диване, в безопасности, далеко от этих событий и воспринимая ситуацию, как абстрактную историю. Но я в ней живу. И я нереально задолбался. Вот честное слово, единственное, что меня удерживает в этом мире — мои Сашеньки. И сын. Да к чёрту! Что за розовые сопли, соберись, тряпка!
Меня окатило понимание того, что я готов был сделать! Всего пару минут назад собирался отдать Землю, родную мою, да и все миры на волю случая! Интересно, в этой реальности есть психотерапевты?
«Здравствуйте, я Бог, и мне хочется сдохнуть!»
Жесть. Я переместился в кабак при отеле, взял самую дорогую бутылку коньяка, выдул её с горла и отправился спать. Да, сложное детство приучило меня к тому, что все проблемы решаются алкоголем. Нереально тупо. Но синька меня срубит, а утром всё заиграет новыми красками. Забегая вперёд, скажу, что это реально сработало. А сейчас я в диком раздрае засыпал.
День 641 после перемещения
Вашу же мать! Я шёл в лабораторию пешком, как можно сильнее оттягивая свою очередную смерть. Всегда это было больно. Возможно, кто-нибудь другой уже давно привык бы, но я точно не из них. Каждый, сука, эксперимент заканчивался дичайшей болью и смертью моей проекции. Иногда таких незабываемых ощущений было по два в день. Я пробовал создавать вторую проекцию рядом с экспериментом. Типа посмотреть со стороны. Ещё пробовал отправлять второго себя на пляж и даже в другой мир. Думал, сосредоточусь на другой проекции, а та, что в эксперименте, пускай дохнет. Хрен! Помирали все. И это было всё так же невероятно больно. Только когда нас было много, боли тоже было больше.
Учёные успокаивали меня, как могли. Говорили, что найдут причину. И даже каждый раз утверждали, что теперь-то они точно знают, что вызывало сбой. И я снова подыхал. В дико болезненном для меня варианте. Сегодня я готовился умереть ещё раз. Млять. Как же не хочется туда идти! Но альтернатива — вечное рабство на многие миллиарды триллионов лет. Я даже число такое представить не могу. Но это пока. Уверен, через пару миллионов лет рабства я пойму. Не, лучше сдохнуть. Несколько тысяч раз под аппаратурой учёных. Так что не ныть, вперёд!
А ещё я дико соскучился по Саньке… И, хотя любимых сейчас две, разделить я их не могу. То, что началось, как интрижка, переросло в что-то невероятно огромное для меня. Иногда я хотел сорваться к ней в будущее, просто чтобы увидеть любимую и забрать её с собой. Или их, да пофиг. Но четверых Саш я не переживу. Да и никто не оценит. В конце концов, мне просто нельзя в будущее, чтобы куски Облака не заподозрили чего нехорошего. Меньше перемещений — меньше шансов спалиться, а заодно и уничтожить все реальности. Завод же зря предупреждать не будет.
Но вот, наконец, и лаборатория. Лифт услужливо выплюнул меня из своего нутра. Она претерпела огромные изменения со вчерашнего дня. Её опять расширили, появилась куча нового оборудования, а много старого и уже привычного — исчезло. Глаза четвёрки учёных горели энтузиазмом.
— Александр, ты вовремя! — Лорели-младшая подскочила ко мне и клюнула губами в щёку. — У нас хорошие новости! Кажется, теперь мы точно нашли причину. Сегодня всё должно получиться! Раздевайся, да и не дрожи ты так. За час управимся.
— Ага, вы каждый раз такое мне говорите! — ну вот слабо мне верилось, что больше не буду помирать. — Но я жертвую собой ради науки, а вы совсем не цените.
Все заулыбались в ответ на мою немудрёную шутку. Тем временем мне помогли разоблачиться и укладывали в саркофаг. После десятой смерти его, с моей подачи, только так и называли. Ещё изредка гробом. Я начал погружаться в гель. С чавком и шипением закрылась крышка. А потом пришла боль. Но в этот раз она не прекращалась, и меня не выбрасывало в седьмое измерение. Боль лавинообразно нарастала, и я уже молился сам себе, Облаку, учёным, желая сдохнуть.
Как вдруг всё прошло. На меня накатило неземное блаженство. Каждая моя клеточка трепетала от счастья, понимая, что боль кончилась. С чпоком крышка открылась, и на мою тушку уставились четыре пары сильно удивлённых глаз. Похоже, сами учёные не верили, что мне суждено выжить в этот раз. Пауза затягивалась, и тогда я попытался отлепиться от геля. Меня подхватили руками, достали из капсулы и обняли всей толпой, выкрикивая какие-то несвязные слова и междометия. Единственное слово, которое я разобрал — «получилось». Все были вымазаны в геле, но никто не обращал внимания. Эта вакханалия продолжалась долго, минут пять точно. Первым опомнился Антел-старший:
— Так, хватит! Отпустите бедного бога, ему надо ополоснуться. Да и нам не помешает теперь.
Мы всей толпой отправились в душевые. Поскольку их было всего две, Антелам пришлось подождать. Вскоре, вымытые и довольные, мы собрались в лаборатории. Меня усадили в кресло, напичканное электроникой, и начались какие-то обследования. По мере продвижения мордахи учёных менялись, и улыбки сползали с их лиц.
— Что-то не так? — мне очень не понравилась смена их настроения.
— Всё не так, — Антел-младший, который, кстати, начал заниматься своим телом и уже догонял себя-старшего по кондициям, тяжело вздохнул. — Ты остался восьмимерным. Но мы же были уверены в успехе! И теперь не понимаем, что пошло не так, — он удручённо покачал головой.
— Но, друзья, то, что я не сдох — уже прорыв! И огромный, — про дикую боль, которую мне пришлось перенести, сейчас рассказывать не буду. — Одну проблему вы устранили, найдёте и причину другой. Я в вас верю, по-настоящему. В любом случае, кроме моих ненаглядных учёных такое никто не сделает. Так что отставить пораженческие настроения и бегом арбайтен!
— Куда бежать? — выражение лица самой младшей из учёных отражало полное непонимание. Впрочем, как и остальных.
— Ну, это выражение из моего мира, вроде из какого-то языка заимствование. Означает, что нужно вкалывать, не покладая рук.
Да, хоть в этом мире и говорили по-русски, регулярно возникали такие вот словесные затыки. Так что объяснение непонятных слов вошло в привычку у обеих сторон. Из их языка максимальное удивление у меня вызвала фраза «полный васхид». Это оказался не синоним полного звиздеца, как можно было подумать человеку из моего мира. Нет, выражение было прямой противоположностью и происходило от слова «восхищение». Да, вот такие выверты языка бывают в параллельных вселенных.
Тем временем учёные, внутренне согласившиеся с моим посылом о необходимости «арбайтен», начали что-то горячо обсуждать. Я не вслушивался, всё равно понимаю одно слово из десяти. Сидел