Читать интересную книгу Сарторис - Уильям Фолкнер

Свет горел в соседней комнате, и он пошел туда. В конце этой комнаты была лестница; торопливо взобравшись наверх, он нащупал в темноте стену и дверь. Дверная ручка легко повернулась в его пальцах.

Это была та самая комната, он ее сразу узнал. Во всем ощущалось ее присутствие, и некоторое время сердце его глухо стучало где-то прямо в горле и все тело сотрясалось от вожделения, отчаянья и ярости. Наконец, он взял себя в руки: он должен сейчас же уйти. Ощупью пробравшись к кровати, он зарылся лицом в подушки, корчась и испуская сдавленные стоны, как раненое животное. Но надо было уходить, и он поднялся и снова стал ощупью пробираться по комнате. Свет едва теплился у него за спиной, и вместо двери он наткнулся на комод и некоторое время постоял, ощупывая его обеими руками. Потом выдвинул один ящик и начал в нем рыться. Ящик был наполнен слегка надушенным тонким бельем, но различить отдельные предметы на ощупь он не мог.

Он нашел в кармане спичку, чиркнул, прикрыл ее ладонью, выбрал какую-то мягкую вещь и в угасающем свете обнаружил в углу ящика пачку писем. Мгновенно узнав их, он уронил догоревшую спичку на пол, вытащил письма из ящика, сунул в карман, положил в ящик только что написанное им письмо, постоял еще немного, прижимая к лицу смятую ткань до тех пор, пока какой-то звук не заставил его поднять голову и прислушаться. В аллею въехал автомобиль, и когда он подбежал к окну, свет фар промелькнул под ним, осветил открытый гараж, и он в ужасе присел на корточки возле окна. Потом кинулся к двери, еще раз остановился и присел, в нерешительности пыхтя и урча.

Он снова подбежал к окну. Гараж теперь был темен, две темные фигуры шли к дому, и, сидя на корточках у окна, он подождал, пока они скрылись из виду. Затем, все еще не выпуская из рук украденное, он вылез из окна, повис, держась руками за подоконник, закрыл глаза и прыгнул.

Раздался звон разбитого стекла, и, оглушенный ударом, он растянулся плашмя в клубах затхлой сухой пыли. Оказалось, что он свалился в неглубокий цветочный парник; выбравшись оттуда, он попытался встать на ноги, но снова упал, и его охватил приступ тошноты. При падении он поранил колено, штанина начала намокать от теплой крови, и теперь он, закусив губы и задыхаясь от тошноты, лежал, сжимая в руках украденное, и широко раскрытыми безумными глазами глядел в темное небо. В доме послышались голоса, в окне над его головой зажегся свет, он повернулся, стал на четвереньки, поднялся, хромая, проковылял по лужайке, нырнул в тень можжевельников возле гаража, лег и стал наблюдать за освещенным окном, из которого, всматриваясь во тьму, высунулся какой-то мужчина. Сквозь пальцы, сжимавшие раненое колено, сочилась кровь. Слегка постанывая, он потащился дальше, с трудом вскарабкался на стену, спрыгнул в переулок и бросил шест в траву. Пройдя около сотни ярдов, он остановился, приподнял разорванную штанину и попытался перевязать рану. Однако носовой платок мгновенно промок, а кровь все лилась и лилась, стекая с лодыжки в ботинок.

Добравшись до задней комнаты банка, он закатал штанину, снял повязку и промыл рану в уборной. Рана все еще кровоточила, от вида собственной крови ему стало дурно, и он, шатаясь, прислонился к стене. Потом снял рубашку и плотно перетянул ногу. Его все еще тошнило, и он долго пил тепловатую воду из крана. К горлу тотчас подступил соленый комок, он схватился за раковину и, обливаясь потом, старался подавить тошноту. Наконец приступ прошел, но нога онемела, его охватила слабость, и ему захотелось лечь, но лечь он не смел.

Он пошел за барьер, оставляя на полу кровавые пятна. Дверь сейфа беззвучно открылась; не зажигая света, он нашарил ключ от кассы и отпер ее. Он брал только банкноты, но взял все, что нашел. Потом закрыл и запер сейф, вернулся в уборную, намочил полотенце и стер с линолеума следы своей крови. Потом вышел через черный ход и захлопнул за собою дверь. Часы на башне суда пробили полночь.

В проезде между двумя негритянскими лавками дожидался в потрепанном «форде» негр. Сноупс дал негру банкноту, и тот, заведя мотор, подошел к нему и с любопытством глянул на кровавую тряпку под разорванной штаниной.

– Что случилось, босс? Вас ранило?

– Наткнулся на проволоку, – коротко ответил Сноупс. – Бензина хватит?

Негр сказал, что хватит, и Сноупс сел за руль. Проезжая через площадь, он увидел, что ночной полицейский Бак стоит под фонарем возле почты, презрительно выругал его про себя, поехал дальше, скрылся в боковой улице, и вскоре шум его мотора затих вдали.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1

Был воскресный октябрьский день. Вскоре после обеда Нарцисса с Баярдом уехали на автомобиле, а мисс Дженни и старый Баярд сидели на освещенной солнцем веранде, когда, обогнув дом со стороны черного хода, к ним торжественно приблизилась предшествуемая Саймоном депутация. Она состояла из шестерых негров, облаченных в католическую разновидность воскресного платья, а во главе ее, сверкая грозным взглядом, важно шагал огромный негр в длинном двубортном сюртуке, с воротником задом наперед на бычьей шее, – Вот они, полковник, – объявил Саймон, тотчас же поднялся по ступенькам и повернулся спиной к посетителям, не оставив ни в ком ни тени сомнения касательно того, чью именно сторону он представляет. Депутация остановилась и принялась степенно и учтиво топтаться на месте.

– Это еще что такое? – спросила мисс Дженни. – Это ты, дядюшка Бирд?

– Да, нам, мисс Дженни. – Один из членов комитета обнажил свою седую шерстистую голову и поклонился. – Здравствуйте.

Остальные, переминаясь с ноги на ногу, начали один за другим снимать шляпы. Предводитель прижал свою шляпу к груди, словно член конгресса перед фотографическим аппаратом.

– Послушай, Саймон, что все это значит? – спросил старый Баярд. – Зачем ты привел сюда этих черномазых?

– Они пришли за своими деньгами, – пояснял Саймон.

– Что?!

– За деньгами? – с интересом повторила мисс Дженни. – За какими деньгами, Саймон?

– Они пришли за теми деньгами, которые вы им обещали, – прокричал Саймон.

– Я же говорил тебе, что не собираюсь платить эти деньги. Разве Саймон сказал вам, что я собираюсь их платить? – обратился старый Баярд к депутации.

– Какие деньги? О чем ты, Саймон? – снова спросила мисс Дженни.

Глава комитета открыл было рот, чтобы ответить, но Саймон его опередил:

– Да как же, полковник, вы же сами велели мне сказать этим черномазым, что вы им заплатите.

– Ничего подобного я не говорил, – свирепо возразил старый Баярд. – Я сказал, что если они хотят посадить тебя в тюрьму, пускай на здоровье сажают. Вот что я тебе сказал.

– Да что вы, полковник. Вы же мне ясно сказали. Вы просто про это забыли. Вот и мисс Дженни может подтвердить, что вы мне говорили…

– Ничего я не могу подтвердить, – перебила его мисс Дженни. – Первый раз все это слышу. Чьи это деньги, Саймон?

Саймон бросил на нее полный укоризны взгляд.

– Он велел мне сказать им, что заплатит.

– Будь я проклят, если я это говорил! – прокричал старый Баярд. – Я сказал тебе, что не заплачу ни единого цента. И еще я тебе сказал, что если ты позволишь им меня беспокоить, я с тебя живьем шкуру спущу, да, сэр.

– Я вовсе не позволяю им вас беспокоить, – примирительно отвечал Саймон. – К тому-то я и веду. Вы только дайте им деньги, а мы с вами уж как-нибудь после разберемся.

– Будь я навеки проклят, если я это сделаю, если я позволю черномазому дармоеду…

– Но ведь должен же кто-то им заплатить, – терпеливо разъяснил Саймон.

– Верно, мисс Дженни?

– Верно, – согласилась мисс Дженни. – Но только не я.

– Да, сэр, у них нет никакого доказательства, что кто-то должен им заплатить. Если их никто не утихомирит, они посадят меня в тюрьму. А что вы тогда станете делать – кто будет чистить и кормить лошадей, убирать дом и подавать вам на стол? Конечно, я могу пойти в тюрьму, хотя навряд ли каменные полы будут полезны для моего здоровья.

И он нарисовал трогательный образ кристально чистого, исполненного высочайших принципов человека, смиренно приносящего себя в жертву.

Старый Баярд топнул ногой.

– Сколько там денег?

Предводитель весь раздулся в своем сюртуке.

– Брат Мур, – произнес он, – благоволите перечислить все суммы, которые задолжал имеющей быть построенной второй баптистской церкви бывший дьякон Строзер в бытность свою казначеем церковного совета.

Брат Мур вызвал некоторое смятение в арьергарде депутации и наконец с помощью нескольких услужливых рук возник впереди – маленький, застенчивый, черный как смоль негр в мрачном, слишком большом для пего одеянии, – и проповедник величественно уступил ему место, ухитрившись каким-то неведомым способом сделать его центром внимания. Брат Мур положил шляпу на землю у своих ног и последовательно извлек из правого кармана красный носовой платок, рожок для обуви, плитку жевательного табаку и, держа их в одной руке, с несколько смущенным и растерянным видом продолжал производить раскопки другой. Затем он положил все эти предметы па прежнее место и извлек из левого кармана перочинный нож, палку, на которой была намотана грядная бечевка, коротенький кожаный ремешок с ржавой и явно негодной пряжкой и, наконец, засаленную записную книжку с загнутыми углами. Укладывая все остальное обратно в карман, он уронил ремешок, нагнулся, поднял его, после чего быстрым шепотом обменялся несколькими словами с проповедником. Затем раскрыл записную книжку, принялся ее листать и листал до тех пор, покуда проповедник, нагнувшись и заглянув ему через плечо, не нашел нужную страницу и не ткнул в нее пальцем.