— Карма! — позвала Таня. — Иди сюда, папа даст тебе вкусной колбаски!
— Дам, — согласился Мастер. — И тебе перепадет. Вот, держи кофе.
— Спасибо, — кивнула Таня. «Вот гад! Ни одному слову моему не поверил. И теперь будет искать эту химеру в человеческом облике самостоятельно. Здорово же тебя прижало, родной, если ты гоняешься за призраками…» — Слушай, а это что за развалины? Тут же был домик лесника. Ой, точно… Он сгорел. Какая жалость!
— Это мы его сожгли, — сказал Мастер с глубоким вздохом.
* * *
— Ну что, крокодил? — спросил Мастер. — Как самочувствие?
Вместо ответа собака лизнула хозяина в глаз. Мастер усмехнулся и резким движением руки подсек ей передние лапы. Карма опрокинулась в сугроб, перевернулась, села и помотала мордой, стряхивая с усов снег. Мастер начал медленно крениться в ее сторону, намереваясь в падении толкнуть собаку плечом, — но в последнюю долю секунды Карма вскочила, и Мастер грузно рухнул на то место, где только что была ее передняя лапа.
— Ах, ты так! — вскричал Мастер, метко швыряя пригоршню снега ей в нос. Карма подпрыгнула на всех четырех лапах и принялась, чихая и отплевываясь, наматывать круги, глубоко вспахивая сугробы, а Мастер безуспешно пытался ухватить ее за толстую задницу, бегая по внутреннему кругу. Тут с дерева неподалеку снялась потревоженная ворона, и Карма, залившись лаем, рванула за ней следом. На краю обрыва собака была вынуждена затормозить, а ворона тяжело спланировала вниз, к набережной Москвы-реки. Над городом вставало яркое и холодное январское солнце. Мастер уселся на ствол поваленного дерева и смотрел, как к нему возвращается рыжая красотка, а вдалеке за ее спиной пыхтит трубами и золотится куполами родная столица. По мостам сплошным потоком идут машины, отвозя людей на их ежедневную каторгу зарабатывания денег…
«Зачем? Все равно вы умрете. Очень скоро».
Это было несправедливо. Но Мастер слишком давно и прочно осознал, насколько эфемерным становится в его городе само понятие жизни с наступлением темноты. И даже при свете дня люди для него были всего лишь потенциальными тварями, неотвратимо приближающимися к гибели — и скорому возвращению домой, только уже из-под земли. Обыватель переставал селиться на первых этажах. Магазины и офисы по ночам охранялись крайне небрежно — мало стало таких отчаянных грабителей, чтобы выходить на дело затемно. И ни одна сволочь не задалась вопросом: что происходит, господа? Мастера не волновало молчание прессы, он догадывался (а теперь просто знал), что с ней «работает» Проект. Но его ужасало настроение рядовых горожан. Несмотря на страхи и кошмары, игнорируя постоянное напряжение, люди не воспринимали слухи о таинственных исчезновениях и ползающих по городу мертвецах. Они отмахивались от этих детских сказок, они не могли поверить. Ситуация была слишком дикой для того, чтобы выглядеть правдоподобной. Поэтому Мастер не винил людей. Он просто оплакал их, записал в покойники и забыл.
Но он не мог и бросить их наедине с угрозой. Там, на другой стороне реки, в домах на набережной, Школа оставила пять человек и одиннадцать собак. Это было поистине страшное место, где активность тварей поддерживалась естественным фоном геопатогенных зон и поверх только что заглушенной «дырки» могла тут же открыться новая. Там погиб бригадир Кен, упав без сил поверх четырех тварей, из которых он непостижимым образом высосал энергию. Там сгинули Джимми и Белый, налетевшие на засаду, нашлись только лучеметы с посаженными батареями, ворох гильз и что-то жуткое, оставшееся от собак. Школе этот ужас пошел впрок: изменилась тактика, появилось новое оснащение — а Мастер незаметно для Будды начал собирать материал по возможностям сенсов. Но вот городу не полегчало. Набережная расчищена, там сейчас безопасно — но никто там не хочет жить, и почему-то никто себя не спросит, а с чего бы это? Просто так повелось, что в этом районе, некогда очень престижном, жить нехорошо. Вредно. И все тут. Каждая вторая квартира продается, и задешево, но спроса нет. Ничего удивительного — Бенни под домами видит огромные черные пятна на местах бывших схваток. Интересно, кто именно наследил? Во всяком случае, от выходящих из зоны расчистки охотников сенсы в те дни кидались врассыпную. Школа училась воевать, и ей, будто так и надо, попался для начала самый трудный участок. И каждый охотник натерпелся страху на всю оставшуюся жизнь, а также до упора разозлился на тупых убийц и люто возненавидел тех, не менее тупых, кто попадался тварям в когти. Любовь охотника к конкретным людям разбавилась презрением к человечеству в целом. Школа уверенно шла в отрыв, давно спланированный руководством Проекта. Школа становилась чем-то вроде рыцарского ордена — бандой надменных душегубов, таких же уродов, как и те, с кем пришлось воевать.
Мастер жевал давно потухшую сигарету и думал о том, когда же наступил перелом. Сам он себя в Школе всегда ощущал кем-то вроде «нашего» шпиона в логове врага. Но постепенно к нему потянулись местные диссиденты. Первыми и основными сомневающимися оказались старшие групп и большинство начальников штабов — тех, кого в Школе, избегая армейской терминологии, называли аналитиками. Незаурядные люди, остро чувствующие свою исключительность, все они были типы сложные в обращении. Но любые разногласия и столкновения амбиций меркли перед главным — тем, что «мы стали ничуть не лучше тварей», «это все не просто так», «скоро нами будут травить людей», и прекрасной фразой Винни «Я им, бля, не вобла, чтоб сидеть на крючке!». Именно тогда Мастер увидел слабое место Проекта. Возможно, единственное. Время от времени Проект ошибался в людях. А при наборе охотников ошибка была заложена в самой посылке. Системная ошибка.
Теперь Мастер знал об этой ошибке почти все. Истина всплыла в разговоре с Доктором. Именно Доктор, некогда слишком гордый и самовлюбленный, а теперь просто раздавленный и усталый, изгой и лжец, злодей и гений, заложил-таки под Проект бомбу. Какие у него были мотивы, Мастер мог только догадываться. Вряд ли Доктор предполагал тогда, что однажды собственную дочь отдаст на растерзание Техцентру. Как раз после случая с Ниной-Олесей презрение к себе достигло у Доктора такого самоубийственного уровня, что он пошел на прямое сотрудничество с Мастером. И рассказал ему столько, что хватило бы на два расстрела и три пожизненных заключения.
Да, начал он издалека, и каждое второе слово его было ложью. Он здорово боялся получить от Мастера по голове и всячески сглаживал острые углы. Но, когда Мастер прижал его, вилять уже не пробовал, хотя о чем-то и умолчал. И чего Доктор на самом деле не мог толком объяснить — зачем он поступил именно так.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});