Я им математику преподавала, строгая была, въедливая. Они меня боялись… Выйдет к доске, усатый, седой, весь потом покроется. Вот, помню, объясняла я им объём цилиндра. Сложного ничего нет, но их все эти «пи», «эр», «аш» в трепет вводили. Объяснила и вызвала одного к доске, для закрепления. Он стоит, молчит, потеет, усы теребит, на цилиндр нарисованный смотрит, потом махнул рукой, словно в отчаянии и говорит: «Знаете, Валентина Степановна, вот вы мне любую бочку дайте, даже не давайте, а только взглянуть дозвольте, я вам сразу скажу, сколько в ней литров бензину и даже, на сколько дней её, к примеру, полуторке хватит. А вот в геометрии этой вашей — ну ни хрена не понимаю». Вот так, ребятки, а вы говорите — геометрия.
Обычно говорят, что сейчас время другое, без знаний никуда. Ерунда! Знания, зачастую, далеко не самое главное. Сколько моих двоечников потом в люди выбилось! А сколько отличников с катушек съехало! Жизнь, ребятки, это и есть главная школа.
Чему их учить, если знания не важны? Разве я сказала «не важны»? Нет, я сказала «не самое главное». Знания, конечно, важны, особенно сейчас, но важнее научить не геометрии с алгеброй, а жизни. Научить трудиться, не просто делать, что говорят, а трудиться осмысленно, творчески, приучить к мысли, что всё в жизни необходимо зарабатывать, что ничего даром не даётся. Сформировать представления о честности, справедливости, о том, что и жить нужно соответственно этим представлениям.
Что для этого нужно? Только не новый предмет вводить, не тематические классные часы. Если хотите к чему-то у детей отвращение вызвать — введите такой предмет. Своим примером учить должны, собственной честностью, объективностью, трудолюбием. Знаете, я думаю, что при отборе в учителя требования должны быть очень высокими, и не столько к знаниям, сколько к личным качествам. Я часто удивлялась, как классы становятся похожи на своего классного руководителя. Ученик ведь себя с учителя срисовывает. Если учитель врун и ханжа, будьте уверены, класс его станет таким же, если хитрец и проныра, дети начнут юлить и подлизываться. В общем, каков поп, таков и приход.
Вот вы, Олег, говорите: «Без нормальной зарплаты хороших учителей не будет». Отчасти вы правы. Почему отчасти? Видите ли, высокая зарплата сама по себе не гарантирует высокую порядочность. У наших парламентариев зарплаты достаточно высокие, но вот об их порядочности мы с вами говорить, пожалуй, лучше не будем. Правда?
Хотя, конечно, зарплата не должна быть унизительной. Вообще-то учителям всегда платили мало. Судя по литературе, и до революции они тоже жаловались на бедность. Хотя их понятие о бедности существенно отличалось от нашего. На свою зарплату учитель мог содержать семью, прислугу. Ленин, например, тоже из учительской семьи. Мать никогда не работала, жили на зарплату мужа. Потом, после его смерти, на пенсию, больше никаких доходов. Пятеро детей, всех вырастила, выучила, университетское образование дала, никто её не трогал, хотя старший сын убийство царя готовил. Сам Ленин, помнится, считал, что вырос в бедности. При советской власти учителей тоже не баловали, едва-едва на жизнь хватало, но тогда все так жили, на фоне других не обидно было. Помню, у меня зарплата — шестьдесят и у мужа, он инженером был, — девяносто. Сын маленький. Ничего, жили. Сейчас, конечно, хуже. Почему хуже? Потому что сейчас средней руки бизнесмен получает в месяц столько же, сколько все работники школы вместе взятые. Конечно, это не справедливо. А уж какая пенсия у учителя, сказать стыдно… Вы на меня не смотрите, я нетипичный случай. У меня сын сразу, как перестройка началась, муж тогда как раз умер, кооператив с друзьями организовал. Уж как я его отговаривала, пугала, а он только смеялся. Потом фирму они открыли. У него теперь дом в пригороде, квартира большая, водитель, прислуга. Жена не работает, от дури собственной всё на курортах лечится. Он меня сколько звал к себе жить, но я не хочу, я уж сама как-нибудь, в своей двухкомнатной. Но помогать, помогает. А на пенсию я и не знаю, как бы прожила. О чём это я? Ах, да. Сейчас учителю сложнее свою бедность переносить, все «делают деньги», хочется плюнуть и заняться тем же. А что учитель продать может? Вот и получается, что продаёт он себя. Я, хотя и на пенсии уже десять лет, с коллегами своими, теми, которые ещё работают, встречаюсь периодически. Что там в школах творится, я знаю. Не нравится мне это. Нельзя всё к деньгам сводить. Ученик не должен учителю деньги платить. Учитель для ребёнка должен быть существом иного порядка, а не наёмной прислугой.
— Знаете, — в другой раз говорила Валентина Степановна, — я бы для учителей составила что-то вроде клятвы Гиппократа, что-то вроде присяги. И первым пунктом бы было: «Никогда не ври своим ученикам». Детям совершенно нельзя лгать. Они это моментально чувствуют. Нет, вы можете сами заблуждаться и утверждать что-то неверное, но никогда не убеждайте их в том, во что не верите сами. А для этого нужно всегда быть честным перед самим собою. Иначе они вас уважать перестанут. Бояться, может, и будут, а вот уважать, нет.
И ещё, гиблое дело, если учитель начинает кого-то из себя изображать. Говорят, что учительская профессия сродни актёрской, но это не совсем верно. Да, учитель должен уметь иногда сыграть, например, показать как он рассержен. По-настоящему сердиться на детей он никогда не должен, если он от их шалостей звереет, нужно из школы бежать, иначе себя до инфаркта или инсульта доведёшь, а вот продемонстрировать им, насколько их поведение плохое и как он на них сердит, нужно. Дети, как собаки, слова плохо понимают, а вот эмоции, в которые эти слова окрашены — великолепно. Тут учитель должен уметь сыграть гнев или обиду, сыграть очень точно, без фальши, а во всех остальных случаях он должен быть самим собою и только самим собою. Тут лгать нельзя.
Олегу эти разговоры с Валентиной Степановной нравились. Он с удовольствием слушал её воспоминания, о многом расспрашивал, порою брался спорить. Ольга же соседку по столу невзлюбила. Она, конечно, не сказала ничего нетактичного, но чувствовалось в ней холодное раздражение по отношению к рассказам старой учительницы.
В последний вечер они даже чуть не поругались из-за этого с Олегом. Придя после ужина в номер, он начал вспоминать что-то из рассуждений Валентины Степановны, и вдруг Ольга резко оборвала его.
— Ты что, Оль? — удивлённо взглянул на неё Олег.
— А ничего, достал ты меня этой бабкой. Только и разговоров, что о ней да о школе. Мы же договаривались о школе не вспоминать.
— Ладно тебе, интересно ведь. Да и не похожа она на бабку вовсе. Умная, интересная женщина.
— Ах, она уже интересная женщина! Может, ты и спать к ней переберёшься? А то что же ты спишь с неинтересной, иди к ней!