Читать интересную книгу Что для России лучше - Сергей Кара-Мурза

Весьма характерно и то забавное оправдание, которое приводится путинской властью для обоснования сохранения советского идейного наследия. Ликвидация такового (в виде ленинских истуканов, самой мумии и т.п.) наведет, видите ли, старшее поколение на мысль, что его жизнь прожита зря, и ему будет обидно. Но если смысл жизни этого поколения заключался исключительно в построении социализма и коммунизма, то оно действительно прожило ее напрасно, и скрыть этот факт совершенно невозможно, коль скоро привычного ему социализма больше нет, а все принципы, во имя искоренения которых трудилось это поколение, формально восстановлены.

По этой логике для утешения ветеранов следовало бы раскулачить олигархов, передать под дома отдыха коттеджные поселки на Рублевке, вернуть пресловутую колбасу по 2.20, поставить в отдаленной перспективе цель строительства коммунизма и т.п. Ничего такого, однако, власти делать не собираются, а «в порядке возмещения морального ущерба» предлагают любоваться советско-коммунистической символикой. Получается совсем смешно (а для того поколения просто издевательски) — выходит, они жили даже не для строительства «светлого будущего», а всего лишь ради того, чтобы в стране были понастроены изваяния вождям большевизма. Нормальная власть, сама свободная от советских комплексов, просто объяснила бы людям, что жизнь их — самоценна и вовсе не сводится к реализации безумных утопий преступной ленинской шайки.

Но нынешние правители — такие же коммунисты, только стыдливые, заняв место более «адекватных» коммунистов, испытывают перед ними комплекс вины. Действительно, ведя правопреемственность от советского режима, они играют на чужом поле, законным хозяином которого является КПРФ. Если бы дело обстояло так, как представляют коммунисты и власть была бы тем, что они о ней говорят, советский режим давно бы был признан преступным, а стремящаяся его возродить КПРФ — запрещена. Нетрудно заметить, что если, например, пытающимся зарегистрироваться монархическим партиям отказывают на том основании, что их установки противоречат действующей конституции, то программа КПРФ, противоречащая ей в гораздо большей мере, основанием для такого запрета не прослужила.

Отношение между КПРФ и властью сильно портило лишь то, что коммунистам свойственны самонадеянность и склонность воспринимать малейшую уступку или успех как преддверие полной победы, отчего они моментально наглели и проявляли в отношениях с властью сверхнормативную агрессивность, отчего власть была вынуждена нехотя им противостоять; так что своей непримиримостью они несколько раз предотвращали полевение самой власти.

Иногда приходится слышать, что власти не хотят обижать КПРФ потому, что «у нас сочувствуют притесняемым». Это совершенно не так. Достаточно вспомнить, что свой наихудший результат (12,4%) КПРФ продемонстрировала в 1993 г. После октябрьских событий, когда было впечатление, что с коммунистами теперь церемонится не будут и КПРФ вот-вот запретят, половина ее голосов досталась Жириновскому. Но как только обнаружилось, что ничего такого не произойдет, а КПРФ остается вполне респектабельной партией, эти голоса в 1995 г. вернулись к КПРФ (и ЛДПР получил 11% вместо 23, а КПРФ 22 вместо 12).

Судить о «поправении» или «полевении» настроений электората в зависимости от результатов текущих голосований за «ЕдРо», КПРФ и прочих можно лишь чисто условно, поскольку все предлагаемые варианты достаточно левые. Равно как нет оснований говорить о «поправении» или «полевении» партии власти, комплекс воззрений которой позволяет ей предельно просто делать это в зависимости от обстоятельств.

Сколько-нибудь существенное значение для его реакции (конечно, лишь некоторой его части, но которая и дает изменение результатов на несколько процентов) имеет «державное» начало во внешней политике. Собственно, и ностальгия по СССР есть проявление не столько левизны, сколько «державности». И хотя об этом обычно стесняются (и прежде всего партия власти) говорить вслух, но на деле обращение именно к этой струне народного сознания дает определенных успех той или иной партии. Достаточно вспомнить, что когда в первой половине своего правления Путин шел на постоянные уступки США, это сразу же сказалось на всплеске успеха ЛДПР, получившей в 2003 г. вдвое больше, чем в 1999 г. Точно так же единственный раз, когда СПС получил вдвое больше, чем он получал до и после (8,5% в 1999 вместо 4% в 1995 и 2003) он был обязан этим исключительно тому, что его лидеры открыто поддержали Путина в стремлении покончить с чеченским сепаратизмом.

Этим обстоятельством в конечном счете определяется и принципиальное отсутствие избирательных перспектив «Яблока» и СПС. Партии, которые воспринимаются как агентура иностранной державы, никогда не смогут рассчитывать занять сколько-нибудь серьезное место в политике. Другой вопрос, что за отсутствием у нас независимых предпринимательских слоев и вообще структур, могущих оказывать поддержку СПС внутри страны, им больше неоткуда брать средства, как из-за границы. Но иностранная помощь обусловлена соответствующей позицией по международным вопросам. Выхода из этого круга нет.

Таким образом, результаты голосований определяются сущностью существующей власти и ее отношениями с партиями. Если же говорить о настроениях электората, то они к настоящему времени определяются главным образом сложившейся традицией голосования за те или иные партии и отчасти — реакцией на поведение власти на международной арене.

Как уже говорилось, наши партии — «ненастоящие», и голосование за них происходит не столько по идейно-политическим мотивам или социальным обещаниям, сколько по достаточно абстрактным симпатиям, как на Евровидении — кто больше понравится. Причем огромную роль играет однажды сделанный выбор — во множестве семей существует традиция голосовать за ту или иную известную с начала 90-х партию вне зависимости от того, как себя в дальнейшем ведут или что говорят их лидеры. Именно «традиция» до сих пор держит на плаву некоторые партии, объективно ставшими «лишними», ею в первую очередь объясняется живучесть «Яблока» или ЛДПР.

Все группировки, присутствовавшие на политической сцене последние полтора десятилетия, нетрудно разделить на 4-5 основных групп, голосование за которые отражает, конечно, не политические убеждения (более 90% населения сколько-нибудь определенных политических взглядов просто не имеет), а самые общие настроения. Выделяются, таким образом, 1) «партии власти» (большие и не очень партии, которые воспринимаются как адекватные существующему режиму и его поддерживающие) — в разное время к таковым относились «Демвыбор», ПРЕС, НДР, ЕР, ОВР, не считая более мелких; 2) «левая оппозиция» (КПРФ, АПР, прочие коммунисты); 3) «демократы» («Яблоко», СПС и проч.), 4) «патриоты» (КРО, «Родина», мелкие «русские» партии); 5) ЛДПР (играющая очень специфическую роль).

Нетрудно заметить, что голосование за «партии власти» тесно связано с личностью первого лица, хотя ни Ельцин, ни Путин себя с ними подчеркнуто не отождествляли. Но не менее 10%, а часто и более склонны вообще всегда голосовать за любую власть. В 1993 г. партии, отождествлявшиеся с властью, получили около 32%, в 1995 — 12, в 1999 — 38 и в 2003 — 42%. Т.е. только на пике непопулярности Ельцина их результат был минимален, в остальное же время не опускался ниже трети. Теперь же, когда режим вполне устоялся, и существует убеждение, что это «всерьез и надолго», потенциал голосования за партии власти еще более возрос. Поэтому нет оснований полагать, что их результат может быть хуже, чем прежде. Если же конец года будет ознаменован «державническими» проявлениями и при явке не менее 60% ЕР и СР могут получить более половины всех голосов.

Партии, воспринимаемые как «левая оппозиция» традиционно могли расчитывать примерно на четверть или треть голосов, но никогда больше. Если не считать самых первых выборов 1993 г., когда избиратель этого толка был отчасти напуган, а отчасти принципиально не стал участвовать в «играх антинародного режима», и результат был необычно низким (20% вместо нормальных для тогдашних настроений 32-33%), в дальнейшем их результаты неизменно снижались (главным образом за счет вымирания лиц чисто советского поколения): 31% в 1995 г., 27% в 1999 г., 16% в 2003 г. В последнем они должны были, впрочем, получить примерно 25%, если бы не «Родина», заявившая себя скорее как партия «патриотической» группы, но голоса свои взявшая в основном у коммунистов. В настоящее время в условиях разгрома «Родины», доля голосов за партии «левой оппозиции» должна бы возрасти, и они могли бы рассчитывать на свои «естественные» (с учетом дальнейшего вымирания «совкового» поколения) 20-22%. Но, возможно, некоторая часть перебежавших в свое время в «Родину» уже не вернется, а либо не пойдет голосовать, либо проголосует за то, что от нее осталось, и они не выйдут из 20%.