смерти и понимал что и она обречена.
Теперь же даже мысль о возможной потере меня расстраивала. Это из-за обретения души? Интересное чувство. Необычное.
Мне оно нравилось и не нравилось одновременно. Слабость это отвратительно, но чувство — это, как его не извращай, чувство. Ощущение жизни как никак.
Я снова взял учебник по физике, пробегая по нему взглядом. Будто давно знакомую книгу изучал. Интересный феномен. Эти знания не могли быть со мною все эти годы. Они давно выветрились, но сейчас было ощущение что всё знаю, потому что ну на днях же уже читал.
Когда мы приехали назад в интернат, я вышел из машины и держал дверь пока наружу не выберется Княгиня. Водитель терпеливо ждал, пытаясь заглянуть мне в глаза чтобы оценить степень безумия. Когда, наконец, девушка оказалась снаружи, я захлопнул дверь, открыл пассажирскую со стороны водителя и протянул ему десятку.
— За нервотрёпку, — сказал я. Таксист заулыбался, схватил купюру и пожелал хорошего вечера. С парковки он уезжал победителем.
Бросать Княгиню в таком состоянии я не хотел, и потому брёл очень-очень медленно по саду интерната к жилому корпусу, пролистывая учебник на ходу. Какая ерунда. Нет, что-то я уже знал не только по причине чтения бумаги, в жизни, как ни странно, физика иногда была нужна, пусть в мире демонов у меня академического образования по ней не хватало. Однако большая часть информации из учебника так и погибла в моём мозгу, ни разу не столкнувшись с практикой за все эти годы.
Княгиня взяла меня под руку и вышагивала хоть и очень медленно, а горделиво. Будто бы мы совершали вечерний неспешный моцион. Уже темнело, на корпусах включилась подсветка, отчего угрюмый интернат стал прекрасным архитектурным памятником с длинными колоннами и барельефами. Сад тоже озарил свет фонарей, и унылые скульптуры поэтов и писателей тут же стали торжественными.
Когда мы поднялись к себе, то я с облегчением рухнул на кровать. В принципе, всё получается очень хорошо. Посижу тихонько пару дней, сдам всё что нужно. Да, не планировал сначала всерьёз к этому обучению относиться, но надо себя поберечь. Может тогда побыстрее восстановлюсь. К вечеру я понял, что чувствую себя уже сносно. Значит дальше контур начнёт наполняться силой, а так как и каналы прокачивал до этого, то, тьфу-тьфу-тьфу, моя беспомощность скоро закончится.
И тогда я смогу поближе присмотреться к Свиридову.
Глава 19
Елизавета не обманула и зашла за мною лично. Я уже был во всеоружии: чистый, нарядный, причёсанный. Галантно поклонился учительнице, которая при взгляде на меня чуть прикусила нижнюю губу, но испуганно одёрнула сама себя и отвернулась. Я же, напротив, взгляд отводить не спешил, вспоминая её без одежды. Ах, гормоны! Что же вы такое делаете!
— Не хочешь вечером отметить мою пятёрку? — весело спросил я её.
— Артемьев, что за разговоры! — громко проговорила она, и едва слышно шёпотом добавила:
— Конечно! Напиши мне.
А затем снова перешла на демонстративно-возмущённый тон:
— Ещё и пятёрку захотел. Ты на тройку сдай хотя бы, Артемьев. С тем как ты готовишься, может ещё год у нас проучишься…
Ну, здесь Лиза, конечно же, погорячилась. Экзамен по физике я сдал легко и припеваючи. Спасибо мне, который был почти заучкой, до того как лишиться души в серой зоне. Да-да, у ботаников есть свои суперсилы. Жаль, правда, что они их и во взрослой жизни пытаются использовать, там как бы надо иные техники прокачивать. Так что учебник был пролистан, и знания сами собой восстановились в памяти, так что на вопрос преподавателя я отвечал без подготовки, под завистливые взгляды одноклассников. Немного испуганный учитель торопливо меня выслушал и без всяких дополнительных вопросов поставил отлично. Он словно хотел поскорее от меня избавиться. Наслушался страшных историй про одарённого ломающего всем в округе руки и ноги, и которого до сих пор не пришли вразумлять из полиции? Ой, пустое. Обижаться на него не хотелось, да и, вероятно, не увидимся мы более.
Настроение было прекрасное. Утро началось отлично: слабость ушла, словно ужасный сон. Я снова чувствовал энергию в контуре, и даже смог дотянуться до океана эссенции, но только для того, чтобы убедиться в его доступности. Протащить что-то в этот мир не решился: пока не время продолжать практики создания. Лишняя нагрузка отбросит меня на уровень обычного подростка, умудрённого сотнями лет жизни в бесцветном мире, и не имеющего за плечами ничего, кроме тяжести прожитых столетий. То есть и радости от новизны никакой нет, и смысла от ещё одной сотни надвигающихся зим.
Княгиня за ночь пришла в себя окончательно и снова увлечённо погрузилась в чтение. Хотя перед моим уходом на экзамен напарница отвлеклась от книги, и показала мне большой палец, поддерживая. Это было так лестно!
Собственно, ничто не предвещало беды. Вернувшись с пятёркой я завалился в кровать прямо в одежде и пролистывал учебник по этике и морали, освежая знания перед следующим экзаменом. Сколько мне ещё изображать из себя прилежного студента-то? Я нахмурился, пытаясь вспомнить хотя бы количество предметов, которые надо обязательно сдать.
На шестом в дверь громко постучали.
— Первая Церковь! Именем Иисуса откройте!
Княгиня мигом растворилась в воздухе. Молодец, мало ли кого нелёгкая принесла. Я неторопливо поднялся с кровати. Стук повторился. В дверь били не переставая, но хоть не кричали при этом. Впрочем колотили недвусмысленно, безо всякого пиетета и уважения. Этого терпеть нельзя.
Щёлкнул замок, и я поднял голову на архидиакона из чёрного духовенства. О том, что это представитель радикального крыла Первой Церкви говорил расшитый золотыми рунами чёрный капюшон. Здоровый дядька, конечно. У них там по рангу быстрее двигается тот, кто кушает больше?
— Артемьев? — с нескрываемым презрением спросил незнакомец в боевой броне. Ему бы в дверной проём протиснуться с такими формами.
— С кем имею честь?
— Это он, — сказал святоша рядом с ним. Вместо левого глаза у него светился красный окуляр импланта. Слева и справа со штурмовыми винтовками в руках стояло ещё двое иноков. Сюда целую армию нагнали? Ради меня? Как мило.
— Именем Иисуса Христа вы арестованы, — почти прокричал архидиакон.
Меня втолкнули в комнату, которая моментально заполнилась рослыми иноками. Все с чёрными капюшонами, все с оружием.
— В чём меня обвиняют? — мягко осведомился я.
— В подселении. В связи с ведьмой. В тёмных ритуалах с человеческими жертвоприношениями! — глаза архидиакона горели ненавистью. — Я тебя сгною, враг рода людского! Ты до конца своих дней будешь молить Господа нашего о прощении. Я лично буду за этим следить.
Вот это номер.