Читать интересную книгу Норвежский детектив - Герт Нюгордсхауг

Ронни в задумчивости почесал татуировку на правой руке. Семнадцатилетним он приобрел это украшение в Ливерпуле. Мне тогда тоже было семнадцать. Мы побились об заклад насчет этой самой татуировки. Кто в последний момент откажется от этой затеи, оплатит операцию за другого. Я проиграл.

— Нет, — сказал Ронни, — не понравилась мне эта выставка телок. Что твой магазин. А девицы весь свой азиатский шарм на помощь призвали, только чтоб заполучить богатого муженька из нефтяной империи Норвегии. И я их прекрасно понимаю. В Маниле — как и в любом большом городе. Тут тебе и рай, и ад. Ты там не бывал? Нет? Увидел бы мадгаратскую мусорную гору в Маниле, сразу бы все мечты о дальневосточной экзотике куда подальше забросил. Там целые семьи в мусоре живут, и мусором. Десятки тысяч людей живут в лачугах, скроенных из хлама, что другие вышвырнули на свалку. Там есть молодые ребята, так они ничего, кроме мусора, никогда не видели. И шансов оттуда уехать у них никаких, разве что их насильно переселят в более современные трущобы. Может, у них и появится маленькая надежда, если Маркос выборы проиграет. А может, и нет. Кори Акино беднякам сочувствует. Но она сама из иного мира, из высших классов, и другой жизни не понимает. Смены правительства недостаточно. Срыть мусорные городки тоже недостаточно. Бедность не уничтожишь, если просто переселишь бедняков в новые и более дорогие трущобы.

Я сидел, наверно, совсем уж с дурацким видом, потому что Ронни засмеялся.

— Не ожидал услышать такие речи от старого морского волка-реакционера? — хмыкнул он. — Вспоминаешь наши бурные дискуссии в прежние времена? Успокойся, я не вступил на старости лет в Рабочую компартию марксистов-ленинцев. Я тоже за Виллока осенью голосовал.

Он посерьезнел и сказал:

— Но я видел мусорный городок в Маниле.

16

Даже в пропотевшей и порванной нижней рубахе и с двухдневной щетиной на лице Стейнар Бьёрнстад производил впечатление человека, которому без раздумий можно доверить миллион, если хочешь вложить его в наиболее прибыльное дело. От него исходил резкий запах перегара, но и это не разрушало ощущения, что стоит только щелкнуть пальцами — и перед нами окажется молодой энергичный экономист, каковым хозяин квартиры, собственно, и был.

— Черт возьми, ну и времечко вы выбрали для визита, — пробормотал он, не вынимая изо рта сигареты. Каким-то непостижимым образом ему удалось произнести эту фразу так, что ее можно было принять за искреннее приглашение на деловой ленч.

— Мы с приятелем случайно оказались в этих краях, — объяснил Туре Квернму. — Ну, я и решил к тебе заглянуть.

Стейнар Бьёрнстад протянул вялую руку. Но пожал мою крепко.

— Стейнар, — сказал он.

— Антонио, — представился я.

— Проходите, — пригласил он. — Пивка?

— Спасибо, я за рулем, — ответил Туре.

— А мне вчерашнего достаточно, — отказался я.

И нисколько не преувеличил. Вечер у Ронни Хюсбю затянулся гораздо дольше, чем я рассчитывал, и когда мы наконец пожелали друг другу спокойной ночи, контрабандного виски в бутылке оставалось совсем на донышке.

Бьёрнстад пригласил нас в гостиную. На диване сидела светловолосая девушка лет шестнадцати или чуть больше, с бутылкой пива в руке. Трусы от купальника да расстегнутая рубашка — вот все, что на ней было. Увидев скрытный, едва заметный кивок Бьёрнстада, она поднялась и вышла из комнаты. Не совсем твердой походкой.

— Может быть, кофе? — предложил Бьёрнстад.

Мы с Туре не отказались, и хозяин вышел на кухню. Судя по доносившимся оттуда звукам, он сперва налил воды в кофеварку, а затем сполоснул чашки.

Мы находились в типичной холостяцкой квартире. Не совсем прибранной и не совсем чистой. Мебель дорогая, но купленная, видно, по случаю, без всякой системы. В одной из секций почти пустой стенки стояли цветной телевизор и видеоплейер последней модели. Судя по кассетам на подставке, хозяин предпочитал развлекательные фильмы. В двух углах громоздились метровой высоты кипы газет. На столе перед нами стояла переполненная пепельница и батарея из семи пустых пивных бутылок.

Тем не менее, когда Бьёрнстад вошел в комнату, мы словно бы очутились в стильно и со вкусом отделанном офисе в новом банковском здании суперсовременной архитектуры.

Он поставил на стол две почти чистые чашки.

— Ты говоришь по-норвежски? — спросил он меня.

— Вроде неплохо, — ответил я. — Я родился в Тронхейме. В «Родильном доме».

У него только непроизвольно дернулось веко — единственное, чем он выдал свое удивление. Мы услышали, как за блондинкой захлопнулась входная дверь. С кухни донеслось бульканье кофеварки.

— Туре тебе наверняка рассказывал, как мы славно попьянствовали два года назад в Маниле, — сказал Бьёрнстад. — Ну и компашка тогда подобралась.

Он просунул руку под брюки и без всякого стеснения почесал между ног. Потом повернулся к Туре:

— Я тебя с тех пор не видел. Ты все еще здесь живешь? Учишься?

— Видно, никогда не закончу, — вздохнул Туре. — Только долг за учебу растет. А ты в банк перебрался?

Бьёрнстад покачал головой:

— Я собственное дело открыл. На рынке столько денег, и они просто криком кричат, чтобы их с умом разместили.

Бульканье на кухне прекратилось, он затушил сигарету и вышел, забрав с собой пустые бутылки. Когда он вернулся, Туре сказал:

— А я думал, ты женился там, на Филиппинах.

— Верно, женился. Но брак оказался с браком. Она уехала домой.

— А что случилось? — поинтересовался я.

Бьёрнстад разливал кофе, позабыв обо всем на свете.

Возможно, он не расслышал вопроса.

— И хорошо, что так произошло, — сказал он. — А то я бы наверняка кончил так же, как тот старикан из Северного Трённелага. Он, кажется, тоже был в той поездке?

— Кольбейн Фьелль? — уточнил Туре. — Которого убили?

— Да. Его же филиппинская баба.

Туре кивнул:

— Я читал в газетах. Он не общался с Бьёрном Уле Ларсеном?

— Как ты его назвал?

— Бьёрн Уле Ларсен.

— Он был с нами в Маниле? Черт его знает, вроде не помню такого. Да я вообще мало что из той поездки припоминаю.

Бьёрнстад грубо хохотнул и рыгнул. Но вышло у него это на удивление благообразно.

— Ну и что ты об этом думаешь? — спросил Туре.

Мы сидели в машине. У меня на коленях лежал список ездивших в Манилу. Рядом с именем Стейнара Бьёрнстада только что появилась галочка. Туре положил руки на руль. Словно хотел ухватиться за что-то прочное. Он утратил долю своей самоуверенности, стал меньше походить на крестьянина и больше напоминать человека.

— Ты имеешь в виду нашего друга экономиста, — спросил я, — или затею в целом?

— И то и другое. Скорее последнее. Ты уверен, что во всем этом есть хоть какой-нибудь смысл?

— Я ее где-то видел, — сказал я.

— Кого?

— Девчонку. Где-то я ее видел. Может, в кафе. Поехали?

Он не ответил. Вдруг я увидел белый «мерседес», парковавшийся метрах в двадцати от нас. Невысокий худой человек вышел из машины. На мгновение он повернулся ко мне в профиль и сразу же напомнил Шарля де Голля.

Я толкнул Туре в плечо.

Человек направлялся к тому подъезду, из которого мы вышли всего лишь несколько минут назад.

Туре присвистнул.

— Вот это да, — сказал он. — Рагнар Мюрму наносит визит Стейнару Бьёрнстаду.

17

Компьютерные технологии всегда представлялись мне чем-то из заоблачных высей, великой тайной, подлинный смысл которой нам, простым смертным, познать не дано. Терминал с мерцающим зеленоватым экраном — это алтарь новой религии, по силе своего все возрастающего влияния уже сейчас превосходящей христианство. Ее миссионеры ведут священную войну против язычников-иноверцев, войну, что в своем слепом фанатизме и кровавом безумии затмевает самые смелые фантазии любого исламского аятоллы. «Иди в мир и одари все народы личными регистрационными номерами, обрати их в последователей двоичной системы исчисления, избави их от сил зла, собирая всю информацию в священный центральный банк данных, ибо я есмь и Царство и Царь, я есмь единственный истинный Бог на земле и пророк его и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь». А уж коли добра они не поймут, тогда какой-нибудь невзрачный индивидуалист вроде микропроцессора в американском или советском электронном мозгу выпустит на орбиту, с предельной точностью рассчитанную тем же самым электронным мозгом, шедевр техники в виде межконтинентальной ракеты, что сумеет поразить цель в обход самых современных, работающих только на электронике, систем противовоздушной обороны.

Лассе Квендорф никак не соответствовал рожденному моим воображением образу высших иерархов новой мировой церкви. Я познакомился с ним года два-три назад. Он был преданным сторонником ролевых и ситуационных игр, каковым отдавал дань и я, и мы вместе с ним боролись за освобождение магического мира фантазии от власти безнравственного и тиранического колдуна. Лассе — один из немногих знакомых мне компьютерных мальчиков, не имеющих технического образования. Вообще-то он собирался заниматься географией и со своей пышной шевелюрой и бородой больше всего напоминал добродушного демонстранта на экологическом митинге конца семидесятых годов. Трудно представить, благодаря каким поворотам судьбы он оказался на должности заместителя инженера в отделе университетского электронно-вычислительного центра.