внимание ночного портье на тот факт, что вы кладете в сейф девять с половиной тысяч долларов. Насколько я понимаю, Оксман, это были как раз те девять с половиной тысяч, которые вы собрали для выкупа долговых расписок. Когда вы узнали, что Гриб убит, вы испугались, что вас могут заподозрить в убийстве, и очень постарались, чтобы обеспечить себе алиби. Вы решили показать, что не смогли совершить никакой сделки с Грибом до того, как его убили. И только позднее, прочитав газеты, вы все обдумали и решили, что у вас появился шанс положить семь с половиной тысяч долларов в свой карман.
Оксман держал в одной руке горящую спичку, а второй вертел сигару в пламени, чтобы она горела ровно, потом погасил спичку и заметил:
– Не умеете вы блефовать, Мейсон.
– Я не блефую, – заявил ему адвокат. – Я могу доказать, что вы сделали с девятью с половиной тысячами долларов, с помощью ночного портье. Для этого мне даже не нужно полагаться на отчет частного детектива.
– Да, это вы можете сделать. Все правильно, – признал Оксман, в задумчивости разглядывая кончик сигары, в уголках его губ все еще продолжала играть презрительная улыбка. – Только вы не учли, что вам придется доказывать и кое-что еще – что у меня с собой было только девять с половиной тысяч долларов, когда я поднимался на борт плавучего казино. Кстати, у меня было семнадцать. После того как я заплатил семь с половиной за долговые расписки, у меня осталось девять с половиной. Я получил долговые расписки примерно за половину той суммы, которую, как я предполагал, мне придется за них заплатить.
С минуту двое мужчин молча курили. Постепенно улыбка на губах Оксмана превратилась в широкую ухмылку.
– Вам, Мейсон, как адвокату, должно было прийти в голову, что вам придется доказывать, что у меня при себе было только девять с половиной тысяч долларов, когда я поднимался на борт корабля, но, вероятно, не пришло. И вы никак не сможете это доказать. Нет такого способа. И, кстати, это и не соответствует истине. У меня при себе было семнадцать тысяч.
Мейсон затушил сигарету.
– Вы, Оксман, очевидно, не понимаете, к чему я клоню. Я не говорю о том, что собираюсь доказывать в суде. После того как я отсюда уйду, я собираюсь к Картеру Сквайерсу. Я расскажу ему свою версию. Вас в этом деле финансировал Сквайерс. Он знает, сколько денег вы взяли с собой в плавучее казино. Когда он узнает, что вы попытались его обмануть, положив себе в карман семь с половиной тысяч долларов, ему это очень не понравится. Судя по тому, что я слышал, со Сквайерсом шутки плохи. Этого человека даже нельзя пытаться обмануть… Ну, три минуты вышли, Оксман. Давайте, звоните в службу безопасности отеля.
Оксман неподвижно сидел на кровати и смотрел на Мейсона с ненавистью и опаской. Глаза у него блестели, взгляд был жесткий. В уголках губ не осталось и следа улыбки.
– Хорошо. Я уйду сам.
Мейсон встал со стула и направился к двери. У него за спиной заскрипели пружины кровати – это Оксман резко вскочил и направился за адвокатом.
– Подождите минутку, мистер Мейсон, – сказал он. – Давайте все обговорим.
– О чем вы хотите говорить? – уточнил Мейсон, поворачиваясь к нему.
– Вы, конечно, тыкаете пальцем в небо, все совсем не так, но мне в любом случае очень не хотелось бы, чтобы вы шли к Сквайерсу и рассказывали ему эту историю.
– Да?
Оксман пожал плечами и продолжал говорить:
– Мне бы просто этого очень не хотелось. Сквайерс не может создать мне неприятности, но, знаете ли, мы с ним уже дружим какое-то время, и мне очень не хочется, чтобы между нами возникли трения.
Мейсон стоял, широко расставив ноги, расправив плечи, лицом к Оксману, и смотрел на этого худощавого типа холодно и пренебрежительно. Внезапно он достал из кармана долговые расписки, разорвал их на мелкие кусочки, зашел в ванную комнату и спустил их в унитаз. Через секунду адвокат снова появился в номере.
– Хорошо, Оксман, давайте забудем про подделки и будем считать, что у вас настоящие расписки.
На лице Оксмана сразу же появилось облегчение.
– Вот так гораздо лучше, – сказал он. – Я знал, что вы разумный человек. Что вы хотите?
– Ничего, – ответил ему Мейсон. – Возможно, вы прошли по тому коридору к кабинету и увидели Сильвию, склонявшуюся над письменным столом. Возможно, вы видели на столе настоящие долговые расписки. Я не знаю. Если и видели, вы никогда не посмеете в этом признаться, потому что в таком случая вся ваша история о том, как вы заплатили Грибу семь с половиной тысяч долларов, летит ко всем чертям.
– К чему вы клоните? – спросил Оксман.
– Все очень просто, – усмехнулся Мейсон беззлобно. – Я считал, что знаю ответ на один очень важный вопрос, но хотел удостовериться. Я хотел точно знать, сколько денег дал вам Картер Сквайерс, и теперь установил, что вы поднялись на борт плавучего казино только с девятью с половиной тысячами долларов, которые вам выдал Сквайерс для выкупа этих долговых расписок. Потом вы в письменном виде признались, что видели Гриба после того, как поднялись на борт. Вы утверждаете, что выкупили у него долговые расписки. Эти долговые расписки у вас. Вы даже показали их газетчикам и позволили сфотографировать. Но вы вернулись с плавучего казино с той же суммой наличными, с которой поднялись на борт, – с девятью с половиной тысячами долларов. Теперь, согласно вашим собственным заявлениям, получается, что вы – последний человек, который видел Гриба живым! Вы получили от него долговые расписки на семь с половиной тысяч долларов и ничего не заплатили. Возникает вопрос: как вы их получили? Ответ прост: вы повздорили с Грибом, выстрелили ему в голову и забрали эти расписки. Если вам интересно, мистер Фрэнк Оксман, ваша жена предстанет перед Большим жюри, посмотрит на эти долговые расписки и без колебаний опознает их как настоящие долговые расписки, которые сама лично выдала Сэму Грибу. Это обойдется ей в семь с половиной тысяч долларов наличными, но ведь отправка вас на виселицу по обвинению в убийстве стоит этой суммы.
Мейсон широкими шагами подошел к двери и отодвинул задвижку, потом, стоя на пороге, повернулся к Фрэнку Оксману. На лице у Оксмана застыли удивление и ужас.
– Боже, Мейсон, вы не можете так поступить. Сильвия не может. Вы не станете…
Мейсон вышел в коридор, прикрыл дверь наполовину, ухмыльнулся и сказал:
– Не думаю, что стану играть с вами