— У него было три недели на то, чтобы найти меня. Ровно двадцать два дня на то, чтобы найти меня и поговорить. Я считаю, этого достаточно для решения подобных вопросов. Он ничего не сделал, хотя мог. Тема закрыта. Вы разрешите мне вечером погулять с Сашей? Я бы хотела пройтись со Штефаном. Он очень хороший и… Если бы я не любила другого, то обязательно бы полюбила его. Но… Я хочу, чтобы этот вечер был для него хорошим и веселым. Хочу быть собой, радоваться и смеяться. Разрешите?
— Конечно, Мари, конечно. Ты только дай ему шанс, позвони. Просто позвони.
Я покачала головой.
— Он при чужих людях назвал меня содержанкой и блядью, хотя прекрасно знает, что я много работаю, отказалась от всего ради него, и эти десять месяцев жила только им, его мыслями, его проблемами, его жизнью. Он сделал это при женщине, которую привел среди ночи в нашу квартиру и с которой, видимо, планировал хорошо провести остаток ночи в нашей постели. Я не буду ему звонить. Я — самодостаточная, красивая девушка, у меня неплохая карьера и меня ждут коллеги и друзья. Дома я могу позволить себе многое. Я не купаюсь в роскоши, как он, но на хлеб с маслом мне хватает…
— Не надо оправдываться, — остановила она меня. — Ты слышала, что я тебе сказала. Мне семьдесят два года. Я жалею о своем поступке пятьдесят лет. Я не дала ему шанса и жалею об этом. Поверь, это не то же самое, что жалеть о сделанном. Это гораздо хуже.
— Я подумаю, — вяло растянула губы.
— Подумай.
Но дома мне было некогда думать. Я собрала сумку, прибралась в квартире, накрыла на стол. Времени совсем мало. Платье висело на плечиках на дверце шкафа и все так же безумно мне нравилось. Биллу бы оно тоже очень понравилось. Я в нем очень хорошенькая. Подарок для Штефана — это то, в чем я сильно сомневалась, потому что хотела подарить не какую-то банальность, а что-то на память. На память обо мне. Поэтому, пока я сайгаком скакала по КаДеВе, восьмиэтажному крупнейшему в Европе торговому центру, ломая голову, что можно купить мужчине, у которого все есть, меня и осенила эта бредовая мысль. Пришлось нестись в художественную галерею. Ее я увидела сразу. Мы просто встретились с ней взглядом — два одиночества, которые очень нуждались в доме. Ее звали Йена. У нее были огромные зеленые печальные глаза, шоколадные волосы, на голове беретка, как у истинных француженок, короткая юбка, длинная жилетка поверх белой рубашки, на руках кружевны митенки, а на ногах тяжелые ботинки. Йена — это авторская кукла необыкновенной красоты. Кукла, чем-то похожая на меня. В магазине игрушек я купила для нее кресло-качалку и маленькую рыжую собачку, похожую на шпица. Я посадила Йену у окна в гостиной, около ног положила собачку. Попросила их помогать Штефану и поддерживать его. Мне так не хотелось оставлять его одного, а на Йену, казалось, я могла положиться. Ну, вот и всё. Можно лететь домой. Я обвела тоскливым взглядом гостиную. Прижилась я тут. Если бы я могла его полюбить, то обязательно бы полюбила. Штефан такой хороший и достойный мужчина. Ничего, я буду звонить ему из России, и он обязательно приедет ко мне в гости, а там видно будет.
— Вот знаешь, я многие месяцы не хотел возвращаться домой. Придешь — тишина, темнота, запах одиночества. А сейчас не хочу задерживаться в офисе, зная, что дома меня ждет ужин, вечерняя прогулка с собакой, веселая болтовня. Я так ценил свою свободу, а сейчас боюсь потерять свою зависимость, — пробубнил Штефан с набитым ртом, активно уплетая блины.
— Ты с утра-то чего такой дерганый был? Все-таки из-за встречи?
— Нет. Встреча нормально прошла. Мы контракт подписали. Герр Йохансон даже в детали не стал вчитываться. Просто боюсь, что тебе дадут разрешение на выезд, и ты уедешь. Я приду домой, а тебя нет. Я так за эти две недели привык к тебе, что даже не понимаю, как можно прийти домой, а тебя не будет.
Я отвернулась.
Он несколько секунд смотрел на меня, а потом тихо спросил:
— Тебе дали разрешение на выезд?
Кивнула.
— Надеюсь, ты не завтра улетаешь? — мрачно спросил он. — Оно ведь действительно в течение какого-то времени, да? Недели две? Я смотрел на сайте российского посольства.
Вместо ответа принесла ему билет.
— Штефан, я не могу остаться, — начала говорить очень тихо. — Я хотела, правда. Хотела остаться еще на пару дней. Но не могу. У меня что-то с головой происходит. У меня галлюцинации. Мне кажется, что за мной следят. Я чувствую чужие взгляды, меня как будто загнали в угол, загнали и давят со всех сторон. Я с Сашей ведь не просто так таскаюсь по улицам. Стоит мне встретить парня хотя бы отдаленно похожего на моего, и я иду за ним следом, жадно ловя каждое движение. Тот мальчик, который приходил, Даниэль… Он очень похож на брата моего парня. Мы с ним были очень близкими друзьями. Даниэль очень похож на него. Я обманула тебя тогда. В тот вечер я общалась с братом моего парня. Я видела его в каждом жесте, в каждом слове. Мне хотелось прижаться к нему и жаловаться на его брата-урода. И за занавеской в квартире соседей на первом этаже я видела его, понимаешь? Те плакаты — мне казалось, что я вижу его, свою чашку, свой ноут, песню, которую напевала ему, когда только вернулась из Москвы. В магазине мне не плохо стало, в магазине мне показалось, что все полки обклеены картинками с видами нашего дома. Штефан, я схожу с ума, понимаешь? Я не пошла с тобой в Аквадом и зоопарк потому, что боялась опять словить галлюцинацию. Это страшно, понимаешь?
— Понимаю. Я бы хотел тебе помочь…
— Это невозможно. Пока я в Германии, он будет жить во мне.
— Ты улетаешь в час ночи? — щурился он все еще разглядывая билет.
Кивнула.
— И вещи уже собрала?
— Там мало.
— Да, я знаю.
— Я отвезу тебя в аэропорт… Черт у нас всего четыре часа осталось. Так мало… Почему ты утром ничего не сказала?
— Не хотела тебя расстраивать.
— Я понял.
Штефан как-то сразу засуетился, начал хмуриться. Торопливо вытер руки и губы.
— Мы гулять-то пойдем? Ты же хотела… — подорвался с места.
— Пойдем, — улыбнулась кокетливо. — Я только переоденусь.
— Хорошо. Я за Сашей схожу.
Свернула джинсы и блузку, убрала все в сумку. Надела новые трусики и лифчик. Распустила волосы и взбила их руками. Нет, так не пойдет. Завернула «улиткой» на затылке, выпустив концы. Уложила челку и выпустила тонкие височные прядки. Вышло очень даже неплохо, учитывая, что у меня нет ничего для укладки, кроме расчески и лака для волос. Хорошо. Глаза я нарисовала еще до прихода Штефана. Лишь слегка поправила, освежила лицо. Платье. Блеск для губ. Немного духов. По черной капельке — на грудь и в уши. Те самые туфли, что он мне купил. Я походила в них днем по квартире — вот идеально подобрал! И каблук хороший, и колодка удобная. Жаль, что сумочки нет, сюда бы подошло что-нибудь маленькое и изящное. Но сумку я покупать уже не стала, так как у меня дома их полно, а сейчас мне в нее класть нечего. Стояла, смотрела на себя в зеркало и грустно улыбалась. Конечно, понимаю, что ты не виноват в моих глюках, я сама себя довела, но звонить все равно не буду. Фрау Марта права, я потом тысячу раз пожалею о своем решении, я буду жалеть о нем каждый день и каждый час, многие годы, но ты сам мог всё изменить и ничего не сделал. А я уже не способна ничего изменить.