палили фашисты, и нажал на крючок. Короткая очередь срезала фрица, но свободное место немедленно занял новый захватчик. Потом застрочил ещё один пулемёт, за ним ещё и ещё.
Не обращая внимания на сильный обстрел, Николай бил по противнику до тех самых пор, пока не иссякли патроны. Тогда он откинул трофейный «MG» от себя и взял привычную «мосинку». Куда попадали одиночные выстрелы, он толком не видел. Холодный пот залил глаза густой пеленой, а вокруг пехотинца повисло облачко пыли, поднятое пулями недруга.
Несколько горячих цилиндриков задели руки и плечи солдата. Мышцы опалило огнём, но Николай пересилил себя и остался на месте. Раны были не очень опасными, можно слегка потерпеть. Жаль, что кровь утекала из тела, и боец стал быстро слабеть.
Спустя пару минут, хлопнул один миномёт, следом второй, а за ним третий с четвёртым. Мина свистнула над головой, перелетела бугор и врезалась в дом, что стоял у подошвы пригорка. В воздух поднялось облако дыма и гари. В нём замелькали обломки досок и мелкие щепки.
Новая мина ударила по узкой дороге. Третья с четвёртой — чуть ближе к реке. Фрицы внесли коррективы в прицел. Грянул разрозненный залп. Снаряды мелькнули над переправой и, один за другим, попали в позицию советских солдат.
Их протяжного свиста Николай не заметил. Грохнул оглушающий взрыв. Волна детонации от тяжёлых снарядов прошлась над бойцом. Она сжала тело, словно клещами, и разорвала сосуды, питавшие сердце и мозг. Тонкие кровавые струйки немедленно хлынули из носа, рта и ушей. Пульс прекратился, и красноармеец скончался.
Озверевшие фрицы не угомонились на этом и ударили по небольшому пригорку ещё несколько раз. Так сказать, для порядка.
Офицер понял, что в ответ не стреляют, и дал команду: «Отставить огонь!» Он подождал ещё десять минут. Убедился, что на том берегу всё затихло, поправил фуражку на голове и выбрался из-за сгоревшего танка.
Потеряв около двадцати человек, обер-лейтенант начал действовать куда осторожнее. Теперь, через мост пошли два фашиста со «шмайссерами». Все остальные их страховали. Мотострелки смотрели на противоположную сторону сквозь прорезь прицелов своих карабинов и пулемётов.
«Добровольцы» перебрались на противоположную сторону и прижали приклады небольших автоматов к плечу. Они выставили оружие перед собой и, пригибаясь, устремились к красноармейским окопам.
Тем временем, ещё два солдата двинулись вслед за «камрадами». Они осторожно, так же, как первая пара, стали подниматься на холм, где находилась батарея орудий противника.
Четыре разведчика добрались до советских позиций и просемафорили, что не встретили живого врага. Только тогда, офицер успокоился. Он отдал новый приказ, и переправа продолжилась. Но даже теперь, когда на ближайших высотках стояли его вооружённые люди, по шаткому мостику шло не более пяти человек.
Перейдя на ту сторону, фашисты тотчас рассыпались по крестьянским дворам, обыскали дома, погреба и сараи, но никого из живых не нашли. Наткнулись только на трупы трёх человек, раздетых почти догола. Судя по внешнему виду сапог, это были мотоциклисты-разведчики, которые первыми явились в станицу.
Как и положено командиру армии Гитлера, обер-лейтенант не рвался вперёд. Он перебрался в деревню лишь после того, как в ней оказалась вся его рота. Первым делом, он пошёл на бугор, с которого долго стреляли противники.
Молодой офицер увидел несколько тел, лежавших в окопе, засыпанном до половины землёй, и осторожно приблизился к лежащему ничком Николаю. Он глянул на немецкую каску, на «MG 34» без патронов и понял, откуда взялись эти трофеи.
Фашист обратил внимание на кусочек железа, торчащий в спине мертвеца. Кровь, что вытекла из маленькой раны, уже запеклась и стала коричневой. Это говорило о том, что осколок попал в пехотинца давно. Более часа назад. Скорее всего, при первом миномётном обстреле.
Офицер так же заметил, как странно повёрнуты колени и стопы у пехотинца. Выходит, что сотню немецких мотострелков сдерживал один инвалид с парализованными раненьем ногами.
Рассерженный сделанным выводом, обер-лейтенант подозвал к себе рядового, который спустился с соседней высотки, и строго спросил:
— Сколько орудий стоит на вершине?
— Только одна 76-миллиметровая длинноствольная пушка, — ответил рыжий верзила и тут же добавил. — Орудие сильно разбито, а рядом находится погибший расчёт из шести человек.
«И здесь я насчитал пять мёртвых тел. Значит, всего их одиннадцать, — подвёл итог про себя командир. — Ни машин, ни телег мы на дороге не видели. Следов тоже нет никаких. Обнаружен только один, да и тот от мотоцикла наших погибших разведчиков. На нём могли бы уехать отсюда трое бойцов. Выходит, их было не больше пятнадцати, самое многое, двадцати человек.
И эта жалкая кучка славян уничтожила восемь средних «четвёрок», дюжину «Ганомагов», тридцать пять panzersoldat и почти пятьдесят мотострелков. Ещё три десятка получили ранения. Прямо, как триста спартанцев при Фермопилах. Те тоже сражались против огромной армии персов и погибли почти все поголовно».
Офицер вермахта повернулся к неширокой реке, посмотрел на узкую дамбу, усеянную остовами сгоревших машин, и печально сказал про себя: «Нужно признать, что место для артиллерийской засады они выбрали очень удачно. Выбили всю бронетехнику. Нанесли огромный урон в живой силе и сорвали наш рейд по советским тылам.
Ни о каком марше вперёд нет даже речи. Придётся, роте задержаться на месте, пока не подойдёт подкрепление. — Он печально вздохнул и добавил. — А мне остаётся готовиться к переводу в штрафной батальон».
Закончив с беглым осмотром, обер-лейтенант подозвал к себе двух фельдфебелей и отдал приказ:
— Стрелкам выйти на восточную сторону данной деревни, вырыть окопы полного профиля и занять оборону. По одному пулемёту с расчётами оставить на этих высотках. — Он указал на холм, где стояла разбитая советская пушка, и на траншею, где лежал Николай и его четыре погибших товарища.
Офицер помолчал и угрюмо продолжил: — Сейчас очень жарко. Поэтому мы не можем здесь ждать, пока появиться специальная зондеркоманда. Приказываю, собрать все трупы убитых и предать их земле возле местного кладбища.
Он немного подумал и тихо закончил:
— Противников тоже похоронить. Они хоть и наши враги, но доблесть и смелость солдат мы должны уважать.
Обер-лейтенант спустился с бугра, на котором стоял, увидел бегущего к нему ординарца и повернулся навстречу. Он выслушал короткий доклад и, наконец-то, услышал приятные новости.
Расторопный денщик сообщил, что для командира найдена приличная чистая хата. В баню натаскали воды, печь растопили, и приблизительно через час, можно будет помыться горячей водой. Запасной китель и галифе денщик уже постирал и повесил на солнце сушиться. Когда господин офицер покинет парную, вся одежда будет готова к немедленной носке.
Пока обер-лейтенант приводил себя