— Элберт, — позвал Бекетт, — налей-ка этой ночной пташке вина. Когда еще придется чокнуться с человеком, который носит рясу?
Элберт наполнил стакан и, повернувшись на стуле, протянул его монаху.
— Мастер Бекетт, — сказал монах, — мне надо поговорить с вами наедине.
— Ну конечно, — Бекетт растянул губы в улыбке, — конечно. Но наедине не получится. Мои люди со мной заодно, и то, что предназначено услышать мне, годится и для их ушей. Элберт, подай нашему гостю стул.
— Нет, — возразил монах, — только наедине.
— Ладно. Давайте, ребята, пересаживайтесь за другой стол. Если хотите, можете прихватить с собой свечу.
— Мне кажется, вы смеетесь надо мной, — заметил монах.
— Ну да, — согласился Бекетт. — А что, нельзя?
Монах сел на стул рядом с Бекеттом, осторожно поставил на стол стакан с вином и стал наблюдать, как перебираются в другой угол спутники торговца.
— И какую же тайну ты хочешь мне открыть? — справился Бекетт.
— Прежде всего, я знаю, кто вы такой на самом деле. Знаю, что вы никакой не торговец.
Бекетт молча разглядывал его.
— Я знаю, — продолжал монах, — что вы пользуетесь влиянием среди служителей церкви. В благодарность за услугу, которую я вам окажу, будьте добры, замолвите за меня перед ними словечко. Ведь вам это ничего не стоит.
— Что за услуга? — спросил Бекетт, сразу посерьезнев.
— Речь идет о манускрипте, украденном из университетской библиотеки всего лишь час назад.
— Ну и что?
— Он был спрятан в старинной и мало кому известной книге.
— Ты знал о нем? Знал, что там написано?
— Я видел, как вор доставал его из книги. А что там написано, я могу только догадываться.
— Что за книга?
— Очень древняя. Ее написал некий Тэйлор, который странствовал по Пустынному Краю.
— Я слыхал про Тэйлора и про находки, которые он якобы сделал, — Бекетт нахмурился, — Надо же, его книга.
— Редкая вещь. Ее скопировали всего лишь однажды, и в нашей библиотеке как раз копия.
— Ты читал ее, сэр монах?
— До сих пор она не представляла для меня интереса, — проговорил монах, пожимая плечами, — Мне и без нее хватает что читать. К тому же рассказам путешественников не стоит особенно доверять.
— Как по-твоему, чем ценен манускрипт?
— Наверно, чем-то он ценен, коль его так хитроумно спрятали. Иначе зачем было запихивать его под переплет?
— Интересно, — пробормотал Бекетт, — очень интересно. Однако загвоздка в содержании.
— Если в нем не будет ничего важного, значит, вы ничем мне не обязаны. Но я готов поспорить, что это не так.
— Играем по-честному?
— Да, — согласился монах, — по-честному. Манускрипт украл книжник по имени Марк Корнуолл. Он живет на чердаке в меблированных комнатах на углу Королевской улицы и улицы Плотников.
— Кто он такой? — спросил Бекетт.
— Не слишком приятный человек, явился сюда откуда-то с запада. Был прилежным студентом, разве что чересчур мрачным. Друзей у него нет. Перебивается с хлеба на воду. Все его сокурсники разъехались, а он остался. Мне думается, потому, что хочет больше узнать о Древних.
— Что значит «больше»?
— Он считает, что они до сих пор живы. Изучил их язык — то, что именуется у нас их языком. В библиотеке хранятся учебники, и он все их проштудировал.
— А зачем ему Древние?
— Не знаю. — Монах покачал головой. — Мы с ним не знакомы, так, разговаривали пару раз. Наверно, любопытство ученого. Или что-то еще.
— Быть может, он полагает, что Тэйлор мог писать про Древних?
— Возможно. Все возможно. Я не читал той книги.
— Итак, манускрипт у Корнуолла. Наверняка он его припрятал.
— Вряд ли. Во всяком случае, недалеко. У него нет причин опасаться за свое сокровище. Он уверен, что его никто не видел. Я позволил ему уйти, так что он и не подозревает, что его уличили в краже.
— А не кажется ли тебе, сэр монах, что этот наш ученый и ловкий приятель чем-то смахивает на еретика?
— То решать не мне, а вам, мастер Бекетт. На мой взгляд, еретики окружают нас со всех сторон, но, чтобы изловить их, нужен острый, проницательный ум.
— Ты сказал, что еретики повсюду, или мне послышалось?
— Вам послышалось.
— Хорошо, — заметил Бекетт, — а то и университет, вернее, его библиотека может подпасть под подозрение из-за книг, которые стоят на ее полках.
— Уверяю вас, книги не опасны. Мы используем их против еретиков.
— Хорошо, — повторил Бекетт, — твоего слова мне достаточно. Что же касается остального… Ты сумеешь добыть манускрипт и передать его нам?
— Мне страшно, — пробормотал монах с дрожью в голосе. — Я известил вас, а дальше уже не мое дело.
— А чье? Мое?
— Мне так показалось. Поэтому я к вам и пришел.
— Откуда ты узнал о том, что мы в городе?
— У стен есть уши. Мало что проходит незамеченным.
— А ты, надо полагать, ловишь каждое словечко?
— Привычка, — признался монах.
— Что ж, — сказал Бекетт, — договорились. Если пропажа найдется и окажется сколько-нибудь ценной, я позабочусь о тебе. Хорошо?
Монах кивнул.
— Чтобы сделать это, мне нужно знать, как тебя зовут.
— Брат Освальд.
— Я запомню твое имя, — произнес Бекетт, — Допивай вино, а мне пора. Ты сказал, на углу Королевской и Плотников?
Монах кивнул и потянулся за стаканом. Бекетт подошел к своим людям, переговорил с ними, потом вернулся обратно.
— Ты не пожалеешь, что доверился мне, — заявил он.
— Я надеялся на вас, — отозвался брат Освальд. Он опорожнил стакан и поставил его на стол, — Мы еще встретимся?
— Нет, если только ты не разыщешь меня снова. Монах подобрал рясу и направился к двери. На улице было темно: луна спряталась за крыши соседних домов. Монах ступил на мостовую и осторожно двинулся вперед. Внезапно в дверном проеме за его спиной блеснуло лезвие ножа. Монах рухнул навзничь. Пальцы его цеплялись за камни мостовой, из горла хлестала кровь. Потом он затих. Тело нашли утром, когда встало солнце.
Глава 4
Болотный Джиб поднялся еще до рассвета. Он всегда вставал рано; к тому же сегодня предстояло многое сделать. Ведь именно к сегодняшнему дню гномы обещали изготовить новый топор, который был ему ох как необходим, ибо лезвие старого затупилось настолько, что его, как ни старайся, уже невозможно было наточить. Обычно утренники в эту пору года выдавались туманными, но сегодня лишь несколько клочьев тумана висело над островком, на котором обитатели болота добывали лес. На восток и на юг болото — то бурое, то серебристое, заросшее камышом и травой, — тянулось до самого горизонта. В чистых заводях плескались утки, мимо Джиба проплыла, оставляя за собой расходящийся след на воде, ондатра; где— то в отдалении подала голос цапля. С запада и севера болото ограничивали холмы, на которых росли дубы, клены, гикори и другие деревья. Некоторых из них уже коснулись первые краски осени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});