Вырвав ружье у Ханса, я сам зарядил его: ничего нельзя было в такой ситуации доверить другому. Когда я вставлял капсюль, новый гриф совершал свой последний круг. Он повис в воздухе точно так, как это делали другие и, ура!.. Его хвост был направлен ко мне.
Я поднял ружье, прицелился между его лапами, нажал спуск и закрыл глаза, ибо не осмелился даже посмотреть на результат своего выстрела…
Я слышал удар пули, или мне только показался этот удар, а несколькими секундами позднее я услышал нечто иное — шум от падения тяжелого тела. Я посмотрел — там лежала с раскинутыми крыльями отвратительная мертвая птица, совершенно мертвая, шагах в десяти от тел казненных зулусов.
— Всемогущий! Вот это уже лучше, — сказал Ханс. — Ведь вы бросили камни во все остальные кучи, не правда ли, баас?
Волнение зулусов возрастало, а ставки снижались. Буры подняли побледневшие лица и глазели на меня. Снова заряжая ружье, я видел их краем глаза. Подлетел новый гриф. Я оперся о скалу и уверенно выстрелил. На этот раз я не закрывал глаза, а смотрел, чтобы увидеть, что произойдет. Пуля пронизала птицу насквозь и гриф упал на землю, почти рядом с первым.
— Хорошо, хорошо! — гортанно хохотнул Ханс. — Теперь, баас, не сделайте ошибки, и с третьей все будет хорошо.
— Да, — ответил я, — если я не совершу ошибки с третьей…
Я снова сам зарядил ружье, особенно осторожно набивая порох и выбирая пулю, чтобы она как можно точнее подошла к каналу ствола. Кроме того, я вычистил колючий ниппель и засыпал в него немного хорошего пороха, чтобы избежать любой возможной осечки. Потом я установил капсюль и стал ожидать. Что делалось тогда среди буров и зулусов, я не знаю… В этот последний, критический момент наших судеб я никуда не смотрел, будучи слишком занят собственной ролью в этой драме.
К этому времени появлявшиеся новые грифы сообразили, что происходит нечто неожиданное и им грозит опасность. Собравшись сотнями со всех сторон света, они описывали величественные круги в небе, не решаясь спуститься к трупам. Я внимательно наблюдал и заметил среди них того самого огромного короля птиц, давеча клевавшего Ханса в лицо. Его легко было отличить от других из-за величины и чего-то белого на кончиках крыльев. Я также заметил, что некоторые грифы подлетали поближе к нему, как бы советуясь с ним о чем-то.
Наконец все разлетелись, а король начал спускаться ниже, очевидно намереваясь разведать, что творится на земле. Он спускался все ниже и ниже, пока не достиг намеченной точки и, согласно идущей с незапамятных времен привычке, повис на некоторое время в воздухе перед падением.
Момент был удобный и, обрадовавшись такой крупной мишени, я прицелился и выстрелил. Пуля ударила с глухим шумом, несколько перьев вылетело из брюха грифа, показывая, что я попал, и я смотрел вверх, чтобы проследить его падение, как это было с другими грифами. Но, увы! Гриф не упал… В течение нескольких секунд он качался из стороны в сторону на своих огромных крыльях, затем заложил вираж и ушел вертикально вверх в небесную синеву… Я смотрел и смотрел. Все смотрели, пока колоссальная птица не стала сначала казаться лишь пятном на голубом фоне, а затем — маленькой крапинкой. В конце-концов она ушла за пределы человеческого зрения.
— Вот теперь конец! — сказал я Хансу.
— Да, баас, — сквозь зубы процедил готтентот, — это конец. Вы положили мало пороха. Теперь мы все будем убиты.
— Не совсем, — сказал я с горьким смехом. — Ханс, заряжай ружье, заряжай побыстрей. Раньше, чем они умрут, в Зулуленде будет другой король…
— Хорошо, хорошо! — воскликнул Ханс, когда в отчаянии заряжал ружье. — Давайте возьмем с собой эту жирную свинью, Дингаана! Стреляйте ему в брюхо, в желудок, чтобы он, гад, тоже мог узнать, что это такое — умирать медленно. Потом перережьте мне горло, вот мой большой нож, а после этого перережьте горло себе, если у вас не будет времени перезарядить ружье…
Я кивнул головой, ибо в моем мозгу уже сформировалась мысль сделать все это. Я никогда и не думал стоять тихо и мирно, наблюдая, как будут убивать бедных буров. И я знал, что Мари позаботится о себе сама…
В это время зулусы со всех сторон подошли ко мне, а солдаты, охранявшие людей Марэ, начали их отталкивать, делая вид, что собираются пронзать ассегаями. Обе группы оказались в углублении почти в одно время, но их разделяло небольшое пространство. В этом пространстве лежали тела убитых людей и два подстреленных аасфогеля, рядом с нами.
— Ладно, маленький сын Георга, — пропыхтел Дингаан, — ты проиграл пари, ибо убил при помощи колдовства только двух из пяти, что не так уж плохо, но мало. Теперь расплачивайся, как сделал бы я, если бы выиграл ты.
Он вытянул руку и отдал страшный приказ:
«Булала амалогну» (Убить белых людей). Убивайте одного за другим, чтобы я видел, знают ли они, как умирать? Убейте всех, кроме Макумазана и высокой девушки, которую я беру себе в жены.
Один из воинов стремительно бросился вперед и схватил фру Принслоо.
— Подожди немного, король! — выкрикнула она. — Как ты можешь знать, что пари проиграно? Тот, кого ты называешь Макумазаном, поразил последнего грифа. Его следует поискать, раньше чем убивать нас.
— Что говорит эта старуха? — спросил Дингаан и Холстед медленно перевел ее слова.
— Что ж, правильно, — сказал Дингаан. — Ладно, в таком случае я пошлю ее на небо поискать того грифа! Возвращайся оттуда, жирная, и расскажи нам, если найдешь его.
Солдаты снова подняли ассегаи, ожидая решающего слова короля. Я сделал вид, что смотрю на землю, а сам вставил пистон в ружье, твердо решив, что, если Дингаан скажет это слово, оно будет последним в его жизни. Ханс смотрел вверх, думаю, чтобы не видеть картины страшной смерти. Вдруг он издал дикий вой, побудивший всех, даже обреченных, обратить к нему взоры. Ханс показывал на небо и все посмотрели туда.
И вот что они увидели. Далеко-далеко вверху, в бесконечном море синевы появилось небольшое зернышко, которое разглядел его острый взгляд, зернышко, становившееся все больше и больше, поскольку оно мчалось к земле с ужасающей скоростью. Это был король грифов — мертвый!.. Он рухнул на землю между фру Принслоо и ее убийцами, с силой ударив по поднятому ассегаю одного из них и швырнув его на землю. Гриф упал и лежал там сплошной массой смешанного мяса и перьев!
— О, Дингаан, — сказал я в воцарившейся тишине, — оказывается, я выиграл пари… Я убил этого короля птиц, который, будучи королем, выбрал местом своей смерти высоту и пожелал встретить ее там в одиночестве, вот и все…
Дингаан колебался, ибо ему не хотелось щадить буров, и я, заметив это, взял наизготовку ружье. Возможно, он это увидел, а может, и чувство чести, как он понимал это слово, превозмогло кровожадное желание. Во всяком случае, он сказал одному из своих советников: