю свободы.
Генерал думал с минуту.
— Нет! — сказал он, наконец, яростно. — Я не дам тебе ее. Убей меня, если хочешь, негодный!
— В добрый час! Вы храбрец. Ваше превосходительство, я вас не убью: я вовсе не убийца. Я хотел вам просто дать урок, чтобы вы научились уважать права людей. Теперь я перережу ваши узы.
— Ты не посмеешь! — вырвалось у генерала.
— Почему же? — спросил канадец.
— Потому, что знаешь хорошо, что освободившись…
— Освободившись, ваше превосходительство, вы поступите, как вам будет угодно, что до этого? Разве я не заявил, что не дорожу своей жизнью?
Генерал посмотрел на него.
— Тогда исполни свое обещание! — сказал он.
— Сию минуту, ваше превосходительство!
Действительно, с величайшим хладнокровием канадец развязал веревки, которыми так старательно скрутил генерала.
— А! — вскричал тот, вскакивая. — Теперь мы посмотрим!
— Подождите, ваше превосходительство, — сказал ему миролюбиво канадец, — двери еще не открыты.
Эта безумная и беспечная смелость смутила генерала, и в первый раз в жизни, может быть, сердце этого человека забилось чувством, незнакомым ему до сих пор.
— Хорошо, — сказал он, — открой!
Канадец не заставил повторять приказания и с таким же спокойным видом, какое он сохранял во все продолжение этой сцены, снял задвижку.
Генерал позвонил.
— Сейчас же оседланную лошадь! — сказал он вошедшему служителю. Потом, вернувшись к Клари, произнес: — уезжай, уезжай, не оглядываясь назад! Спеши, пока я не отменил данного приказания, так как я скоро, вероятно, раскаюсь в своей слабости.
— Я думаю, ваше превосходительство! — отвечал канадец с особенной улыбкой.
И, почтительно раскланявшись, он вышел.
Генерал с минуту думал.
— Какой странный характер! — произнес он.
Он сел в кресло, чтобы привести в порядок свои мысли, спутанные этими необычайными событиями. Его глаза случайно упали на стол.
— О! — вскричал он, гневно вскакивая, — мои бумаги!
Но напрасно пустились в погоню за охотником. Он в точности исполнил совет генерала и, пришпорив лошадь, помчался во весь дух.
Глава XXIX. Раненый
Клари до крайности понукал лошадь, и она, казалось, пожирала пространство.
После почти часовой езды он надеялся, что достаточно далеко оставил своих врагов и преследователей, так что можно было умерить аллюр коня, который начинал уставать и которого он не хотел бесполезно губить.
Было около двух часов утра, день был великолепный. Просидев в заключении около двадцати четырех часов, канадец вдыхал воздух полной грудью и бросал кругом восхищенные взоры: так отрадно ему было пользоваться свободой и снова видеть воду и деревья.
Таким образом ехал он, беспечный и довольный, смеясь сыгранной с генералом шутке и радуясь своему счастливому избавлению, как вдруг заметил небольшой отрад всадников, несущихся ему навстречу.
В первый момент канадец почувствовал беспокойство, но, подумав, успокоился, так как это не могли быть его преследователи.
Он продолжал двигаться вперед, не замедляя и не убыстряя хода коня, чтобы не возбудить у встреченных всадников подозрения, которые могли бы причинить ему нежелательные затруднения.
Но проехав около десяти минут, он радостно вскрикнул и помчался галопом к путешественникам.
Он узнал в двух всадниках, находившихся во главе отряда, графа Мельгозу и Диего Лопеса.
— Да будет благословлен бог! — вскричал граф, заметив его. — Я опасался приехать слишком поздно.
— Это, вероятно, и случилось бы, — отвечал канадец, — если бы я не постарался сам. Но каким образом очутились вы здесь?
— Да ведь я обещал присоединиться сегодня к вам в Леон-Викарио?
— Действительно, теперь я понимаю.
— Я намеревался выехать, когда спадет жара, но сегодня утром Диего Лопес примчался, как сумасшедший, в гасиенду с известием, что генерал Карденас заключил вас вчера в тюрьму, чтобы сегодня повесить. Теперь я понимаю, что этот простофиля Диего Лопес поддался распущенной в городе, не знаю с какой целью, клевете. Я счастлив, так как был бы неутешен в случае вашей смерти.
— Сеньор граф, — отвечал канадец, с чувством сжимая руку пеона. — Диего Лопес не поддался обману. Все, что он вам рассказал — самая чистая правда.