через фельдъегерей, состоящих на постоянной службе.
— Любопытно! Вы собираетесь пересылать свои материалы обычной почтой?
— Именно так! Материал, подлежащий распространению, будет пересылаться резиденту под видом письма от близкого друга, посланного заказной почтой. Даже попав в чужие руки, эта корреспонденция не сможет повредить нашему делу. Напротив, ложный адресат окажет нам услугу, если разгласит содержание письма. К тому же письмо будет отсылаться в. двух экземплярах, и резидент должен будет подтвердить его получение.
— Понятно, — промолвил я, подчиняясь течению новых для себя мыслей… Я думал о том, что остроумные изобретения, крупные политические и военные победы, высокие творения искусства отмечены одним и тем же — простотой. Я начинал понимать и то, что этот человек и думать не думал решать свои задачи путем сложным и витиеватым. У него был простой, ясный ум, и создав вал он простые, ясные планы. Его переселение из акциза в жандармерию имело под собой простую и потому прочную философскую почву. В памяти моей ожили все хитроумные приемы, открытые Зарандиа, все, что принесло ему громкое имя среди коллег и обеспечило блестящее продвижение вверх… Все эти приемы, каждый в отдельности и в совокупности своей, были классическим образцом простоты! На меня навалилась тоска. До сих пор не могу понять — почему. Безучастно и вяло я спросил, что за люди служат агентами у наших резидентов.
— Обычно — неверные жены. Изредка — неверные мужья.
— Чем же верные вас не устраивают?
— Ничем совершенно, но они, как правило, сидят дома и воспитывают детей. Иное дело — неверные. Чтобы поболтать и узнать новости, они за день перебывают в четырех-пяти домах.
— Разве в гости ходят лишь неверные жены?
— Из десяти верных жен, ваше сиятельство, по гостям любит бегать одна, а из десяти неверных девять предпочитают проводить куда больше времени в чужой семье, чем у себя дома.
— Легкомысленная публика!.. Опираться на нее в столь серьезном деле?!.
— Легкомысленная? Пристрастие неверных жен к болтовне и сплетням не так уж невинно и бесцельно. Им постоянно приходится проверять, не просочилась ли в общество их тайна. Не исключено, что я и ошибаюсь. Однако для нашей службы важно другое. Прежде всего то, что жены они неверные и что они и в самом деле любят ходить по гостям и вертеться в обществе. Их неверность облегчает сближение с ними. Их любовь к светским удовольствиям открывает широкое поле для распространения нужных нам слухов.
В этом Зарандиа был совершенно прав, и не только по соображениям, которые сам он и привел. Страх, что любовная связь получит огласку, заставляет завербованную женщину выполнять наши задания на совесть, сознаться же в связи с жандармерией ее не могла бы заставить даже святая инквизиция. Это обнадеживало, но в то время наш опыт агентурной работы с женщинами был весьма мал, да и сам я внутренне не был го-тон к ней. Приобщение женщин к важному делу смущало меня, и словно бы в шутку я сказал Зарандиа:
— В содеянном вами, сударь, можно усмотреть женоненавистничество, дошедшее до садизма, — и добавил уже без доли иронии: — Наша вера в бога на протяжении последних веков не смогла ничем обогатить человеческий дух. Она лишь тщится сохранить прошлые завоевания, противостоя жестокости, бессердечию и злобе. Обязанность каждого, кто хочет служить добру, суметь подчинить свою деятельность наивысшей цели, какая только доступна человеку, — не ущемить, по обобрать, не унизить дух — ни в себе самом, ни в ближнем своем. В том, что это первейшее назначение нашей с вами службы, я убежден. А вы?
Мой подчиненный был само внимание. Его бесконечно поразило, что истинами, казалось, открывавшимися лишь ему одному, оперировал другой, и это был не кто иной, как начальник Кавказской жандармерии.
— Мне, ваше сиятельство, не совсем ясны причины ваших опасений, — промолвил он не без учтивости.
— Не ясны? — Я взглянул ему прямо в лицо, же-, лая понять, в самом ли деле он не понимает или лукавит.
Но уж слишком безмятежным казался он, и я не стал менять топа.
— У ваших агентов, поставляемых лучшей половиной человеческого рода, девичьи мечты о счастье и беспечальной будущности обернулись изменой мужу. Как ни жаль, но это обычная доля. Сказано — «не прелюбодействуй!», но грех сладок, тем более грех тайной любви. Бедняжка зажата в тиски — ее мучает совесть и манит сладость греха. И тут является сатана в образе вашего резидента и, в обмен на обещание не разглашать скандальную тайну, заставляет ее распространять грязные слухи. Теперь она вдвойне грешна и вдесятеро измучена. У этих неверных жен — почти у всех — есть дети. Что может дать нм мать, ввергнутая в грязь, опустошенная вероломством? Каково ей воспитывать детей? В подчинении у ваших резидентов — сколько таких агентов?
— Сто тридцать три, ваше сиятельство!
— М-да, сто тридцать три матери и детей их сотни, четыре-пять, не меньше. Посчитайте, одно наше движение — и растоптано достоинство шестисот человек. И это метод!.. Господи, никогда не думал, что придется пересчитывать неверных жен, живущих на Кавказе.
Зарандиа рассмеялся. Я был так возбужден своими мыслями, что тоже рассмеялся, неожиданно для себя самого.
— Ваше сиятельство! Все эти дамы судачат для собственного удовольствия и, сами того не зная, невольно оказывают нам услугу. Их измены помогают нашим резидентам сделать знакомство с ними более коротким, но не было случая, чтобы их принуждали или шантажировали. Здесь я наложил наистрожайший запрет, и, насколько мне известно, никто его не преступал. Наши резиденты добились близких, дружеских отношений с нужными нам людьми — вот и вся выгода. Что же до распространения слухов и собирания сведений, то это происходит само собой, быстро и никого не задевая. Болтая с женщиной, взятой им на прицел, резидент как бы между прочим обронит новость, пускаемую нами в оборот. Через два-три дня эта новость уже известна в нескольких домах. Прислуга этих домов и всякий сброд, который кормится около состоятельных семей, выносят эту новость на улицу, в толпу, и круг распространения новости расширяется беспредельно. Что же касается собирания сведений, то здесь и говорить не о чем — заткни уши, сплетня вползет в тебя через ноздри. Второму резиденту останется только скрипеть пером.
Теперь передо мной предстала совсем другая картина. Новую тактику Зарандиа можно было уподобить использованию энергии ветра.
— Отлично все придумано, Мушни, — сказал я. Дружеская фамильярность, которую я позволил себе, была равносильна награде. А он и впрямь был достоин награды. — Я полагал, что только деньги позволят вам справиться с вашей задачей.
— Мне это и