с накопителями и, увлекаясь, пренебрегал правилами техники безопасности. Я раз десять ловил его на нарушениях, просил быть осторожнее, он вроде бы обещал, но каждый раз снова нарушал и однажды не справился с потоком, выжег себе энергетические каналы… Я нашёл его в зале ещё живым, только и успел, что попрощаться.
Вот что на это сказать?
Только обнять крепче.
Нелепый, трагичный уход…
И лично для меня в этой истории страшно то, что Даниэль недалеко ушёл от своего дяди. Сегодня Даниэль ведь тоже, не думая о последствиях, перегрузил свои каналы. И пусть обстоятельства иные, вынужденные, но…
Даниэль резко выдыхает. Он словно стряхивает с себя воспоминания, поднимает голову и открыто улыбается. У него очень красивая улыбка, когда она искренняя, когда он улыбается не только губами, но и глазами. Пока я очарованно смотрю ему в лицо, Даниэль вдруг перехватывает мою ладонь, мягко приподнимает и касается пальцев в невесомом поцелуе.
Я теряюсь, а Даниэль, отпустив, рассказывает дальше как ни в чём не бывало, словно не было ничего, словно не было этого доверительного жеста, словно поцелуй мне померещился…
– Отец всегда был уважителен с мамой и никогда не давал повода заподозрить себя в романах на стороне, но отношения с Франческой он действительно поддерживал. Я был уверен, что отношения… не близкие, а дружеско-платонические. Отец никогда не приглашал госпожу ла Кер к себе и общался с ней только на приёмах обязательно при свидетелях, чтобы соблюсти приличия и не бросить даже тени на её репутацию. Злые языки смеялись, что отец и госпожа ла Кер встречаются тайно…
– Ясно.
Да уж.
– С юга пришло тревожное сообщение, что из Дарийских болот опять полезла нежиь. Отец отправился разбираться. Накануне он жаловался на головную боль и был не в лучшей форме. Во дворец пришло два сообщения. В первом отец лично сообщал, что по всем признакам нежить лезет не сама по себе, её растревожил некромант. Во втором сообщении говорилось, что князь трагически погиб в бою, внеся решающий вклад в победу над тёмным магом.
– А…
– Мама? Она, – Даниэль морщится и криво ухмыляется, – после трёх лет безупречного траура вернулась на родину и сейчас снова замужем за герцогом Кольварским. В редкой переписке она заверяет, что счастлива и довольна жизнью. Я рад за неё.
– По голосу не скажешь.
Даниэль пожимает плечами:
– Меня неприятно удивило не то, что она уехала, я бы поддержал, если это её желание, а то, как она это сделала. В день, когда вышел срок траура, мама отказалась выйти к завтраку, где она должна была впервые появиться не в чёрном, но пригласила меня на утренний чай. Она часто приглашала меня и раньше, всё было как обычно, мы болтали о погоде, о какой-то ерунде. Меня ждали дела, и минут через двадцать я отставил пустую чашку, поднялся, чтобы пожелать маме приятного дня, а она вдруг сказала, что её багаж уже в карете и она прощается насовсем.
– Возможно, она боялась долгого прощания? Боялась, что иначе не решится уехать?
Очень странный поступок, но кто знает, что было в её голове.
Если я правильно поняла, Даниэль к тому моменту уже три года правил, и доказал, что он взрослый состоявшийся мужчина. Предоставить взрослому сыну жить своей жизнью и заняться своей судьбой нормально…
– Я не спрашивал. Мама никогда не была щедра на объяснения и выражение чувств.
Даниэль открывает последний нетронутый ларец и демонстрирует мне коллекцию ювелирных украшений. С роскошным изумрудно-сапфировым колье соседствует простенькая серебряная цепочка с прозрачной висюлькой. Я не сразу улавливаю, что объединяет столь разные изделия, а потом доходит – каждое сделано так, даже колье, что его может надеть мужчина и при этом выглядеть пусть и экстравагантно, но не как псих, стянувший украшение из шкатулки жены.
– У нас же есть деньги…
– Это не для ломбарда, Света. Это артефакты, и почти все дядя сделал лично. Заказные только несколько с целительными свойствами. Дядя увлекался боевой магией, остальное было ему не особенно интересно. Возьми и носи, – Даниэль отдаёт мне висюльку и закрывает ларец.
– Погоди, туда же наверное, положи, – я отдаю Слезу. – А это, – я выкладываю на столешницу портальный камень, – держи при себе. Надеюсь, не пригодится.
Даниэль молча кивает.
Я завожу руки за голову, чтобы застегнуть замочек, но тонкая ювелирка выскальзывает.
– Света, позволь? – Даниэль поднимается с неожиданной быстротой, его приятно тёплые ладони ложатся мне на спину.
– С-спасибо.
Даниэль, застёгивая замочек, не делает ни одного лишнего движения, лишь мимолётно касается шеи подушечками пальцев, а у меня вдоль позвоночника прокатывается тёплая волна и пробегают мурашки. Воображение рисует, как Даниэль проводит по моей спине, и я вдруг понимаю, что отклонилась назад, лишь бы продлить касание.
Не-не-не, я же не собиралась! Я же… запуталась.
При всех недостатках и отягчающим грузом в виде короны Даниэль привлекательный мужчина. Он тот, кто закрыл меня собой, кто принял на себя удар жезла, хотя наоборот мог использовать меня в роли живого щита. Даниэль уже ходит и быстро восстанавливается. Да, я всё ещё полезна ему, но я не нужна, мной можно пожертвовать. А он защитил.
– Это я оставлю себе, – Даниэль показывает мне скрывавшийся в футляре боевой жезл. – Прости, но в твоих руках от него вряд ли будет много прока.
– Ага, оставляй.
Я забираю медь и пару серебрушек, а остальные монеты ссыпаю в шкатулку. Душевные откровения – это хорошо, но ими сыт не будешь, а нам нужна еда. Не знаю, что ждёт нас на кухне и в кладовке, но я хочу свежих овощей, фруктов, творога, сметаны, молока. Яиц бы купить…
Почему я опять оказалась уборщицей-кухаркой? Как так-то!
Но если приготовить обед Даниэль мог и приготовил, то рынок он никак не осилит. И вообще, нам обоим нужно, чтобы Даниэль восстановился как можно скорее, а для этого надо обеспечить ему отдых и хорошее питание.
Даниэль убирает шкатулку и ларцы в сейф, плита возвращается на место.
– Света?
– М?
– Что-то не так?
– Глупо, но мне страшно выходить в город, – со смешком признаюсь я.
Интерлюдия 5
Перед глазами панорамы чужого мира. Я видел совсем немного, но в память врезалось намертво.
Чужой мир, мир Светы – у неё такое странное, режущее слух имя, но красивое, его приятно повторять – больше всего поразил меня своим гигантизмом. В столице княжества всего семь трёхэтажных зданий, и я привык считать, что это высокие, выдающиеся здания. В мире Светы здания в десять и даже двадцать