Читать интересную книгу Игра в кино (сборник) - Эдуард Тополь

Нужно ли говорить, что Мурат следовал за ней — сначала по крышам, а затем по улицам.

Свернув за угол, Сонька встретила маму — мама шла с базара, несла кошелку, полную зелени и баклажанов.

— Ты поела? — спросила мама у Сони.

Конечно, Сонька поела.

— А газ выключила?

— Ну, мама! — укоризненно сказала Сонька.

— А когда ты придешь?

— Вечером. Мы после занятий идем в филармонию.

— Знаю я эту филармонию! — сказала мама. — Опять будешь шландаться с этим грузином!

— Ну, мама! — сказала Сонька. — Он же в консерватории учится. Мы правда идем в филармонию. Из Вильнюса скрипач приехал, я же тебе говорила.

— Ой, смотри, Сонька! — сказала мама и пошла домой.

А Сонька пошла в училище, и за ней на расстоянии десяти метров, как привязанный, плелся Мурат.

А вечером, поздним вечером, когда нашу Бондарную улицу освещают лишь закопченные фонари и в окнах гаснет свет, а в подворотнях-растворах стихает сухой стук нард, Сонька возвращалась домой, и провожал ее «этот грузин» Картлос — красивый флейтист из очень интеллигентной семьи, студент первого курса консерватории.

Тихо отслоились от стены три фигуры и тихо преградили дорогу Картлосу и Соньке.

— Закурить есть? — спросил у Картлоса Гога Махарадзе, сын стоматолога.

— Я не курю, — сказал Картлос.

Серый повернулся к Мурату, спросил:

— Бить?

— Подожди, — сказал Мурат и попросил Картлоса: — Отойди на минуточку.

— Не хочу, — сказал Картлос.

— Ара, ну бить? — опять спросил у Мурата нетерпеливый Сашка Серый.

— Хулиганы! — сказала Сонька. — Серый, я твоему отцу скажу. Не трогайте его.

— А кто его трогает? — спросил Серый. — С ним поговорить хотят. Ара, ты мужчина или нет? — спросил он у Картлоса. — Ты можешь от нее отойти?

— Ну, могу, — сказал Картлос, хотя ему не хотелось.

— Не ходи! — сказала ему Сонька. — Серый, я буду кричать.

— Ара, не будем мы его бить, — сказал ей Гога, под руку отводя Картлоса в сторону. — Что мы — трое одного будем бить? Пальцем не тронем.

Вчетвером они отошли от Сони на пять шагов. Остановились.

— Ты с какой улицы? — спросил Мурат у Картлоса.

— С Самеда Вургуна, а что? — сказал Картлос.

— А зачем по нашей улице ходишь? — спросил Гога. — Я по твоей улице хожу?

— Ара, что с ним говорить? — сказал Серый и ударил Картлоса под дых.

И тут на них налетела Сонька.

— Бандиты! Зверюги! — Она лупила их по головам тяжелой дерматиновой папкой для нот, но они не обращали на нее внимания, а когда Гога замахнулся на нее, Мурат резко двинул его в бок. Гога выпучил глаза:

— За что, эй?

— Ее не трогай, — сказал Мурат. — Серый, пусть она идет домой.

Но тут Сонька с размаху шмякнула папкой ему по голове. Он посмотрел ей в глаза и сказал:

— Еще!

А Картлос вырвался наконец из кольца, отбежал в сторону. Серый и Гога погнались за ним.

А Сонька в истерике продолжала бить Мурата папкой по голове, он стоял, набычившись, и после каждого удара говорил:

— Еще.

Сонька устала и заплакала.

— Бандюги! — проговорила она сквозь слезы. — Все равно я буду с ним ходить…

— Не будешь, — сказал Мурат.

И с этого дня он таскался за Сонькой повсюду.

Он ждал ее по вечерам при выходе из музучилища.

Из распахнутых окон музыкальных классов лились на улицу скрипка и фортепиано, виолончель и флейта, но особенно изводили Мурата скрипачи — они выжимали из своих инструментов не музыку, а кизиловый сок.

Мурат слонялся по тротуару и слушал, слушал и постепенно привыкал к этим непонятным звукам.

А потом выходила Сонька. Она выходила с подругами и шла с ними по улицам, демонстративно не обращая внимания на следовавшего позади Мурата. А он шел за ней на расстоянии десяти шагов. Десять шагов — не ближе, не дальше.

А Сонька шла в библиотеку или в филармонию — иногда даже с Картлосом, — и Мурат опять ждал ее и тащился следом, провожая до угла Бондарной улицы, откуда ему было видно, что она наконец пошла домой.

И это привело все-таки к драке, потому что однажды Сонька пошла с Картлосом на бульвар, и там Картлос встретил своих ребят с улицы Самеда Вургуна, и они избили Мурата.

Но на следующий день — с синяками и разбитой бровью — он опять ждал Соньку при выходе из музучилища.

А лил, между прочим, дождь — хлесткий майский дождь.

Мурат стоял напротив училища, прячась от ливня под козырьком какого-то подъезда, и кто-то из Сонькиных подруг, выглянув в окно, увидел его съежившуюся фигуру и показал Соньке.

Сонька разозлилась. Она выскочила из класса, спустилась по лестнице к парадному подъезду училища и, открыв двери, крикнула Мурату:

— Иди сюда!

Он отрицательно покачал головой.

— Иди сюда! — приказала Сонька.

Он нехотя с независимым видом пересек под дождем улицу.

Сонька схватила его за мокрую руку, втащила в подъезд своего училища. В маленьком вестибюле было тепло, сухо, за барьером сидела дежурная.

Прижав Мурата к стене, Сонька сказала ему почти с ненавистью:

— Ну чего ты хочешь? Чего?

— Ничего… — ответил он.

— А зачем торчишь здесь? Зачем?

Он пожал плечами.

— Это смешно! — сказала она. — Смешно, понимаешь? Между нами ничего не может быть, ничего! Ты маленький, понимаешь, ма-лень-кий!

— Я вырасту.

— Дурак!

— Дворкина, — подошел к Соньке секретарь комитета комсомола училища, — ты распространила билеты?

— Восемь штук осталось, — сказала Сонька.

— А о чем думаешь?

— А никто не берет, — сказала Сонька. — Стипендия только послезавтра.

— Меня не касается, — сказал секретарь и спросил у Мурата: — Ты из нашего училища?

— Нет, — ответила вместо Мурата Сонька. — Он школьник.

— Школьник? Очень хорошо, — сказал секретарь. — Отдай ему билеты, пусть распространит в своей школе. В порядке шефской помощи. В какой ты школе? — спросил он у Мурата.

— В 71-й… — сказал Мурат.

— Это на улице Кецховели?

Мурат кивнул.

— Так это же наш район, — сказал секретарь Соньке. — Отдай ему билеты, запиши фамилию, а я позвоню их секретарю. И запомни, Дворкина, нам нельзя замыкаться в своем кругу. Раз ты культмассовый сектор — нужно нести культуру в народ. Ясно?

— Ясно, — сказала Сонька.

— Значит, договорились. Я записываю в плане работы: совместный поход в филармонию со школьниками 71-й школы. В порядке шефской помощи.

И ушел.

Сонька посмотрела на Мурата, сказала сухо:

— Идем. Я дам тебе билеты.

Вдвоем они стали подниматься по лестнице.

— А что там будет? — спросил Мурат.

— Органный вечер. Ты любишь орган?

Он пожал плечами.

Они шли мимо классов, из каждой двери неслась музыка — скрипка, фортепиано, хор, опять скрипка, флейта…

Мурат шел, озираясь по сторонам, за ним на ковровой дорожке оставались следы от мокрых туфель.

Сонька, спеша, чтобы не попадаться на глаза педагогам и подругам, говорила на ходу:

— Пошли, пошли. Сейчас звонок будет.

Она завела его в комнату комитета комсомола. Здесь две девушки-студентки разрисовывали очередной номер стенгазеты, третья двумя пальцами клевала клавиши пишмашинки, отстукивая для газеты статьи, четвертая по телефону отчитывалась за комсомольские взносы.

Все они подняли головы, с любопытством воззрились на мокрого Сонькиного спутника.

— Это наш комитет, — сказала Мурату про этих девушек Сонька, подошла к сейфу, открыла его, достала билеты и толстую общую тетрадь. Села за стол, стала записывать. — Школа номер 71. Как твоя фамилия?

— Расулов Мурат.

— Ответственный Расулов, — записала Сонька. — В каком классе?

— В девятом, — хмуро сообщил Мурат.

Студентки потеряли к ним интерес, стали заниматься своими делами.

А Сонька насмешливо скривила губы:

— Девятый класс, а уже… Распишись. Концерт сегодня в семь часов, а деньги можешь принести завтра. Четыре рубля. Успеешь распространить билеты?

Он расписывался молча, потом спросил:

— А ты в каком ряду сидишь?

Девчонки опять заинтересованно подняли головы.

— Я этого органиста в прошлом году слушала, — сказала Сонька, собираясь встать.

— Тогда не надо. — Мурат положил билеты на стол.

— Что не надо? — удивилась Сонька.

— Не надо билеты.

Сонька насмешливо усмехнулась. Работая, так сказать, «на публику», спросила с улыбкой:

— А если я пойду?

Он взял со стола билеты, оторвал один, положил перед Сонькой, спросил хмуро:

— Точно пойдешь?

— Ну, если ты меня приглашаешь… — улыбнулась Сонька, взяв билет.

Девчонки прыснули.

— Скажи «клянусь матерью», что придешь, — сказал он.

— Дурак! — разозлилась Сонька. — Ты где это говоришь? Это же комитет комсомола!