Олега и Ольгу все это почти не коснулось, возможно потому, что все их принимали за молодожёнов и особо не приставали. Ольга, выглядевшая в начале праздника радостно-возбуждённой, словно погасла. Они несколько раз за вечер потанцевали, она посидела с молодыми мамами, но их заботами не прониклась. Олег, выпив в мужской компании пару рюмок, устал отбиваться от настойчивых предложений «усугубить». Около трёх часов ночи они оказались у себя в номере.
— Уф! Как я устала! — Ольга с наслаждением сбросила туфли, зашвырнув их в разные углы. — Зачем я только эти туфли и платье тащила, на такой тусовке можно было и джинсами с кроссовками обойтись.
— Ну что ты! Ты в этом платье была лучше всех!
— Правда? Тебе понравилось?
— Очень!
— Я для тебя старалась. Погоди! — Ольга вскочила, порылась в своём чемодане и достала небольшой пакетик. — Это тебе, с Новым годом!
— Спасибо! — Он открыл пакет и достал чёрный кожаный ремень. — Вот спасибо, мне как раз ремень под джинсы был нужен. А это тебе! — он протянул Ольге маленькую коробочку, обтянутую чёрным искусственным бархатом.
Ольга как-то странно сглотнула, взглянула на него и некоторое время держала коробочку, не открывая. Потом глубоко вдохнула, словно собираясь нырнуть и, закусив нижнюю губу, приоткрыла крышку.
— Ах! — выдохнула она, то ли восторженно, то ли разочарованно. На чёрном бархате лежал маленький золотой кулон в виде буквы «О». — Спасибо! Спасибо тебе, дорогой, — и бросилась целовать Олега.
Олег несколько удивился такой бурной реакции. Кулон, хотя и был золотым, стоил совсем недорого, весил он всего около грамма. Но на поцелуи ответил с готовностью, и скоро они лежали на своей огромной кровати, пытаясь унять дыхание после ласк.
— Тебе хорошо? — Ольга приподнялась на локте и смотрела Олегу в лицо.
— Угу. — Олег, прикрыв глаза, плавал где-то на грани сна и бодрствования.
— А ты не боишься?
— Чего? Что мама придёт?
— Нет, — Ольга даже не улыбнулась, — того, что я залечу?
Олег открыл глаза и уставился на неё.
— Чему ты удивляешься, ты что, не знал, что от этого дети бывают?
Олег, конечно, знал, отчего бывают дети, но всегда считал, что это — проблема женщины. Ей же рожать, вот пусть и думает.
— М-м-м, а что, есть признаки? — Он окончательно проснулся, пытаясь сообразить, что можно сказать, а что нет.
— Нет, признаков нет. А если?
— Что — если? — тупо переспросил Олег.
— Если вдруг! Что тогда с ребёнком делать?
— Подожди, но ты же предохраняешься?
— Предохраняюсь, но ты же знаешь, стопроцентной гарантии никогда нет.
Ольга с непонятной Олегу настойчивостью смотрела ему в глаза, словно пыталась не услышать, а увидеть ответ на свой вопрос.
— Ну… ну тогда и думать станем, — наконец нашёлся он. — А пока, давай не будем придумывать себе проблемы.
— Ладно, — Ольга немного разочарованно, будто так и не узнав того, что хотелось, опустилась на подушку. — Давай спать. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответил Олег, осознавая, что спать ему совсем расхотелось. Он повернулся на бок и закрыл глаза. Но сон не шёл. Он вслушивался в мерное дыхание Ольги, но не мог понять, спит она в действительности или тоже нет. В какой-то момент ему показалось, что она всхлипнула, и он, протянув руку, погладил её по плечу, но Ольга никак не ответила на его ласку, и он решил, что она всё же спит.
«Ребёнок? — думал он, вглядываясь в черноту ночи за шторами окна. — Стать отцом? Наверное, это здорово, Володька вон как обрадовался, но я не уверен, что мне этого хочется».
Он представил себя и Ольгу с ребёнком на прогулке, вот они идут рядом, держась за ручку коляски, но никаких чувств при этом не испытал.
«А жить где? — думал он. — У меня? Скоро родители вернутся, будем все в одной квартире толкаться. А на что жить? Нужно работу другую искать. Да что это я, в конце концов? Ведь ничего нет! Ольга сама сказала! Куда мне сейчас жениться? Я и не хочу вовсе. Разве нам так плохо? Вот тоже, выдумала!»
За окном грохнуло, и штора осветилась красноватым светом, с улицы раздалось недружное, но воодушевлённое «Ура!». Видимо, народ продолжал праздновать. Олегу хотелось пить, в горле пересохло, язык стал шершавым.
«Пойду, схожу в столовую, — подумал он. — Там ещё гуляют, минералка, наверное, осталась».
Тихонько, стараясь не потревожить Ольгу, он встал, натянул рубашку и джинсы. Прислушался. Ольга дышала глубоко и размеренно.
Внизу, в столовой, праздник доживал последние часы. На столах громоздилась грязная посуда, пустые бутылки, объедки. Наиболее стойкая часть в количестве пяти мужчин и нескольких женщин продолжала истребление остатков спиртного, Олег с трудом отбился от их предложений выпить, взял со стола почти полную бутылку минералки и двинулся к своему номеру. Возле лестницы он столкнулся с невысокой плотной брюнеткой лет тридцати. Она сидела на подоконнике, чуть покачиваясь и с интересом рассматривала пустой коридор.
— Молодой человек, — обратилась брюнетка к Олегу, — Вы мне не поможете до номера добраться? А то я что-то совсем потерялась. У меня комната 115, а я её никак найти не могу.
Она цепко ухватила его под руку и, прижимаясь тугим бедром, покорно позволила довести себя до нужной двери.
— Да? Это она? Я здесь живу? Вот спасибо!
Брюнетка повернулась к Олегу лицом и в порыве благодарности чмокнула его в щёку. Сквозь одежду он почувствовал мягкую податливость прижавшейся к нему груди, тугую выпуклость небольшого животика. Он уловил запах алкоголя и незнакомых духов.
— Зайдёшь? — она кивнула на дверь.
— Спокойной ночи, — с лёгкой улыбкой ответил Олег.
— Ну и дурак! — брюнетка, надув губы, повернулась и зашла в номер, оставив дверь незапертой. Долю секунды он постоял, потом повернулся и пошел к себе.
«Жениться? — думал он, засыпая. — Зачем?»
Дни в пансионате летели быстро. Весёлые компании, так бурно отмечавшие праздник, на следующий день отмокли в бассейне, попарились в сауне, вечерок посидели в баре и через день уехали. Брюнетка Олега не замечала, а может, просто не помнила. Появились новые люди.
Олег и Ольга старались без нужды не называть свою профессию, потому что, узнав, что они учителя, окружающие почему-то начинали смотреть на них, словно на диковинных зверей, а разговор моментально съезжал на школьную тему.
Когда о собственных школьных годах начинали вспоминать мужчины, получалось, все они были хулиганами и оболтусами, когда о школьных годах своих детей начинали рассказывать пожилые дамы, их дети всегда оказывались медалистами, или, на крайний случай, отличниками; с испугом ожидания говорили о школе мамы малолетних детей; яростно выражали своё мнение о школе мамы детишек школьного возраста. Из всех рассказов следовало, что школа — дурдом, а учителя — дебилы, не говоря, конечно, о присутствующих.