печкой было расквартировано. Тут вышел приказ в поход выступать — к порогу. Король посылает меня, своего адъютанта, узнать у хозяйки, можно ли нам промаршировать по избе. Вылез я из-под печки, вижу — баба прядёт. Я поклонился вежливо и спрашиваю:
«Можно нашему войску по избе промаршировать?»
Она глаза вытаращила, но всё-таки разрешила. Я — обратно к королю. Король приказал бить в барабаны. Под печкой суета поднялась, музыканты заиграли, и войско в полном вооружении промаршировало перед крестьянкой. Когда она потом рассказывала об этом, ей никто не верил.
Ребятишки ахали и ещё шире рты разевали.
А Чудило-Мудрило подбросит хворосту в костёр, закопает картошку в горячую золу и снова начнёт:
— А то вот ещё какой случай был.
Вздумал один бедный-пребедный гном жениться. Пригласил гостей на свадьбу, а угощать-то нечем.
Пошёл он к одному овчару и говорит:
«Дай мне жирного барана, а я тебя на свадьбу приглашу».
Дал овчар барашка. Вот приходят к нему дружки и на свадьбу приглашают.
«А где будет свадьба?» — спрашивает он.
«В мышиной норке», — отвечают дружки.
«Ну хорошо».
Нарядился овчар в новый пиджак, сапоги салом смазал, ворот рубахи яркой ленточкой повязал и пошёл.
Нелегко было в мышиную норку пролезть, но он нагнулся пониже и влез.
Каково же было его удивление!
Он думал, в мышиной норе — грязь, теснота, а там везде золото сверкает, музыка гремит, в первой паре молодая танцует. За стол хоть сто человек сажай. А от бараньего жаркого дух такой идёт, что слюнки текут.
Наелся овчар до отвала, потанцевал вволю, а когда уходить собрался, музыканты ему туш сыграли. Вылез он наверх и с тех пор всё пел да пел целыми днями, а про свадьбу всю жизнь вспоминал.
— Батюшки! — удивлялись пастушата, таращась на Чудилу-Мудрилу.
А он кивал головой и говорил:
— Да, да, гномы хоть и маленькие, зато могущественные и очень много знают.
III
В один из этих осенних деньков Вродебарин вышел прогуляться.
Вид у него был снова цветущий. Только на вздутом горле чуть виднелся шрам — память о том, как он лопнул и старушка зашила его; но этот едва заметный след отлично маскировал белый галстук.
На Вродебарине был сюртук табачного цвета, пепельные панталоны, красивый жилет, на котором болтался массивный брелок с печаткой, манишка со стоячим воротничком, белоснежные манжеты, на ногах — лёгкие полусапожки, на руках — зелёные перчатки и трость под мышкой.
Он шёл, высоко подняв голову, надутый, самодовольный; без голоса он стал ещё спесивей.
Спесь так и распирала его.
Старые друзья-приятели повылезали из ручья поглазеть на него. Кое-кто заквакал от удивления, но Вродебарин даже обернуться не соизволил.
«Этот лягушачий сброд воображает, что я им ровня, — говорил он сам с собой. — Вот наглость! Как только поправлюсь немного, непременно переселюсь куда-нибудь подальше, чтобы меня эта семейка не компрометировала.
Иной раз просто в неудобное положение попадаешь, не знаешь, что и сказать. Не дальше как вчера встречаю я братьев фон Шмель — Крикуна и Буяна, они называют себя дворянами, хотя, между нами говоря, предки их самые обыкновенные трутни. Они спрашивают:
«Это правда, что вы родом из этого ручья?»
Я возмутился и говорю:
«Я? Родом из этого ручья? Что вы, господа! Наоборот, я терпеть его не могу с того дня, как здесь родился».
Тут этот сброд высунулся из воды и давай квакать:
«Брат… брат… брат…»
«Наш… наш… наш…»
А за ними — весь ручей:
«Лягушка… лягушка… лягушка…»
«Как мы… как мы… как мы…»
С ума сойти! При первой же возможности уеду отсюда! Уеду как можно дальше!
Может быть, дом в городе купить? Денег хватит — мои замечательные концерты принесли мне немалый доход!»
Так он шёл, рассуждая сам с собой, как вдруг услышал слабый, жалобный голос.
Из-под забора, протягивая руку за милостыней, встал маленький оборванный старичок с непокрытой головой и измождённым лицом.
— Не проходите мимо, сударь! — взмолился он сдавленным голосом. — Я бездомный скиталец… меня зовут Чудило-Мудрило. Может быть, вы слышали обо мне? Я был придворным историком короля Светлячка… А теперь я всего лишился… И слава, ради которой я пожертвовал покоем и счастьем, тоже отвернулась от меня… Где все мои товарищи? Где родина моя? — И крупные слёзы покатились по его худому лицу.
Но Вродебарин надулся ещё больше и уже хотел пройти мимо, как вдруг заметил на заборе сороку. Подёргивая хвостом, она поглядывала на него то одним, то другим глазом. Вродебарин моментально переменил манёвр и полез в карман. Он прекрасно знал, что сорока тут же разнесёт по всей округе, какой Вродебарин добрый и великодушный.
Чудило-Мудрило протянул колпак, но сорока, вспугнутая этим движением, улетела.
Тогда Вродебарин опять передумал: нащупал в кармане сор, труху и бросил в колпак нищего.
— Спасибо! — сказал Чудило-Мудрило.
Глянул Вродебарин, а у нищего в руке — чистое золото. Схватился он за карман, где у него кошелёк с дукатами лежал, а в кошельке — горсть мусора. Завопил Вродебарин — голос сразу