Читать интересную книгу "Век Наполеона. История европейской цивилизации от 1789 г. до 1815 г. - Уильям Джеймс Дюрант"

Он послал за Моро и почти уговорил его стать "человеком на коне"; но когда они узнали, что Наполеон возвращается из Египта, Моро сказал Сьезе: "Вот ваш человек; он совершит ваш переворот гораздо лучше, чем это мог бы сделать я".95 Сьес размышлял: Наполеон мог быть этим человеком, но примет ли он Сьеса и новую конституцию в качестве своих проводников?

13 октября директора сообщили советам, что Бонапарт высадился у Фрежюса; члены советов поднялись в знак одобрения. Три дня и ночи жители Парижа праздновали эту новость, пили в тавернах и пели на улицах. В каждом городе на пути от побережья до столицы народ и его хозяева выходили приветствовать человека, который казался им символом и залогом победы; они еще не слышали о поражении в Египте. В некоторых центрах, сообщала газета Moniteur, "толпа была такой, что движение было затруднено".96 В Лионе в его честь была поставлена пьеса, а оратор сказал ему: "Иди и сразись с врагом, победи его, и мы сделаем тебя королем".97 Но маленький генерал, молчаливый и мрачный, думал, как ему поступить с Жозефиной.

Добравшись до Парижа (16 октября), он сразу же отправился в дом, который купил на улице, переименованной в его честь в Рю де ла Виктуар. Он надеялся найти там свою неверную жену и вычеркнуть ее из своей жизни. Но ее там не оказалось, причем по двум причинам. Во-первых, 21 апреля 1799 года, пока он осаждал Акко, она купила поместье Мальмезон площадью 300 акров в десяти милях вниз по Сене от Парижа; Баррас выдал ей 50 000 франков в качестве первоначального взноса в размере 300 000 франков, и капитан Ипполит Шарль стал ее первым гостем в просторном шато.98 Во-вторых, за четыре дня до этого она вместе с дочерью покинула Париж и отправилась в Лион, надеясь встретить по дороге Бонапарта. Когда Жозефина и Гортензия обнаружили, что Наполеон выбрал альтернативный маршрут, они повернули назад, хотя их буквально тошнило от поездки, и проделали путь в двести миль до столицы. В это время ее престарелый свекор, маркиз де Богарне, пришел к Наполеону, чтобы заступиться за нее: "Каковы бы ни были ее недостатки, забудьте их; не бросайте позор на мою белую голову и на семью, которая почитает вас".99 Братья Бонапарта убеждали его развестись с женой, поскольку его семья возмущалась ее властью над ним; но Баррас предупредил его, что публичный скандал повредит его политической карьере.

Когда измученные мать и дочь прибыли на улицу Виктуар, 3 (18 октября), Эжен встретил их на лестничной площадке и предупредил, чтобы они ожидали бури. Предоставив ему заниматься сестрой, Жозефина поднялась по лестнице и постучала в дверь комнаты Наполеона. Он ответил, что решил больше никогда ее не видеть. Она опустилась на ступеньки и рыдала до тех пор, пока Эжен и Гортензия не подняли ее и не повели обратно, чтобы обратиться с совместным призывом. Позднее Наполеон рассказывал: "Я был глубоко взволнован. Я не мог вынести рыданий этих двух детей. Я спрашивал себя, должны ли они стать жертвами неудач своей матери? Я протянул руку, схватил Эжена за руку и притянул его к себе. Потом пришла Гортензия... со своей матерью..... Что тут можно было сказать? Нельзя быть человеком, не будучи наследником человеческих слабостей".100

В те задумчивые дни он держался подальше от посторонних глаз; он знал, что публичный человек не должен быть слишком публичным. Как дома, так и за границей он носил гражданскую одежду, чтобы отвести слухи о том, что армия планирует захватить власть. Он нанес два визита: один - чтобы засвидетельствовать свое почтение восьмидесятилетней мадам Гельветий в Отей, другой - в Институт. Там он говорил о том, что египетская экспедиция была предпринята в значительной степени в интересах науки; Бертолле и Монж поддержали его; Лаплас, Лагранж, Кабанис и многие другие слушали его как ученого и философа.101 На этом собрании он столкнулся с Сьесом и покорил его одним замечанием: "У нас нет правительства, потому что у нас нет конституции, или, по крайней мере, нет той, которая нам нужна; ваш гений должен дать нам ее".102

Вскоре его дом стал центром секретных переговоров. Он принимал посетителей от левых и правых. Он обещал якобинцам сохранить республику и защищать интересы масс; но также, как он позже откровенно заявил, "я принимал агентов Бурбонов".103 Однако он держался в стороне от всех фракций, особенно от армии. Генерал Бернадотт, у которого были некоторые намерения самому возглавить правительство, советовал ему держаться подальше от политики и довольствоваться другим военным командованием. Наполеон с большим удовольствием прислушивался к мнению гражданских лиц, таких как Сьез, которые советовали ему взять на себя управление страной и ввести в действие новую конституцию. Для этого, возможно, придется отступить или нарушить пару законов; но Совет древних, встревоженный якобинским возрождением , не преминул бы согласиться на небольшую незаконность; а Совет пятисот, несмотря на сильное якобинское меньшинство, недавно избрал Люсьена Бонапарта своим президентом. Из пяти директоров Сьес и Дюко присягнули Наполеону; Талейран взялся убедить Барраса уйти в отставку на лаврах и награбленном; Гойер, президент Директории, был наполовину влюблен в Жозефину и мог быть обездвижен ее улыбкой.104 Некоторые банкиры, вероятно, прислали заверения в дружеских франках.105

В первую неделю ноября по Парижу пронесся слух, что якобинцы готовят восстание населения. Мадам де Сталь отнеслась к этому сообщению достаточно серьезно, чтобы подготовиться к быстрому отъезду в случае вспышки насилия.106 9 ноября (знаменитый восемнадцатый день месяца брюмера) Совет древних, используя свои конституционные полномочия, приказал и себе, и Совету пятисот перенести свои собрания на следующий день в королевский дворец в пригороде Сен-Клу. Расширяя свои конституционные полномочия, он назначил Бонапарта командующим парижским гарнизоном и приказал ему немедленно явиться к Древним в Тюильри и принести присягу. Он пришел в сопровождении шестидесяти офицеров и дал клятву в достаточно общих выражениях, чтобы допустить некоторую свободу последующего толкования: "Мы хотим республику, основанную на свободе, равенстве и священных принципах национального представительства. Мы получим ее, клянусь!"107

Выйдя из зала, он сказал собравшимся войскам: "Армия воссоединилась со мной, а я воссоединился с Легислатурным корпусом". В этот момент некто Ботто, секретарь Барраса, принес Наполеону послание от некогда могущественного Директории с просьбой обеспечить безопасный выезд из Парижа. Голосом, который, как он надеялся, услышат солдаты и мирные жители, Наполеон ошеломил бедного Ботто апострофом, который был почти смертным приговором Директории: "Что вы сделали с этой Францией, которую я оставил вам в ее полном великолепии? Я оставил вам