— Обманывал? — прошептала Харпер со смесью страха и замешательства в голосе. — В чём?
— Это касается моего имени. Меня зовут не Лукас. Меня зовут Джек.
Глава двадцать седьмая
Джек
Наши дни
Харпер, моргнула, глядя на Джека, в удивлении приоткрыв рот. Джек нервничал, но всё равно его кровь закипала, стоило ему взглянуть на её розовые манящие губы.
— Джек? Я не понимаю. Почему ты назвался Лукасом? — Она выглядела обеспокоенной, и это вызывало в нём… он не мог подобрать слов, чтобы описать свои эмоции, лишь понимал, что меньше всего на свете хотел бы напугать Харпер. Особенно когда он всё время думал о её губах и о том, как ему нравится сидеть рядом с ней, вдыхая её сладкий, женский аромат и…
Джек быстро встал, отошёл подальше и прислонился к стене у окна.
— Я не врал, сказав, что не знаю своей фамилии. Кажется, меня назвала женщина по имени Альма, Альмара или Альмина, но я точно не помню. Она растила меня почти до восьми лет, и я называл её Бака. Иногда она говорила на другом языке. Я не знаю, на каком именно, и не знаю, где мы жили и почему меня забрали у неё.
Харпер выглядела ошарашенной.
— Что значит, тебя у неё забрали?
— Я имею в виду, что оказался здесь, и не знаю, как и почему. — Это было правдой. Хоть и частично. Джек ещё не был готов рассказать всё остальное.
— Ты думаешь, твоя Бака, привезла тебя сюда?
— Я… я не знаю.
Харпер, похоже, была совершенно ошеломлена и растеряна.
— В этом нет никакого смысла. Кем была твоя мама? А твой отец?
Лукас помолчал.
— Кажется, моя мама отдала меня Баке. Я точно не знаю. Не помню. И… я ничего не знаю о своем отце.
— Почему ты солгал? Разве тебе не нужна помощь, чтобы разобраться во всём этом?
Джек глубоко вздохнул, запустив пальцы в волосы. Ему хотелось рассказать о скале, о войне, которой не было, о том, как его обманули, но он пока не знал наверняка, что можно рассказывать Харпер, а чего не стоит.
…Никому не говори, что я была здесь…
— Я солгал, потому что не знаю, кому можно доверять, — признался он.
Джеку хотелось довериться Харпер. Именно это желание по-настоящему удивило его, ведь он так долго верил только самому себе. Полагался только на себя. Но ему хотелось увидеть, как озаряются её большие тёмные глаза… пониманием, участием. Он хотел поделиться своими тревогами и проблемами с другим человеком. Но сомневался, потому что Харпер заставляла его чувствовать себя неуверенно, заставляла кровь бурлить в его жилах.
«Она — женщина, которую он хотел назвать своей».
Харпер вглядывалась в его лицо, будто могла найти ответы на свои вопросы, просто посмотрев на него.
«Ещё не время, — подсказал Джеку внутренний голос. — Но скоро, если ты решишься».
Джек отвернулся, схватил банку с едой, которую принесла Харпер, и обернулся.
— Ты голодна?
Харпер взглянула на банку, потом снова на него.
— Да, — пробормотала она. — Лукас… Джек … как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
— Я прожил свою жизнь как Джек. До тех пор… пока я не попал в здание шерифа.
Харпер нахмурилась.
— М-м-м… Джек, я хочу, чтобы ты знал, что можешь мне доверять. Я хотела бы помочь тебе, если ты позволишь. — Она снова посмотрела на банку, которую он всё ещё держал в руке. — И да, я бы с удовольствием поужинала.
Снаружи уже стемнело, а свечи отбрасывали тени на стены. Сколько раз Джек сидел за этим столом, ел, и ему было холодно и одиноко? Особенно после смерти Щенка. Особенно тогда. Но сейчас он чувствовал близость с другим человеком, которую никогда не ощущал раньше. Он чувствовал себя … умиротворённым. Но также ощущал дикий… ужас. То, что он начал привязываться к Харпер, напомнило о семье, которую у него отняли, обо всех тех приятных моментах из прошлого, которые потерял. Воспоминания словно острый ледяной нож медленно пронзали его, разрезая и разрывая, причиняя боль, как все те раны, которые оставили глубокие шрамы на его коже.
«Если не хочу боли, то не должен привязываться к ней… ведь рано или поздно она непременно уйдёт».
Харпер улыбнулась, не отрываясь от еды.
— Что? — спросил Джек.
— У меня так в первый раз.
Он наклонил голову, и она счастливо рассмеялась.
— Свидание с… откровенными разговорами, едой из банки и всё это при свечах.
— Свидание?
Её улыбка погасла.
— О. Я не имела в виду, что это свидание. Но… я имею в виду, что это могло бы им быть. Я не хочу, чтобы ты думал… это не то… во всяком случае, это хорошо — вот что я имею в виду. — Харпер опустила глаза, но потом взглянула на него.
Джек вспомнил, что она рассказывала о себе.
— Ты много говоришь, а это значит — ты чего-то недоговариваешь.
Харпер рассмеялась.
— Возможно, мне не следовало выдавать себя. — Но взгляд у неё был теплый, ласковый и она улыбнулась. — Мне нравится проводить время с тобой, вот что я хотела сказать.
— Но почему?
Она моргнула.
— Почему мне нравится проводить время с тобой, Джек?
Он медленно откинулся назад. Ему нравилось слышать свое имя — настоящее имя, — ему нравилось слышать, как она его произносит.
— Да.
Харпер смотрела на него несколько секунд, слегка вздернув подбородок.
— Потому что я нахожу тебя интересным и добрым. Ты меня удивляешь, но по-хорошему. Мне нравится то, что ты говоришь, и мне нравится наблюдать, как ты открываешь для себя что-то новое. Я восхищаюсь тем, как ты выживал здесь один все эти годы. — Она посмотрела в сторону. — Нет, восхищаться — недостаточно сильное слово. Я в восторге, что ты сумел выжить в диком лесу, и я уверена, что не могу представить и половины того, с чем тебе пришлось столкнуться. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь доверять мне настолько, чтобы рассказать о своём прошлом. Ты ценишь правду, Джек, и это она и есть.
Губы Джека дрогнули.
«Она мне нравится», — подумал он и изумился.
Джек помнил это ощущение… Привязанность — так оно называется? Да, это было именно оно. Чувствовать тепло от другого человека, своего… родного, нравится быть рядом. Не желание спариваться — хотя оно тоже было. Приятное ощущение… Привязанность — это хорошо. Симпатия, которую нельзя отнять, уходя. Она всегда будет с Джеком, независимо от того, оставит Харпер его или нет. Ему было радостно сознавать, что есть ещё одна вещь, которую никто не сможет у него украсть.