Когда Ми-Аль исполнилось двенадцать, его мать заболела и умерла. Инерты всегда относились к бывшим иноверцам как к людям второго сорта. Так что в качестве проверки на вшивость – смирение, поклонение Природе – подростку поручили отправить тело матери в переработку лично. Ми-Аль смотрел, как тело матери разжижается, превращаясь в ничто, а старый наблюдатель рассказывал ему историю, что в базе общины инертов лежит найденный очень давно склад синергиков.
– Когда-то давно люди думали, что роботы улучшат им жизнь, – говорил старик. – Корпорации строили синергиков, способных работать официантами, уборщиками, блюстителями порядка. В те дни, думаю, модель общества находилась ближе всех к пониманию Инертности Жизни. Вот только люди, вместо того, чтобы осознать себя частью Природы, решили, что став творцами новой жизни, могут приравнять себя к богам. Начались войны. Синергиков научили убивать людей, а когда войны закончились, обвинили во всех смертных грехах. Хотя машины не строили себя, чтобы причинять людям и Природе вред. Машины строились людьми… Когда основатели Инертности нашли склад боевых синергиков, потребовалось много времени, чтобы переписать основные протоколы в био-электронных мозгах, выведенных из глубокой заморозки. Убийц превратили в копальщиков, строителей нового мира. Позднее идея Инертности окрепла и превратилась в веру будущего.
– Идея превратилась в бред! – проворчал Ми-Аль, желая побыстрее убраться из центра утилизации.
Он ненавидел это место. Ненавидел всю общину Инертности, мечтая лишь о том, что как только вырастет, то сбежит отсюда, не позволит превратить себя в аморфную биологическую систему, которыми становятся все местные жители.
Много лет спустя, встретившись с Нол-Ви – женщиной, ставшей матерью для его детей, выращенных в Репродукционном центре, Ми-Аль никогда не рассказывал, что долгое время жил с инертами. Лучше быть просто мелким мошенником с навыками акеми, чем видеть жалость в глазах людей, которые представляют его ребенком и тяжело вздыхают, как это было в первые годы после бегства из общины.
Но сейчас, влипнув в очередную историю, Ми-Аль впервые в жизни задумался о том, что лучше всего будет вернуться в покинутую общину, изобразив раскаяние и смирение, затаиться и переждать необоснованную бурю. Вот только как выбраться из сердца Galeus longirostris? Одно дело водить за нос хранителей, пользуясь услугами адептов, или ускользать от адептов, продаваясь хранителям, но как быть, если за тобой охотятся все на свете? Старый пройдоха нервничал, впервые влипнув в такую передрягу. Незаслуженно влипнув.
Он заснул, увидев во сне, как добрался до общины Инертов, где детям прививали интерес к сложным играм с рождения, заливая в сознания посредством старых нейронных модуляторов и интегрированных жидких чипов информационные, образовательные программы, позволявшие заниматься ремонтом синергиков, обслуживанием замкнутых сетей жизнеобеспечения… Ми-Аль наблюдал за процедурой, не понимая, что стоит вместе с детьми в очереди на перепрошивку сознания. И сил сопротивляться не было – только ждать неизбежности, как ждут инерты. Одним из них скоро станет он сам. Осталось три человека впереди. Два. Один.
Ми-Аль проснулся, чувствуя, как немота сковывает сознание. Весь мир казалось замер. «Нет. Никаких инертов! – решил старый пройдоха, когда вернулись собственные чувства и мысли. – Хватит бежать. Я ни в чем не виноват! Все это какой-то заговор, фальсификация». Ми-Аль вспомнил девушку-адепта по имени Тавус, с которой встречался когда-то давно старший сын. «А что если встретиться с ней и рассказать все как есть, до последнего слова? – подумал старый пройдоха. – Адепты все еще ценят кодекс чести, в отличие от хранителей. Заговоры не их стихия. По крайней мере не те заговоры, что вращаются возле игровых площадок».
Глава четырнадцатая
Саломея нервничала, не желая покидать Размерность. Территория игровой площадки «Фивы» всегда казалась враждебной.
– Лучше бы мы приняли участие в «Голоде», – сказала Саломея, когда они с Арк-Ми направлялись в игровые терминалы «Фив». – Да, много там не заработаешь, зато охрана и уровень безопасности на высоте. Мы могли спрятаться, выждать время в игре.
– Никто не тронет нас и здесь, – заверил ее Арк-Ми, но легче от этого не стало.
Девушки в терминале были хмурыми, устав от работы. «Могли бы улыбнуться ради приличия», – гневно подумала Саломея, забираясь в тесную, холодную капсулу терминала.
Переход показался быстрым, но каким-то неприятным, словно тело на пару долгих мгновений вышвырнули на Великий ледник, сковавший планету. «Дурацкая затея. Ничего не получится», – подумала Саломея.
Игровой мир, созданный в Подпространстве, распустился, загудел тысячью голосов. Саломея чувствовала, как наглые порывы теплого ветра забираются под подол воздушного платья, ласкают ноги. Пахло пшеницей. Зрелые колосья шелестели на ветру. Теплое солнце припекало. На лбу выступила капелька пота и покатилась к переносице. Никогда прежде Саломея не задумывалась о такой детализации проекта «Фивы» – в Размерности большинство физических процессов прерывались на ранней стадии интегрированными жидкими чипами и перерабатывались в энергию, здесь же энергия Квазара тратилась, чтобы воссоздать ненужные детали.
Саломея открыла глаза и огляделась. Десяток крестьян в широких рубахах, насквозь пропитавшихся потом, собирали созревший урожай пшеницы, ловко работая тонкими, похожими на полумесяцы серпами. Труд под палящим солнцем в пыльном поле показался Саломее неоправданным, лишенным смысла, но жнецы улыбались и тихо переговаривались, строя планы о запасах зерна и хвастаясь собственными рецептами выпечки хлеба.
«Чокнутые игроманы!» – скривилась Саломея. Конечно, создав определенные протоколы и схемы восприятия, в Квазаре можно было достичь реалистичной имитации материального мира, но зачем это надо? Люди так долго шли к двухуровневой реальности, создавая по крупицам КвазаРазмерность, совершенствуя протоколы нейронных сетей и жидкие чипы, интегрируемые людям при рождении в Репродукционных центрах. По-другому в современном мире не выжить – Ледник проглотит жилые комплексы, стоит лишь зазеваться ненадолго, нарушить отлаженный процесс получения и затрат энергии.
Саломея долго наблюдала за жнецами, но так и не смогла понять, зачем люди тратят черт знает сколько единиц Влияния, чтобы получить возможность вернуться в прошлое. «Да это и прошлым назвать нельзя! – возмутилась Саломея. – Вымысел, фантазия разработчиков».
Она пошла прочь, надеясь, что пыльная грунтовая дорога выведет рано или поздно к центру города. Мимо проехала пара телег, нагруженных соломой. Запряженные лошади выглядели ухоженными, расчесанными. Никогда прежде Саломея не видела этих животных, не знала об их существовании, но в игровом терминале незадолго до перехода в Подпространство ей загрузили необходимую информацию. Так что теперь она знала, что такое лошади, телега, серп, пшеница.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});