Дорогой опять прокуковала им кукушка:
Ку-ку, ку-ку.Да вы к венцуВезете белую овцу!Ку-ку, ку-ку!
Вернулись ужи, зашипели и опять потребовали невесту.
На этот раз отдали им белую телку, но кукушка вновь остерегла их, и они вернулись. Еще пуще разгневались ужи, пригрозили родителям и засухой, и потопами, и голодом за то, что не держат своего слова.
Оплакали домашние Елочку, нарядили и отдали тогда ужам. Везут они ее, а кукушка знай кукует:
Торопитесь, торопитесь!Заждался невесты витязь!
Наконец Ель с провожатыми приехала на берег моря. Там встретил ее красавец молодец и сказал, что он и есть тот Уж, который заполз в рукав ее рубашки.
Тотчас переправились они на ближний остров и там спустились под землю, на самое дно морское. А на дне морском стоял богато разукрашенный дворец. Там и свадьбу справили. Три недели пили, плясали, гуляли.
Во дворце Ужа всего было вдоволь. Развеселилась Ель, успокоилась, а потом и вовсе забыла родной дом.
Миновало девять лет. У Ели уже три сына было — Дуб, Ясень и Береза, а четвертая, самая меньшая, — дочка. Ее Осинка звали.
Однажды распроказничался старший сын и стал у матери Ели допытываться:
— Где живут твои родители, матушка? Вот бы их навестить.
Тут только и вспомнила Ель отца с матерью, сестер и братьев — всю свою родню. И задумалась: как-то им живется? Здоровы ли, живы ли, а может, стариков уже и на свете нет? И так-то захотелось ей взглянуть на родной дом. Ведь столько лет не была она там, не видала отца и матушку, так стосковалась по ним… Но муж сперва и слушать ее не хотел.
— Ладно, — наконец согласился Уж, — отпущу тебя. Только спряди-ка вот эту шелковую кудель, — и показал ей на прялку.
Взялась Ель за прялку: и день и ночь прядет, а кудель меньше не становится. Смекнула Ель, что тут какой-то обман: кудель-то, видать, была заколдованная, пряди не пряди — все равно не спрядешь. И пошла она к старухе ведунье, жившей по соседству.
Приходит и жалуется ей:
— Матушка, голубушка, научи меня спрясть эту кудель.
Старуха и говорит:
— Затопи печь, брось в огонь кудель, иначе ее вовек не спрясть!
Вернулась Ель домой, затопила печь — будто под хлебы — и бросила кудель в огонь. Шелк так и вспыхнул, и увидала Ель жабу величиной с добрый валек; она прыгала в огне и пламени и выпускала из жаркого рта шелковую пряжу.
Догорел огонь. Исчезла жаба, а пряжа серебряная осталась.
Взяла тогда Ель и спрятала пряжу и опять стала просить мужа отпустить ее хоть несколько дней погостить у родителей.
На этот раз вытащил муж из-под скамьи железные башмаки и сказал:
— Как износишь их, так и пойдешь.
Переобулась Ель и ну ходить, топтать, разбивать их об острые камни. А башмаки толстые, крепкие, не стаптываются, да и только. Нет им износа, на весь век хватит.
Опять пошла Ель к старухе за советом, и та научила ее:
— Отнеси башмаки кузнецу, пусть их в горне накалит.
Ель так и сделала. Башмаки прогорели, и она в три дня износила их и снова стала просить мужа отпустить ее к родителям.
— Ладно, — сказал муж, — только сперва испеки пирог, а то без гостинца идти не полагается.
А сам велел всю посуду попрятать, чтобы Ели не в чем было тесто поставить.
Долго ломала голову Ель, как принести воду без ведра, как замесить тесто без квашни. И опять пошла к старухе. Та и говорит:
— Замажь решето закваской, зачерпни речной воды и в нем же замеси тесто.
Ель так и сделала. Замесила тесто, испекла пироги и собралась с детьми в дорогу. Проводил их Уж, перевел на берег и наказал:
— Гостите не дольше девяти дней, а на десятый возвращайтесь! Выходи на берег с детьми без провожатых и покличь меня:
Если жив ты, муж мой верный,Брызнут волны белой пеной,Если помер — пеной красной…
Вскипит море молочной пеной — знай, что жив я, а вскипит кровавой пеной — значит, пришел мне конец. А вы, дети, смотрите никому не проговоритесь, как меня выкликать надо.
Сказав это, распростился с ними и пожелал им благополучного возвращения.
Сколько было радости, когда Ель в отчий дом явилась! И родичи и соседи собрались поглядеть на нее. Один за другим расспрашивали, как ей со змеем живется. Она только рассказывала и рассказывала. Все наперебой угощали ее, говорили ласковые речи.
И не замечала Ель, как дни летели.
Тем временем двенадцать братьев, сестры и родители раздумывали, как бы удержать Ель дома, не отпустить ее к Ужу. И порешили: выведать у детей, как, выйдя на берег, станет Ель вызывать мужа со дна морского. А потом пойти туда, выманить его и убить.
Завели они старшего сына в лес, обступили его и стали спрашивать. Только он прикинулся, будто знать ничего не знает. Как ни пугали его, что ни делали, а допытаться не могли.
Отпустили его дядья, наказали ничего не говорить матери.
На другой день взялись они за Ясеня, а потом за Березку, но и те тайны не выдали.
Наконец, завели в лес меньшую дочку — Осинку. Сперва и она отнекивалась, говорила, что не знает, а как пригрозили ей розгами — сразу все выболтала.
Тогда двенадцать братьев взяли косы острые, вышли на морской берег и кличут:
Если жив ты, муж мой верный,Брызнут волны белой пеной,Если помер — пеной красной…
Только выплыл Уж из моря, напали на него двенадцать братьев Ели и зарубили. Вернулись они домой, ничего сестре не сказали.
Прошло девять дней, миновал срок, Ель распростилась с родичами, вышла с детьми на морской берег и кличет:
Если жив ты, муж мой верный,Брызнут волны белой пеной,Если помер — пеной красной…
Замутилось, зашумело море, вскипела кровавая пена, и услыхала Ель голос своего мужа:
— Двенадцать братьев твоих косами зарубили меня, а выдала им меня Осинка, любимая наша дочка.
Ужаснулась Ель, заплакала и, обернувшись к трусливой Осинке, молвила:
Стань пугливым деревцем на свете,Век дрожи, не ведая покоя,Пусть лицо твое дождик моет,Волосы твои терзает ветер.
А сыновьям своим верным, смелым сказала:
Станете большими деревами,Елью я зазеленею рядом с вами.
Как она сказала, так и стало. И теперь дуб, ясень и береза могучие, красивые деревья, а осина и от самого легкого ветерка дрожит — все за то, что побоялась своих дядьев и выдала им родного отца.
Чудесная мельница Сампо
Карельская легенда
Однажды старуха Лоухи, повелительница туманной Похъелы, сказала Ильмаринену:
— Ильмаринен, кузнец из зеленой Калевалы, выкуй мне чудесную мельницу Сампо, которая одним жерновом молола бы муку, другим соль, а чтобы из-под третьего сыпались деньги. Если выкуешь такую мельницу, то в награду я отдам за тебя мою младшую дочь.
А младшая дочь старухи Лоухи была красавица из красавиц, и кузнец Ильмаринен ответил:
— Выковал же я небо, выкую и чудесную мельницу Сампо.
На берегу моря, среди угрюмых утесов, он поставил горн и наковальню. Разжег в горне огонь и принялся за работу.
— Эй, ветры, южный и северный, западный и восточный, раздуйте пламя в моем горне! — воскликнул Ильмаринен.
Прилетели ветры, задули, забушевали — разгорелось пламя, полетели искры над морем, черная туча гари поднялась к небу и смешалась с облаками.
Пять дней, не угасая, пылало пламя в горне, на шестой заглянул Ильмаринен в огонь и увидел на дне горнила мельницу.
Выхватил он мельницу из огня, положил на наковальню, выковал своим искусным молотом три жернова, выковал узорную крышку. И вот готова Сампо — чудесная мельница, что одним жерновом мелет муку, другим соль, а из-под третьего сыплются деньги.
Обрадовалась редкозубая старуха Лоухи, подхватила Сампо, утащила мельницу в каменную пещеру, заперла на девять замков и запоров.
— Ну, теперь давай твою дочку, — сказал Ильмаринен Лоухи.
— Прежде надо спросить ее саму: захочет ли она еще выйти за тебя замуж, — говорит хитрая старуха.
А красавица отвечает:
— Если я выйду замуж, кто тогда будет весною петь с птицами, летом ягоды собирать? Кто будет осенью играть в нашей роще? Нет, не пойду я замуж за Ильмаринена.
Возвратился Ильмаринен из туманной Похъелы в зеленую Калевалу ни с чем.
Вещий калевальский певец старик Вяйнямейнен, увидя его, спросил:
— Почему ты сегодня так печален, кузнец Ильмаринен? Как живут нынче в Похъеле?
— В Похъеле нынче живут хорошо, — хмуро ответил Ильмаринен. — Выковал я для старухи Лоухи чудесную мельницу Сампо. День и ночь вертится она в скале, мелет для Похъелы муку, соль и деньги. А печален я, потому что обещала мне в награду за мельницу редкозубая Лоухи свою младшую дочь в жены, да обманула.